Письма странника. Спаси себя сам

Сколько раз в Зоне, читая Евангелие, именно такое дыхание исходило на меня с его священных страниц. Теперь же особенно укрепляли мою душу пламенеющие слова из нового Учения:

Перед тобою Песня Господня
И, восшедши к вершинам,
Не грусти о цветах ущелья.

Вспоминались и сны, посещавшие меня в Зоне, особенно во времена голодовок. Рассказывая их своим друзьям-зэкам, я не раз слышал в ответ: «Наверное, священником будешь».

Теперь, завороженный величием и красотой Живой Этики, я с упоением отдался ее ритмам и откровениям. Через год нашего общения Николай Речкин представил меня Павлу Федоровичу Беликову[1 - В газете «Рериховский вестник» (№ 2, февраль, 1997 год) в статье «Рериховские университеты» Павла Беликова, Алексей Анненко, в частности, писал о Павле Федоровиче:«Он родился 29 июля 1911 года в Эстонии, в Нарве. Его «внешний» жизненный путь протекал вполне обычно. Был он грузчиком, ткачом и работником торгового представительства «Международная книга». Несколько лет перед пенсией работал бухгалтером в небольшом поселке под Таллинном – Козэ-Ууэмыйза. Рядовой путь рядового советского человека.И эти же годы были наполнены творческой деятельностью, равной масштабу деятельности научно-исследовательского института. Предмет исследований – жизнь и творчество семьи Рерихов. Время – после работы, в выходные и праздничные дни, в отпуске. Средства – собственная зарплата. Не имея ученых степеней и званий, он занял одно из ведущих мест в мировом рериховедении».Разумеется, что таких духовных вершин Павел Федорович достиг не вдруг. Алексей Анненко пишет далее в статье, что в молодости Павел Беликов увлекался литературой, писал стихи, печатался в местных газетах, серьезно увлекался христианской теологией, позднее – восточной философией. Именно с восточной философией Николая Рериха и не согласился Павел Беликов, написав по этому поводу «разгромное письмо» в Индию, Рериху. И неожиданно для себя – получил в ответ приглашение к сотрудничеству. Так начался рериховский период жизни Павла Федоровича, растянувшийся на все последующие годы его жизни.] (см. нумерацию в приложении – Примечания).

И во мне как бы прозвучало:

В ночи Луна – подобие светила.
Но в ясный день, когда сияет Солнце,
Луна на Небе – призраку подобна.
Зажги Огни трепещущего сердца —
И призраки земные растворятся.

Жил Павел Федорович с женой Галиной Васильевной в поселке Козэ-Ууэмыйза под Таллинном на втором этаже небольшого двухэтажного дома с двумя подъездами. Рядом завод, на котором он работал до пенсии, рядом почта – два шага шагнуть. Близко совсем и автобусная остановка. Во время войны немцы хозяйничали здесь. Хозяйничали при обысках и в доме Беликовых. Не раз переворачивали все «с ног на голову». Но вот на простой этажерке совершенно открыто рядом с рабочим столом Павла Федоровича стояли изданные еще до войны рижанами книги «Учения Живой Этики». И ни одну книгу ни разу не тронули, не заметили немцы.

Каким маленьким был этот поселок, такой же малогабаритной была и квартира Павла Федоровича. Из маленькой прихожей одна дверь вела в его комнату, другая – в крохотную кухню.

В комнате справа от окна располагался небольшой двухтумбовый стол и на нем конторка, пишущая машинка, листы рукописей, иконка Сергия Радонежского. На конторке – статуэтка Будды, прислоненные к стене портреты Елены Ивановны Рерих и Николая Константиновича Рериха. На стене в рамках фотографии всех членов уникальной семьи. И репродукция с картины Святослава Рериха «Возлюби ближнего» – мое любимое изображение Иисуса Христа.

За малостью комнаты книги располагались на самодельных полках, идущих под подоконником и по периметру стен, почти у потолка. О кухне и говорить не приходится: стол, четыре стула и до стен – рукой достать.

Но от этого малого физического пространства исходили мощные лучи Тепла и Света, которые живут в моей памяти до сих пор.

И эти Лучи Света не раз помогали мне не свалиться вниз, если я вновь оказывался вдруг на краю пропасти.

Сияет Солнце и сияют Звезды —
И днем и ночью Сокровенный Свет
Планету омывает. Млечный Путь,
Стрелою прорезая Небосвод,
Вам помогает в темноте ночной
Найти дорогу к Очагу родному.
Так распахните окна широко,
Чтоб каждый угол вашего сознания
Был Светом Мирозданья освещен.
И в сердце Луч Учителя впустите.

В феврале 1976 я перешел работать инженером-математиком в отдел АСУП электротехнического завода им. Пегельмана.

Воистину – мир тесен. На этом заводе работала дочь Павла Федоровича – Елена. Здесь же на изготовлении кристаллов для полупроводниковых схем был начальником участка и мой свидетель по «уголовному делу» однокашник по училищу Александр Салюков. Уволенный в запас, Саша так и остался на гражданке. Изрядно помыкавшись без работы в Палдиски, он и его жена Зина переехали в Таллинн, где она, как передовица производства, через несколько лет сумела получить в районе новостроек отдельную квартиру. Изредка мы навещали их, с грустью вспоминая с нами случившееся. Но основные мои встречи и будущие надежды были связаны, разумеется, с Павлом Федоровичем.

Активно я начал читать эзотерическую литературу, имеющуюся в домашней библиотеке Николая Речкина, который постепенно переключил меня от увлечения йогой на проблемы расширения сознания и духовного самосовершенствования. В короткий срок я сделал фотокопии с целого ряда интересующих меня материалов, образовав таким образом свою «запрещенную» в то время библиотеку.

Сейчас я вывалил на стол эти «книги» – переснятые на фотопленки и отпечатанные с них толстые пачки фотографий размером 9x12 и 9x14. Пачка «Великие Посвященные» Эдуарда Шюре, еще пачка – эзотерическое описание жизни и деятельности Рамы, Кришны, Гермеса, Моисея, Орфея, Пифагора, Платона и Иисуса. Весьма интересной была копия с книги «Аполлоний Тианский и Иисус из Назарета» Эмиля Бока. «При сравнении евангельского повествования о жизни Иисуса с биографией его современника Аполлония, – писал Э. Бокк, – невольно поражаешься тому, как много между ними сходного. Событиями, аналогичными евангельским, полна вся жизнь Аполлония». Вот и записи «Фалеса Аргивянина» о временах Иисуса и о нем самом. Рядом фотокопия книги «Сад» о беседах в сновидческом состоянии ученицы со своим надземным Учителем. Она пишет в предисловии: «Здесь запечатлен Образ, запечатлено дыхание того Света Истины, которое излучает из себя ищущее сердце. Здесь дан опыт одной души, искавшей Света, жаждущей прозрения и благословения Учителя. Прикосновения Учителя – благостны. Они даются всем. Но не все могут ощущать их».

Конечно, не перечислить всех «фотокниг». Я лишь хотел показать тебе, дорогой Друг, те из них, которые особенно интересовали меня тогда. Следующим шагом, приблизившим меня к Учению Живой Этики, явилась книга Клизовского «Основы миропонимания новой эпохи». И уже после нее в самом «Учении Живой Этики» я с упоением вдыхал аромат свежего ветра, изливающийся на меня с Горных Высот, и, очарованный им, вглядывался в запредельные дали Надземного Мира, которым были пронизаны страницы Учения.

Всерьез я принял и излагаемые Рерихами идеи о будущем Сибири, о духовной связи между Алтаем и Гималаями. Не забывал и о своей еще лагерной задумке найти связующую ниточку между математикой и библейским символизмом, постоянно помня мнение по этому поводу Эдуарда Шюре во введении к книге «Великие Посвященные»: «Самым большим злом нашего времени следует признать то, что Религия и Наука представляют из себя две враждебные силы, не соединенные между собой».

С точки зрения эзотерического символизма меня сильно заинтересовали тогда «Божественная комедия» Данте Алигьери и поэма Джона Мильтона «Потерянный и возвращенный Рай»:

Поведай нам, божественная Муза,
О первом ослушанье человека
И дерева запретного плоде,
Смертельный вкус которого принес
На землю смерть и все страданья наши…

Первыми книгами для поиска моста между наукой и религией стали для меня в то время: «Первоначальные сведения по оккультизму» Папюса и «Курс энциклопедии оккультизма» Г. О. Мебеса (Г.О.М.). Особенно же мне хотелось ознакомиться с книгой Владимира Шмакова «Священная книга Тота. Великие Арканы Таро».

«Дорогой Геннадий Владимирович, – писал Павел Федорович в первых письмах ко мне, – конечно же, я с большим удовольствием побеседую с вами, и приезжать к нам вы можете независимо от возможностей Коли. В будние дни, вероятно, вам не выбраться, но в будни спокойнее в том отношении, что приезжих не бывает… В начале июня у меня должен быть визитер из Москвы – врач-психиатр. Знакомство не очень близкое, поэтому разговора может и не получиться. Беседовать лучше в абсолютно своем окружении… Об Алтае следует хорошенько подумать. Связи у меня там есть. Шмакова и другие книги с удовольствием дам» (май 1976) «Сердечно благодарю вас за теплые слова, очень ценю их. Искренняя устремленность, которая присуща вам, конечно, не могла не выявить во мне ответа и не сложить к вам особого отношения. Уверен, что все у вас должно сложиться хорошо… Через Алешу[2 - Алексей Николаевич Анненко – ученик Павла Федоровича. В настоящее время член Союза журналистов России, активный пропагандист Учения Живой Этики.] послал вам «Сердце». Арканы мне потребуются не раньше мая» (январь 1977).

«Вы обязательно должны еще ознакомиться с книгой Зильберсдорфа, но она уже продолжительное время в Москве. Надеюсь к весне забрать ее. Там собран значительный материал по вашей теме, что облегчит вам ориентацию в поисках первоисточников… Конечно, мечту об Алтае не оставляйте, но и не спешите особенно. Не исключаю, что там на месте тоже кое-что образуется, может быть, следующие рериховские «Чтения» можно будет больше с Алтаем связать и даже провести где-то там» (февраль 1977).

Однако при всем моем желании я не мог часто ездить к Павлу Федоровичу в Козэ-Ууэмыйза, поскольку до Балтийского вокзала добираться нужно было от нас минут 30–40, затем автобусом по Тартускому шоссе – часа полтора. В рабочий день не поедешь.

В субботу же и воскресенье – москвичи и ленинградцы, рижане и новосибирцы являлись в гости. К тому же переписка с такими неофитами как я и уровнем много выше немало отнимала времени у обязательного в этом отношении Павла Федоровича.

И, тем не менее, каждая наша встреча была моей особой радостью. С самого их начала я увидел, что, воистину, за все мои мытарства и скитания Судьба подарила мне Наставника и Учителя жизни на всех ее последующих зигзагах и поворотах.

Один такой зигзаг в качестве лирического отступления следует описать. Уже работая на заводе Пегельмана, я решил сделать себе вместо «фотокниги» хорошую копию с копии книги Клизовского «Основы миропонимания Новой Эпохи».

Неофициально я договорился о копии с работником заводской типографии, достал рулон бумаги, обязался оплатить работу.

Через несколько дней позвонили мне, что можно зайти и забрать рулон. Зашел, поблагодарил, взял в руки копию и оригинал. В этот момент в дверь вошли четверо сотрудников завода – представители руководства и спецотдела:

– Что вы здесь делаете? Кто разрешил? – подошли они ко мне.

Для бывшего политзаключенного, размножающего нелегально в заводской типографии запрещенную к распространению всякого рода оккультную литературу – это готовая путевка снова в лагерь.

Но, видимо, есть кто-то Наверху, охраняющий нас.

Спокойно я начал «пересказывать» то, о чем говорилось в этой книге: о проблемах культурного строительства в нашей стране, о предназначении женщины в этом строительстве, о новых социалистических отношениях между людьми.

Получилась добротная минут на 20 лекция, после которой, взяв свой рулон и книгу, я вышел из типографии. Никто не остановил. И все обошлось.

Но этот случай подтолкнул меня к исполнению обдуманного ранее решения о переезде в Новосибирск.

Ты выбор сделал правильный.
Дорога Намечена тобою.
И начало Пути освещено лампадой сердца.
Начертанное пусть осуществится —
И новое пусть древом прорастет.
Сумей в любой работе сохранить
Мое звучанье.
Сумей в любых условиях идти