Надежда

– То же самое, что и с остальными. Рак четвёртой степени с метастазами. Она не чувствовала никаких отклонений в здоровье. Мать просто решила проверить себя и свою дочь, после того как заболела её подруга, и мы выяснили, что процесс уже необратим. Девочка пользовалась косметикой вместе с мамой.

Майк посмотрел на жену через стекло и увидел отражение своей дочери. Он вспомнил, как она просила у матери косметику, а потом и вовсе без разрешения брала и пользовалась последней коллекцией «Красоты будущего». Майк незамедлительно ринулся за Элис и привёз её в больницу. Девочке поставили тот же диагноз, что и матери.

Всё свободное время он проводил с Маргарет и дочерью, не нарушая правила условной судимости, насколько это было возможно. Один раз он зашёл в палату к супруге и застал её сестёр, пытавшихся при всей своей наглости заставить Маргарет подписать завещание со всем нажитым ею имуществом. Майк, недолго раздумывая, грубо выгнал их всех, и пока они со всех ног бежали от него прочь, не оглядываясь, Митчелл первый раз в жизни кричал самые непристойные слова, какие только смог вспомнить. Кто-то из них даже забыл забрать свои сумочки. Он спал в палате дочери на большом кожаном кресле, и когда Маргарет на время становилось лучше, приходил к ней. Жена и дочь лежали в разных палатах. Так решил Майк, чтобы Элис не видела ужасное состояние матери.

* * *

Майк зашёл в палату. Вид жены приводил его в бешенство. Его удивляло, почему в современном мире врачи не в состоянии вылечить эту болезнь. Деньги они брали и вроде как работали. Только не было никакого толку. Он кивком поздоровался с Рейчел, поцеловал жену и сел в кресло, нервно постукивая пальцами по своему колену. Толстая рыжеволосая медсестра, увидев, как Майкл заходит в палату, вошла следом. Обведя присутствующих взглядом, она замерла в ожидании, напоминая дрессированное животное, видимо, думая, что делать дальше. Её халат был намеренно укорочен, что открывало ноги, по форме напоминающие окорока. Она словно пришла сниматься в дешёвом порно. Лицо наивное, на которое не был наложен отпечаток суровой реальной жизни. Рыжая толстуха начала крутиться вокруг Маргарет. Она поправила подушку, поднесла ей стакан воды, хотя Мэгги ничего не просила, создавая видимость своей работы перед Митчеллом, якобы он заплатил ей не зря.

– Мы только что обсуждали, какой ненавязчивый тут сервис, – сказала Рейчел и улыбнулась Майклу, а потом грозно сверкнула взглядом, повернувшись к медсестре.

– А теперь наоборот. Чересчур навязчивый, – ответил он, сжимая и разжимая кулаки, будто уже душил беспомощных врачей и медсестру заодно, которая, казалось, вообще не поняла, что речь идёт о ней. Последней каплей была её попытка покормить Маргарет с ложечки. Майкл, борясь с искушением разорвать её прямо на месте, не сдержался и выгнал рыжеволосую из палаты.

Рейчел рассказывала Маргарет какую-то поистине увлекательную историю. Митчелл не слушал их. Он ясно видел картину прощания с женой в крематории. И вдруг эти ужасные мысли прервал смех Маргарет. Такой чистый, без кашля и хрипотцы, как будто она была совершенно здорова. Майкл не мог представить, как будет жить без этого смеха.

– И представляешь, я слышу эту дивную игру на пианино. Он репетировал или что-то типа того. Я подхожу к нему, вижу, как он играет. Подхожу ближе и ближе, осматривая его мужественное лицо в профиль. Такой, знаешь, волевой подбородок, – Рейчел мечтательно посмотрела вверх. – Затем смотрю на его красивые руки, а у него кольцо на безымянном пальце, – возмутилась Рейчел.

– И что было дальше? – с неподдельным интересом спросила Мэгги.

– Ничего. Послала его ко всем чертям и ушла. Бедняга даже не понял, что случилось, – сказала она не своим медленным расплывчатым тоном, как обычно. Сейчас она разговаривала внятно и громко, жестикулируя и щедро используя мимику. Рейчел пыталась насладиться последними днями со своей хоть и недавней, но, безусловно, самой лучшей подругой. Мэгги отвечала взаимностью на проявленную заботу и попытку приободрить. Она смеялась, но грусть быстро сжимала улыбку. Дойдя до определённого момента в своём рассказе, Рейчел остановилась. Майк понял намёк и пошёл в палату к Элис. Дочь выглядела и чувствовала себя получше матери, но меланома разрослась на всю щёку.

Каждый день больные умирали, и в больницу поступали новые. У Маргарет очень сильно болела голова. Она постоянно твердила о том, что в голове у неё странный шум. Приём наркотических средств снижал боль, но летальный исход был неминуем. Ей дали неделю. Несмотря на свою слабость, она упорно сопротивлялась, но в один момент у неё изменился взгляд, став пустым, бездонным. Она смотрела Майку в глаза и как будто не видела его. Митчелл видел, что она уже хочет уйти. Маргарет поставили зонд для отведения желудочного сока, предотвращая рвоту. На пятый день возник паралич конечностей, а затем её добил инсульт, случившийся глубокой ночью. Майк оставался с ней до последней секунды её жизни. У Элис ситуация была получше. У неё был крохотный шанс пойти на поправку. На промессию Маргарет пришли все северяне. Даже Джон с Аделин явились без опоздания. Церемония прощания прошла не совсем хорошо. У Рейчел после вида своей подруги подкосились ноги, и она едва не рухнула посреди зала, но Стивен вовремя её подхватил и усадил на стул. Герб, совершенно не стесняясь, постоянно нюхал свой порошок. После прощания работники ритуальной службы извлекли тело из гроба и погрузили в капсулу. Тело Маргарет расщепилось, и её прах в дальнейшем, как и прах других умерших в Надежде, послужит попыткой озеленения убежища.

* * *

После работы, вечером Майк отправился домой. Он хотел принять душ, а затем отправиться в больницу к дочери. Холодная вода лилась по его спине, а перед глазами – воспоминания о былой счастливой жизни. В утомлённый мозг лезли бредовые мысли о том, что семья его проклята. Возможно, ему просто не суждено быть счастливым. Он продолжал мёрзнуть, обливаясь холодной водой.

Майк проснулся. В доме никого не было, только кукла бродила по дому, волоча за собой плюшевую игрушку, подаренную Миллерами. Он прилёг всего на секунду и не заметил, как уснул, затем оделся и отправился в больницу к дочери. От врачей нельзя было добиться каких-нибудь разъяснений, но Майк по веским доводам доктора Джиллиана был уверен, что беда пришла именно из-за лирийной косметики дьявольского завода. Митчелла приводили в ярость секреты и недоговорки других врачей. Он кричал и грозился убить их, но потом успокаивался, извинялся и делал вид, что чувствовал вину. На самом деле Майк просто переживал, как бы его грубость не отразилась на отношении персонала к его дочери.

Лишь доктор Джиллиан мог сказать что-то внятное. Он и Майк полностью были уверены в том, что виновата «Красота будущего». Джиллиан говорил, что остальной персонал подкупил завод косметики, и он сам видел, как некий мужчина в чёрном костюме вручал увесистый конверт некоторым докторам, для того чтобы они не упоминали громкое название известной косметической линии. Когда же очередь в получении взятки во имя молчания дошла до Джиллиана, он послал мужчину в чёрном костюме куда подальше. Этот гордый жест стоил ему жизни. Молодой здоровый мужчина, успешный врач, неожиданно, без всяких предпосылок для болезни умер от сердечного приступа у себя дома. Вместе с ним умерла и надежда на спасение Элис.

Судиться с «Красотой будущего» было бессмысленно. Тем более у Майка почти не осталось средств. Члены северной группировки очень здорово помогли. Оставшись почти ни с чем, они дали Митчеллу баснословную сумму денег, которую он решил потратить на сомнительный и якобы последний укол знаменитой новой жизни. Продавец в уединении своего капюшона, оставляющего лицо в тени, сумел впарить им чудодейственное вещество. Действительно ли это был тот самый препарат, Митчелл не мог определить, да и спрашивать у кого-либо другого он не решился. За такую вещь запросто могли убить, но это единственное, что могло спасти дочь, которая медленно с каждым днём угасала. Придя к Элис, он сделал ей укол и снова вспомнил улыбку отца, стоящего за высоким забором. Он подумал, что дарит своей дочери новый мир. Точно также, как и его отец когда-то подарил ему. Но на следующий день опухоль продолжила развиваться. Элис посмотрела на него своими большими небесно-голубыми глазами и спросила:

– Папа, я тоже умру? Как мама?

– Нет, конечно, – сказал Майк, выдавив из себя смех, такой, якобы Элис сказала что-то очень глупое. Крепко обняв дочь, он с трудом сдерживал слёзы. – Мы обязательно тебя вылечим, доченька.

После этих слов, этих пустых обещаний, этого чувства потери самого дорогого, этих мучительных страданий его жены и дочери Майк Митчелл решил, что должен отомстить. Это решение туманило все остальные мысли. Всё чаще и чаще очень ясно, как будто кто-то действительно говорил с ним, он слышал голос. Этот голос подсказал ему, как поступить правильно, и убедил, что у него нет другого выхода.

После множественных бессонных ночей Майку и всем остальным родственникам больных запретили приходить к пациентам, предоставив им полный покой перед смертью. Купленные врачи не должны были допустить распространения болезни и объявили карантин. Впервые за долгое время Майк ночевал дома. Доведя себя до полного изнеможения, он уснул.

* * *

Джон Миллер с увесистой папкой, в которой были улики на каждого из членов северной группировки и на всех, кто каким-либо образом им помогал, направлялся в здание полиции. Он ждал этого очень долго. Каждый день он воображал себе лицо Герба, когда тот узнает о настоящем Джоне Миллере, и тогда он будет бояться и зауважает его. И признает, что Джон умнее Герба. Когда кар был припаркован, он взглянул на папки и разложил их на панели так, чтобы были видны все имена. Стивен Нолан, Элатива Нолан, Джордж Левит, Эллен Левит, Рейчел Ниеро и тот, кого он ненавидел больше всего на свете, – Герб Ниеро. Не хватало ещё пары имён, но Маргарет Митчелл умерла пару дней назад, а Майка Митчелла Айрис попросила оставить ей для своих опытов. Миллер достал из бардачка полицейский значок, повесил его себе на шею и, смотря на себя в зеркало, покачал им перед носом, дёргая за тонкую цепочку. Но лицо его не выражало сумасшедший восторг, хотя именно так он представлял себе этот момент.

Прошёл час. Миллер продолжал сидеть в припаркованном каре совершенно один, хотя его уже очень ждали. Он представил казнь всех этих людей, и его охватило чувство опустошённости. Джон первый раз в жизни начал сомневаться. А что если он жил всё это время неправильно? Ему нравится находиться среди этих людей. Нравится много зарабатывать. Чёрт возьми, да ему нравится эта работа. Он может положиться на этих людей. Точнее, на своих друзей, которых у него никогда не было и, возможно, больше не будет. Джону пришла мысль сжечь эти папки и сбежать. Он захотел приехать домой с подарком для Аделин, обнять и сказать, что простил её, забрать свои миллионы и сбежать. Аделин, несомненно, согласится сбежать с мужем, но полицейское управление и Айрис сочтут эту идею весьма оскорбительной. У них свои дальнейшие планы, абсолютно не совместимые с этой идеей. Миллер не может схватить жену за руку, взять детей в охапку и скрыться в каком-нибудь уютном укромном месте. В Надежде бежать некуда. Их в любом случае найдут. Вдруг неожиданно в голове у Джона опять прозвучали эти слова Герба: «Шлюшка Аделин». Джон взял документы и вышел из машины.

Через несколько минут начальник полиции, словно любимый родственник после долгой разлуки, крепко обнимал Джона. Он бесконечно благодарил Миллера за его усердную работу, но на самом деле за то, что наконец можно уходить на долгожданную пенсию, оставив после себя настоящего полицейского. Затем начальник бережно взял все шесть папок в руки и вышел из кабинета. Миллер сел в кресло, скрестил пальцы рук на затылке, запрокинул голову и закрыл глаза, прикусив губу. Противное чувство, что он поступает неправильно, не отпускало его и давило с новой неистовой силой. Джона как будто накрыло дорожной плитой. Раньше он как ребёнок радовался обещаниям начальства о такой высокой должности. И, кроме того, он задумывал сдать всю группировку, после того как накопит целое состояние, но теперь это как будто теряло всякий смысл. Не щадя его размышления, дверь резко открылась и стукнулась о стену.

– Я сообщил всем нашим. Четверых уже схватили. Остались, эээ… – начальник начал перекладывать папки одну на другую. – Ниеро! Супруги. Их казнят сразу. Максимум пара часов на оформление – и всё. Допроса не будет. Тут доказательств на всех отбросов в Надежде хватит. Ты молодец, Миллер, – трепетал довольный начальник.

– Вы хотите сказать, что Герба Ниеро ещё не схватили? – сказал обеспокоенный Джон. Он встал с кресла, подошёл к эксклюзивному бару и отворил дверцы нараспашку. Раньше он не мог позволить себе прикоснуться к этому алкоголю, а сейчас начальник сполоснул под струёй воды пару бокалов и поставил перед Миллером.

– Ай. Не переживай ты за Ниеро, – сказал начальник, махнув на Джона рукой, – не переживай, сегодня поймаем его.

– А я почему-то переживаю, – возмутился Джон, осушив бокал и наливая себе второй. – Наверное, потому что он может отомстить, если узнает, что я коп.

– Да как он может узнать? Сраный отброс. Не парься, – успокоил шеф, похлопав Джона по плечу. – Да ладно тебе. Ты всё-таки через столько проверок прошёл, что, скорее всего, выпал из подозрения Герба в первую очередь.

– А что насчёт полицейских стукачей?

– Арестовывают прямо сейчас. Не волнуйся, Джон. Думай лучше о повышении. Привыкай к моему креслу, – проговорил начальник сквозь смех, а затем разразился диким хохотом, от чего Джон вздрогнул. – Он узнает, что ты полицейский, только в том случае, если увидит тебя с болтающимся полицейским значком на твоей шее. Ну, или когда не увидит тебя рядом с собой, прикованного к стулу в Зале Справедливости.

– Хочу побыстрее покончить с этим, – сухо ответил Джон. – Я сам поеду в дом Ниеро, – сказал Миллер и торопливым шагом вышел из кабинета.

* * *

Герба Ниеро, по счастливой случайности, полиция так и не нашла. Он, возвращаясь из магазина, издалека увидел полицейскую машину возле дома и сразу всё понял. Притаившись за углом, он наблюдал, как выводят из дома рыдающую жену и как Джон Миллер игнорирует крики Рейчел. К своему стыду, он осознал, что чувство страха не позволит ему вмешаться, да и шансы вырвать свою жену из рук полицейских сводятся к нулю. Она кричала изо всех сил, прося, чтобы Джон посмотрел ей в глаза, но Миллер отвернулся и внимательно высматривал по сторонам её мужа. Вдруг он перестал вертеться и уставился в ту сторону, где прятался Герб. Ниеро что есть сил побежал прочь, перепрыгивая ограды между домами бедного квартала. Бросившиеся в погоню полицейские увидели, как его фигура достигла угла и исчезла за поворотом. На бегу обернувшись назад, он убедился, что за ним никто не гонится и, достав из кармана телефон, позвонил своему другу.

– Майк! Это я. Слушай! Джон Миллер – полицейский. Позвони остальным. Он только что арестовал Рейчел, – кричал Герб, и вдруг он, зацепившись штаниной за торчащую проволоку в заборе, упал и выронил свой телефон, разбив его об асфальт. Экран телефона не реагировал на нажатия.

– Несовершенные. Говорит офицер полиции. Повернитесь лицом к проезжающим патрульным карам для опознания, – слышалась бесконечно повторяющаяся речь из полицейского кара со стороны дороги. Эхо этого сурового окрика как гром прокатилось по близлежащим улицам.

Герб, пробежавший ещё какое-то время в противоположную сторону от этого голоса и окончательно выбившись из сил, спустился в открытый подвал, как ему показалось, нежилого дома. Он закрыл дверь на засов и рискнул высунуться, чтобы посмотреть в горизонтальную узкую щель сверху.

– Вроде никого, – вслух сказал Герб, убедившись, что снаружи никого нет, и тут же вздрогнул от нежданного вопроса.

– Ты кто, твою мать, такой? – мужской голос прозвучал сзади.

– Тише-тише. Помоги мне, – умоляюще произнёс Ниеро.

– Это тебя ищет полиция? А я тебя сдам. А мне они заплатят, – с какой-то непонятной интонацией, словно хвастаясь своей гениальной мыслью, сказал незнакомец в дряхлом спортивном костюме с вытянутыми коленками и грязными рукавами.

– Я тебе заплачу. Ты дурак, говори тише, – почти шёпотом произнёс Герб, услышав поблизости постепенно нарастающий голос полицейского, приказывающий уступить дорогу.

– А почему это я дурак? Ты, наверное, и есть дурак, потому что тебя ищет полиция. Меня-то полиция не ищет, вот я и не дурак. А ты дурак, получается, – незнакомец говорил невнятно и к тому же раздражающе растягивал слова, как будто вспоминая каждую букву. Герб вынул из кармана бумажник и, раскрыв, протянул ему. Тот, в свою очередь, быстро схватил протянутую вещь и, достав деньги, ловко пересчитал их.

– Тут столько денег, что я могу перебраться в подвал поприличнее. Пойдём вниз, – заговорил незнакомец на удивление быстро и чётко.

Когда они спустились, перед Гербом предстала картина самого гнусного и мерзкого жилища, которое только можно себе вообразить. Молодой парень лет двадцати пяти обернулся, и при свете яркой лампы Герб смог во всех подробностях рассмотреть его лицо. Он был вполне привлекательной внешности, особенно когда причесал свои волосы. Ниеро подумал, что, возможно, он, причём вполне правдоподобно, притворяется слабоумным для получения бесплатного трёхразового питания. Этим занимались некоторые несовершенные, которые не желали работать.

– Я Герб, – сказал он и протянул ему руку.

– А фамилия? – спросил незнакомец, приблизив своё ухо к устам Герба.

Ниеро на секунду задумался. Вдруг этот парень позвонит в полицию при первой возможности? Но что было терять? У него ведь уже ничего не было, кроме этого кошелька, и даже он уже был в чужом кармане.

– Ниеро. Спасибо тебе. Если ты мне поможешь, я заплачу ещё столько же, – соврал Герб.