Дорога на Ай-Петри

Пётр ухмыльнулся.

– А кто ведет регулярное наблюдение за соседним домом?

Как-то он помог ей постричь траву на лужайке. Она пригласила его на чашку кофе.

Дом внутри оказался не таким большим, как виделся снаружи. Гостиная с традиционной парой кресел и большим диваном переходила в крошечную столовую, где помещался всего лишь стол и несколько стульев. Маргарет пригласила его присесть и отправилась на кухню готовить кофе. Он устроился в одно из кресел. На маленьком столике лежало несколько альбомов с репродукциями. Он взял в руки один из них, сдул с него собачью шерсть и начал листать. Из кухни вышла собака и внимательно посмотрела на него. Надеюсь, ты не кусаешься, пробормотал он. Шумно дыша, собака осторожно подошла ближе, понюхала его колено и отвернулась, похоже, он её не заинтересовал. Не тявкнув даже для приличия, пыхтя, стала карабкаться на диван, где и растянулась с усталым видом. Ну и ну, действительно, раскормлена до невероятных размеров – таких он ещё никогда не видел. Такой собачке не то, что укусить незнакомца – залаять не под силу.

– Она очень добрая, – сказала Маргарет, ставя на стол в столовой кофе и бутерброды.

– Я вижу, – ответил он.

Пригласил её съездить в Наягра Фолз на выходных. Она согласилась, но, как ему показалось, безо всякого удовольствия. Позже он понял, почему.

Оказалось, что когда-то Маргарет жила рядом с водопадом. Училась на каких-то курсах и подрабатывала там же – сажала цветы в Парке Королевы Виктории, который располагался на берегу Ниагары прямо напротив американского водопада. Потом подрабатывала лифтёром, поднимала группы туристов на верхнюю палубу обзорной башни Скайлон Тауэр, а ещё позднее – официанткой в одном из ресторанов на берегу той же Ниагары. Для неё Ниагара не была ни волшебством, ни праздником. Это было место работы, место зарабатывания денег. Обыденность, одним словом. И ей не нравился шум падающей воды, все эти мощные децибелы, слышимые за километры от Наягра-Фолз.

Они стали встречаться – обычно пару раз в неделю, по вечерам. Он попытался нарушить этот странный режим, придя как-то во внеурочное время, но Маргарет не впустила, сославшись на то, что завтра у неё трудный день – ей предстояла какая-то поездка.

Она умела держать дистанцию, хотя была всегда спокойна и немногословна. Она не походила ни на одну из женщин, с которыми он имел дело раньше.

– Никогда не знаешь, о чем с ней говорить. Не знаешь, что у неё на уме, о чем она думает, – пожаловался он как-то.

– Да ни о чем особенном, – ответил Пётр. – Так же, как и ты – о счетах, о том, чтобы с работы не вылететь, где что подешевле купить, да какому ветеринару своих «пэтс» показать. Ну, о тебе ещё, может быть, думает, ближе к вечеру или по выходным, – пошутил.

Но Виктору было не до шуток. Он хотел понять, нужна ли действительно ему эта Маргарет, и насколько нужна. И вообще, что с ним происходит, хотел большей ясности в этой путаной жизни.

– Мы больше года встречаемся, а каждый раз мне кажется, что я вижу её впервые. Никогда ничего не рассказывает ни о работе, ни о себе. Весь разговор: How are you? Как ты? I am fine, and you? Я нормально, а ты? Прям из учебника пятого класса. Я о ней и не знаю ничего.

– А на фига знать-то? Нашел бабу и радуйся. Ты же жениться на ней не собираешься.

– Надо же когда-нибудь… Уже под сорок.

Пётр покачал головой.

– Только не на канадке. Сколько с ними не встречался, всё что-то не то. Менталитет другой. Всё у них на расчете построено, по-моёму, у них вместо сердца калькулятор. В глазах, когда она на что-нибудь смотрит, только цифры мелькают. Взглянет, и уже просчитала, сколько ты зарабатываешь и что имеешь… кроме детородного органа. Для женитьбы надо нашу девушку искать. Тут даже не в красоте дело, хотя это, конечно, тоже немаловажно… Наши хотя и крикливее бывают, а все равно – добрее. А если с любовью не получится, так хотя бы язык один и борщи почти все готовить умеют.

Виктор соглашался, действительно, лучше наших девушек нет. Но только где их взять в этой стране? Столько вокруг одиноких парней, которые и моложе, и выглядят лучше, чем он, и зарабатывают больше. И потом, если разобраться, «наши» девушки, особенно те, кто сумел вырваться на канадские просторы в относительно юном возрасте, тоже отлично умеют считать. И тоже предпочитают канадцев с тугими кошельками. И деньги они любят тратить не хуже канадских вертихвосток. Нет, дело не в национальности…

Петру повезло – он встретил Надю (хотя неизвестно ещё, чем у них дело кончится). Она из Томска. Насмотрелась фильмов про красивую жизнь и отправилась в Мурманск, буфетчицей на корабль устраиваться. В первом же порту сошла на берег, да так на этом берегу и осталась. Сияет теперь обворожительной улыбкой, как какая-нибудь кинозвезда, налево и направо, убеждая потенциальных покупательниц, что в магазине «Аврора» лучшие кофточки в Торонто.

А у Виктора, вот, на данный момент, на жизненном пути оказалась только местная Маргарет. Что, если поразмыслить, в общем-то, тоже не так уж плохо. В ней много положительного. Немногословна, без претензий, особых развлечений не требует. Обычно пару раз в неделю они обедают в каком-нибудь ресторане. Чаще – в китайском. У неё есть излюбленные места, её там знают. Иногда они вместе отправляются в огромный молл – супермаркет, или по маленьким магазинам бродят, рассматривая товары. Редко что-нибудь покупают. Но если такое случается, за свои покупки она всегда платит сама. Опять же, живет рядом, не надо ездить куда-то. Не женщина – сплошная экономия. Чего ещё желать на сегодняшний день?

Иногда, правда, думал: может ей помаду подарить? И почему бы ей, и в самом деле, волосы не покрасить?

В одну из суббот, в процессе очередного шопинга, он вдруг купил лопату и несколько саженцев плодовых деревьев. А потом и небольшую садовую статую писающего мальчика зачем-то прихватил. Проходил случайно через отдел причиндалов для садоводства, да вдруг и застрял в нём, рассматривая многочисленные приспособления, облегчающие труд садоводов-огородников.

– Ты что, с ума сошел? – вытаращил глаза Пётр, разглядывая его приобретения. – На кой чёрт тебе все это? С чего это ты вдруг решил благоустраиваться? И дом-то не наш…

– Ты сам говорил, что хозяин будет счастлив его продать.

– Да, уговаривал купить эту развалину. Только зачем? Ну, не знаю, не знаю, – Пётр покачал головой. – Надя хочет, чтобы мы сняли жильё поближе к центру. Ей отсюда ездить на работу неудобно, я сам каждый день утром по часу в дорожных пробках стою. Вдруг и ты надумаешь съехать? Для кого тогда эти дерева? Понял! Это ты для Маргарет купил! И правильно – у неё участок большой, не только на сад, а ещё и на огород места хватит. Вместо того чтобы котов выгуливать, – Пётр рассмеялся, – пусть на продажу помидоры и репу выращивает!

А он и сам не знал, что это вдруг на него накатило, и с какой стати, в самом деле, он всё это приволок.

– Осень, – отшутился. – Пора сажать деревья.

И тут же решил, что как только Пётр уйдет, он выкупит этот дом. Дом старый, в не престижном районе – обойдётся, по меркам Торонто, недорого. Хозяин не дурак, чтобы терять, может быть, единственного реального покупателя, сбросит цену. Рад будет сбыть это старьё. Виктор же постепенно дом отремонтирует, теперь он может любую развалюху привести в порядок не хуже какой-нибудь строительной фирмы. Канадская стройка, на которой он достаточно попотел, хорошая школа.

Стройка – его канадские университеты. Не раз и не два он шёл туда, работал, как вол, бросал её и снова возвращался. Там относительно неплохо платили наличкой. Чтобы попасть туда не требовалось никаких резюме, там не спрашивали рекомендательных писем, не спрашивали, кто ты и откуда. Кого там он только не встречал. Просто поразительные люди попадались. С некоторыми он до сих пор поддерживает хорошие отношения. Не то, чтобы они встречаются часто, этого нет, они-то и перезваниваются изредка, ненадоедливо – здесь люди ценят и своё и чужое время. Вот недавно случайно в метро с Музыкантом встретился. Как дела? Нормально. У тебя как? Да так себе. При церкви, в хоре пою, с детьми занимаюсь. В хоре поет. А какая личность! Консерваторию окончил, лауреат каких-то там конкурсов, бывший преподаватель музучилища. А пахал на стройке с ними наравне, долбил стены, не боясь испортить своих музыкальных пальцев. Смеялся, зачем они мне, мне здесь концертов не давать, здесь в Канаде и оркестров-то хороших раз-два и обчёлся. Немузыкальный народ.

Ещё Дед был – колоритная фигура. Он там, на стройке, наверное, дольше всех держался. Может быть, до сих пор работает. С ним Виктор контактов не поддерживает. Вначале его даже боялся – как рявкнет басом, да обложит трехэтажным, если что не так. Он, Виктор, только пришел, ясное дело, ещё не особенно разбирался, что и как. Однажды плитку на цемент начал класть, а там это ни-ни, только на гипс. Не понял, когда ему это сказали, не владел ещё всей этой терминологией на английском. Хорошо Дед вовремя увидел, и, матерясь, начал сдирать то, что он, Виктор, наваял… Выгонят тебя к такой-то матери, орал страшным голосом. А потом сидели в перерыве на ланч, Виктор всё ещё трясся от пережитого, бутерброд в горло не лез, переживал, что работы мог лишиться, ну, не хотелось посреди зимы работу терять, тем более, за квартиру надо было платить немедленно. Сидел в углу, от стресса отходил. А тут опять Дед, грозно так, а ну иди сюда! Сердце у Виктора ёкнуло – ещё что-то не так. Он подошел, внутренне уже смиряясь, что выгонят. Храбрясь, ну, выгонят, ну и хрен с ней, со стройкой! Адская работа, пыльная, никакие респираторы не помогают, он уже кашлять начал, так и до туберкулёза недалеко. Чего ещё, спросил. И никак врубиться не мог, что это ему Дед протягивает. Ешь, говорит. Огромный шмат копчёного мяса отрубил. Тут, говорит, на твоих бутербродиках долго не протянуть, работа такая, что есть надо хорошо. Он и ел, еле-еле дожевал это соленющее мясо, давясь и шмыгая носом. Пыль там везде ядовитая… Да, все они там на стройке как одна семья были, тяжёлый труд всех равнял и сплачивал. Вроде семьи была эта стройка. По пятнадцать-шестнадцать часов с раннего утра до позднего вечера. Фул-тайм, что называется. Одни и те же морды вокруг целый день. Присмотрелись к друг другу за два года. Работа сплачивала, общение поддерживало, они как бы круговую оборону держали перед враждебным, отторгающим, не признающим их полулегального существования, миром…

Да, так он и сделает. Возьмет ссуду, хотя это и противоречит его принципу – никогда ничего ни у кого не одалживать. Он не из тех, кто хватает кредиты, по которым платить проценты всю жизнь. Но в данном случае он сделает исключение – возьмет ссуду, чтобы выкупить дом. Теперь он может себе это позволить, поскольку зарабатывает неплохо. Есть и сбережения, он научился жить осторожно, с оглядкой на завтрашний день. Научился обходиться малым, не тратить лишнего.

После нескольких лет на подсобных, грязных работах на фабрике, неожиданно для себя очутился на должности механика. Почти по специальности – вся техника столярного цеха под его контролем. Он действительно грамотный инженер и, приглядевшись к нему, управляющий со временем оценил и его образование, и способности и умелые руки. И то, что Виктор за все время работы ни одной смены не пропустил и без отпусков не один год.

Далековато, конечно, от работы живет, много времени сжирает дорога. Утомляют эти поездки, особенно зимой. День за днём, туда – сюда. Но и переселяться ближе к фабрике никакого желания, Торонто – это Торонто! Привык к этому городу. Да и к дому, в котором прожил столько лет, тоже. Пусть он не в лучшем районе, пусть не такой, о каком мечталось, но уже как свой.

Вечером, когда Пётр уехал к Наде, он начал копать ямы для саженцев. Утоптанная земля подавалась нелегко, но ему нравилось махать найденной в хозяйском сарае мотыгой, преодолевать сопротивление почвы лопатой. Посадку закончил, когда совсем стемнело. Свернул поливочный шланг, накинул куртку, чтобы не переохладиться, и присел на складной стул отдохнуть. На улице было так хорошо, что не хотелось заходить в дом. Запрокинув голову, долго смотрел на звёзды.

Но ведь чудо все-таки было, было!

Ведь попал он со своим просроченным билетом на самолёт! Никто не остановил его, никто даже не заметил, что билет был на тринадцатое! Почему? Судьба вела, Бог помог… Значит, зачем-то нужно было, чтобы он оказался здесь, в Канаде, есть некий смысл во всем происходящем.

И вдруг – через столько лет! – сверкнула молния, и ударил гром. И открылась простая истина давнего чуда. И эта истина была почти абсолютной: чудес не бывает. Тринадцать и пятнадцать – эти цифры так похожи. Особенно если написаны корявым почерком. Вместо тринадцатого, он прилетел пятнадцатого.

Впрочем, теперь это не имело никакого значения.

ФОТОГРАФИИ НА ПАМЯТЬ

1

На том крыльце, где когда-то они с Санькой играли в дурака и ели малину из большой эмалированной миски, сейчас сидел пожилой мужик в клетчатой байковой рубашке, с молотком в руке. Другой рукой шарил в старом посылочном ящике, звякая металлической мелочевкой. Заметив прохожего, поднял голову. Взгляды их встретились.

– Валька? Валентин? – неуверенно произнес мужик, приподнимаясь.

– Сомов? – вглядываясь в красное, заросшее седой щетиной лицо, также неуверенно откликнулся Валентин Юрьевич. Несколько мгновений они рассматривали друг друга, пытаясь свести воедино давний, живший в памяти образ с тем, что маячило в данный момент перед глазами. М-да. Время не смена явлений и состояний материи, а скорее, насмешка Создателя над своими творениями.

– Что, не похож? – растянул рот в кривой ухмылке мужик, ничего общего не имевший с ясноглазым и румяным школьным приятелем.

Спустился с крыльца, распахнул калитку, протянул крупную жесткую клешню.

– Ну, здравствуй.

Валентин Юрьевич торопливо опустил на землю сумку и протянул в ответ свою руку. Санька. Он. И не он. Торчащее пузцо, реденький седой ежик, щеки в прожилках, лоб в гармошку. Конечно, и он, Валентин Юрьевич, тоже моложе не стал, уже не «вьюноша», но, тем не менее, если зеркала не врут, выглядит он значительно моложе Саньки. Он отвел взгляд от темного обветренного лица. Но и за Санькиной спиной все те же следы безжалостного времени. Сомовский дом, когда-то лучший на улице, утратил добротность, осел, стоял серый, с облупившейся краской на оконных рамах. От большого сада осталось лишь несколько развалившихся от старости деревьев. Вместо малинника, как магнит притягивавшего мальчишек, вместо ухоженных гряд – пожухлые унылые сорняки.

– В гости, значит? Давненько в родные места не заглядывал, – Сомов поднял глаза к небу, прикидывая. – Лет тридцать, наверное?

От озвученной цифры, Валентину Юрьевичу стало как-то не по себе, хотя он и без вычислений знал, что школу они с Санькой закончили тридцать три года назад. Тридцать три года в трудах и заботах, а промелькнули как один день. Во всяком случае, так казалось сейчас. Но он, ведь, и после окончания школы в родные места возвращался. Все каникулы здесь проводил, после университета приезжал… Последний раз, когда мать хоронил.