– Может, это Харламп? – сказал Заглоба.
– Нет, – ответил Володыевский.
– Эх, пан Михал! А мне кажется, что это он.
– Что за пустяки!
– Пойду посмотрю, кто это. Жид, а давно пан стоит у тебя?
– Сегодня приехал, двух часов нет.
– А не знаешь, откуда он?
– Не знаю, должно быть, издалека: лошади были измучены; люди говорили, что из-за Вислы.
– Чего же он здесь, в Липкове, остановился?
– Кто его знает?
– Пойду посмотрю, – повторил Заглоба, – может, кто знакомый.
И, подойдя к запертой двери горницы, он постучал в нее саблей и спросил:
– Можно войти?
– А кто там? – раздался голос изнутри.
– Свой, – сказал Заглоба, отворяя дверь. – Извините, может, я не в пору? – прибавил он, просовывая голову в комнату.
Вдруг он попятился и захлопнул дверь, точно увидел за нею смерть. На его лице отразился ужас и беспредельное удивление, он разинул рот и блуждающими глазами смотрел на Володыевского и Кушеля.
– Что с вами? – спросил Володыевский.
– Ради Христа… Тише… Там… Богун… Оба офицера вскочили на ноги.
– Да вы с ума сошли?! Опомнитесь, кто?
– Богун! Богун!
– Не может быть!
– Верно, как я стою перед вами, клянусь вам Богом и всеми святыми!
– Чего же вы так испугались? – сказал Володыевский. – Если это он, значит, Бог отдал его в наши руки. Успокойтесь. Вы уверены, что это он?
– Как в том, что говорю с вами. Я видел его, он переодевается.
– А вас он видел?
– Не знаю, кажется, нет.
Глаза Володыевского разгорелись, как угли.
– Жид! – сказал он тихо, махнув рукой. – Иди сюда! Есть другие двери из горницы?
– Нет, ход только через эту избу.
– Кушель, под окно! – шепнул пан Михал. – О, теперь он не уйдет от нас! Кушель, не говоря ни слова, выбежал из избы.
– Да придите вы в себя, ваць-пане! – сказал Володыевский Заглобе. – Не вам, а ему грозит гибель. Что он вам может сделать? Ничего.
– Я не могу от удивления опомниться, – возразил Заглоба, а про себя подумал: «Правда, чего мне его бояться! Пан Михал со мной: пусть Богун боится!» – и с воинственной миной схватился за саблю.
– Пан Михал, он не должен уйти из наших рук.
– Да он ли это? Мне что-то не верится. Что ему здесь делать?
– Хмельницкий прислал его шпионить. Это уж вернее верного. Погодите, пан Михал! Мы схватим его и поставим условие: или пусть отдает княжну, или мы его отдадим в руки правосудия.
– Лишь бы княжну отдал, а там черт с ним.
– Только не мало ли нас? Нас двое да Кушель. Он будет защищаться, как бешеный, а с ним несколько человек.
– Харламп приедет с двумя, нас будет шестеро!.. Довольно!.. Молчите! В эту минуту дверь открылась, и вошел Богун.
Он, должно быть, не заметил раньше входившего к нему в комнату Заглобу, так как теперь, увидев его, вздрогнул вдруг, лицо его вспыхнуло огнем, и рука мигом схватилась за рукоятку сабли… Но все это продолжалось только мгновение. Огонь на лице тотчас погас, и оно лишь слегка побледнело.
Заглоба смотрел на него и ничего не говорил, атаман тоже молчал; в избе можно было расслышать жужжание мух, и эти два человека, судьба которых несколько раз так странно сплеталась, делали вид, что не знают друг друга.
Это продолжалось довольно долго. Пану Михалу показалось, что прошла вечность.
– Жид, – сказал вдруг Богун, – далеко отсюда до Заборова?
– Недалеко! – ответил жид. – Ваша милость сейчас едет?
– Да, – ответил Богун и направился к двери, ведущей в сени.
– Позвольте! – прозвучал голос Заглобы.
Атаман остановился как вкопанный и, обернувшись к Заглобе, впился в него своими черными, страшными зрачками.
– Что вам угодно? – спросил он коротко.
– Да вот… Мне кажется, что мы немного знакомы. Уж не встречались ли мы на свадьбе на хуторе, на Руси?
– Да, – гордо сказал атаман, снова положив руку на саблю.
– Как здоровьице? – спросил Заглоба. – Вы так скоро уехали с хутора, что я не успел с вами даже проститься!