Отражение. Зеркало любви

Оказалось, работает. Уборщицей, директор-то уже есть. И конечно, испытывает нужду, голод и страдания.

Справка с места работы?

Эм-м-м… ее нет. Можем запросить к следующему разу. Но зарплата – одни слезы. Кошачьи.

Почему-то судье это не понравилось, и внимание вновь обратилось на Матильду. Что у вас есть еще? Предъявите.

Первой предъявилась тетя Варя. Под ненавидящим взглядом Прасковьи свет Ивановны она рассказала, что Мария Домашкина как уехала черт-те когда, так и не возвращалась. И не помогала.

Откуда она знает? Так ближайшие соседи, с одной площадки, вместе мелких поднимали, кто детей, кто внучку. И она готова поклясться чем хотите, ни словечка не было. Не говоря уж о финансовой помощи. Не потому ли и Майя, покойница, Паркинсоном заболела?

Поди внучку подними да за дочь переживай…

От остальных соседей были письменные заявления по всей форме, Матильда лично из интернета черновики скачивала. Никто, никто за последние пятнадцать лет Марию Домашкину в глаза не видел.

Судья вопросительно посмотрела на Прасковью Ивановну.

– Врут они все! Помогала Машка, я сама свидетельница…

Почему-то свидетельские показания не тронули сердце судьи. Женщина улыбнулась.

– Замечательно! Давайте!

– Что – давать?

– Выписки. Квитанции о почтовых переводах, какие-то подтверждения перечисления денег…

Вот с этим было плохо. Не имелось ничего. Ни выписок, ни квитанций – вообще ничего. Прасковья заявила, что деньги передавали из рук в руки, со знакомыми.

Судья попросила предъявить знакомых.

Прасковья Ивановна ударила себя в грудь. Мол, я – и есть та самая знакомая. Лично все передавала, правда, без свидетелей, только что при сыне. Он все подтвердить может! Даже два раза! Но кажется, ей не поверили.

Судья покачала головой. Поинтересовалась, где работает муж несчастной страдалицы Домашкиной. Оказалось – ночным сторожем, сутки через трое. Здоровье… что со здоровьем?

Ах, есть такая болезнь – «отсидел»? Ну да. Наряду с «перепил» и «воспалением лени».

Матильда тем временем представила справку о зарплате. И порадовалась, что Антон такой лапочка.

Есть такое у частников. Платить минималку с налогами, а остальное в конвертах.

Плохо? Черная зарплата? Пенсионный фонд предаст вас анафеме, а налоговая лично подожжет костер? Да и плевать!

Учитывая все пертурбации в мире, вы сами-то уверены, что через сорок лет до пенсии еще будет и кому поджигать, и вы будете, и страна? И пенсия будет нормальная после всех деноминаций? Может, и горько, но кто ж его знает?

А сейчас Матильда была счастлива.

Минимальный оклад позволял ей не умереть с голоду. Все.

Платить с него алименты не представлялось возможным.

Судья еще раз все проглядела, задала пару вопросов и отпустила всех.

– Суд удаляется на совещание.

В этот раз Прасковья Ивановна не лезла с разговорами. Это потому, что в суд Малена пришла с тетей Варей. А та… поди скажи хоть слово! Это тебе не Матильда, с ней ты не судишься! Если ее выведут за скандал – ей наплевать. А вот то, что и тебя с ней выта- щат…

Прасковье надо было присутствовать в суде, а не сидеть в этот момент в обезьяннике. Так что она молчала, пока дверь опять не открылась и всех не позвали обратно.

Решение было простым.

Все притязания Марии Домашкиной признавались неправомочными и отклонялись.

Разом.

Ссылки на статьи, на кодекс, цитаты. Куча судебного сленга.

Тетя Варя захлопала в ладоши.

– Ура! Спасибо, ваша честь!

– Спасибо, ваша честь, – опомнилась Малена.

У нее с плеч словно камень свалился.

Да, мамаша может еще приезжать ругаться, подавать в суд, апелляцию, кассацию, обжалование, да хоть президенту писать – неважно. В первой инстанции Матильда дело выиграла, а переигрывать у нас суды очень не любят. С большой вероятностью если вы выигрываете первый раз, вы выигрываете и дальше. И наоборот – тоже.

– Да я… да мы губернатору напишем!!! – опомнилась тетя Паша.

Судья кивнула, разрешая писать хоть губернатору, хоть императору. Кому допишетесь.

Матильда еще раз поблагодарила и почти под руку с тетей Варей вышла на улицу. Ноги подкашивались.

И надо же такому статься?

Петюня!

* * *

Стоит довольный, хоть портрет пиши. А что?

Идеальный мужчина.

Низ – кроссовки. Потом идут растянутые треники цвета подгнившего баклажана, изящное пузцо пятьдесят последнего размера прикрывает майка-алкоголичка, поверх которой небрежно наброшен пиджак. Кожаный, конечно, а то ж!

В зубах – сигарета.

И улыбка на поросячьем анфасе.