Записки мертвеца

– Чё думать?! Это ж урки чистые! Рожи уголовные, они тут камня на камне не оставят. С такими тут заживёшь!

– И чё теперь, воевать? В штыковую на них?

– Валить надо! Забирать всё и валить!

– Это хорошо, если есть, куда! А мне до дома тридцать километров! И я не на машине сюда приехала!

Отдельные реплики очень быстро слились в гул ропщущих голосов, в котором трудно было вычленить что-либо содержательное. Юрин отец ещё около минуты сидел с задумчивым видом и полумёртвым взглядом смотрел в стол прямо перед собой, потирая ладонью подбородок с недельной щетиной. Потом он встал и так громко, как мог, сказал:

– Так, стоп! Тихо! Тихо!!! Я на крышу, осмотрюсь. Вы тут сами себе подумайте обо всём. Вернусь – обсудим, что дальше делать.

Под вновь взорвавший зал гвалт обсуждений Юрин отец ушёл на крышу, а вместе с ним – и сам Юра. Я подсел к Аркадию. Ангелина и её мать сидели за тем же столом.

– А чё случилось-то? Кто это? Я половину прослушал, – спросил я, обращаясь к Аркадию и стараясь перекричать шум вокруг.

– Да чё тут? Короче. Пришёл тип этот. Сначала типа просто в магаз как будто бы зайти. Потом говорит, хочу объявление сделать, соберитесь все. И начал раскладывать. Говорит, мол, вот, я вижу, мент вас покинул, поэтому вот, как всё теперь будет: наш интерес, мол, жить здесь, ко всем благам поближе. Раньше нас мент ваш не пускал, да ещё и одного застрелил, но против вас мы ничего не имеем. Даём вам, мол, время подумать, уходить или оставаться, но, если останетесь – жить будете по нашим правилам. И чё-то типа про то, что вот, времена сейчас другие, кушать всем хочется, а деньги теперь как зарабатывать?..

– Да, дальше я уже слышал, – прервал Аркадия я, – И чё делать думаешь?

– Да что тут думать? Уходим, и всё! Не хватало ещё тут с этими… Под одной крышей, – сказала вместо Аркадия мать Ангелины.

– Я тоже, если честно, не хочу оставаться: боязно как-то, – сказала Ангелина, а потом спросила уже Аркадия, – Ты как? К тебе, наверное, идти надо: до тебя-то ближе.

– Да, по ходу, – ответил он, – Но только завтра уже. Щас вон, темнеть уже скоро начнёт. Да и взять чё-то надо в дорогу. А ты Костян чё? Вариант у тебя перекантоваться будет, как в прошлый раз? Недолго, чисто так, перевалочный пункт.

– Я сейчас приду, – ответил я, вышел из-за стола, на котором оставил поднос с недоеденным ужином, и отправился на крышу.

Наверху я нашёл Юру и Юриного отца. Они стояли у края и всматривались куда-то вдаль: Юра через бинокль, а Юрин отец – просто так.

– Ну чё, в Восход зашёл? – спросил он.

– Да, – ответил Юра.

– Значит, точно они. Ох-х…

Тохи на крыше не было. Видимо, его отправили вниз, чтобы он мог передохнуть и перекусить. Юрин отец, увидев меня, многозначительно сказал:

– Н-да-а, во дела, а?

– Это из Восхода люди, говорите? – спросил я.

– Они, – ответил Юрин отец, – Слышал, чё говорил этот?

– Ага.

– Козлы, ё-моё. Ну, а чё теперь поделаешь? Воевать что ли с ними? У них тоже огнестрела нет, по всей видимости, иначе бы они не шибко-то затягивали – сразу бы зашли. Но махаться на палках-то тоже мало приятного. Тем более, там мужики одни. Кто постарше, кто помоложе. А у нас что? Половина бабы, а половина…

Юрин отец смерил меня взглядом. Не своего сына – меня. Будто бы я был олицетворением всей безнадёжности нашего положения, будто бы сам факт моего присутствия мешал ему заставить людей из Восхода держаться подальше от нас. А уж если бы не я – он бы им показал.

– Нет, я не в обиду, если что, – тут же поправил себя он, – Просто вы малые ещё. Куда вам? Да и мне – куда? Тоже тот ещё боец, ё-моё. Был бы мент – они б не сунулись так, нахрапом. Или ствол хотя бы какой, чтоб припугнуть.

На этих словах Юриного отца передо мной будто бы открылись две двери, которые вели в одно и то же безрадостное постапокалиптическое будущее, но разными путями. За первой дверью я видел, как ухожу из Радуги вместе с остальными: беру в Лёхином магазине туристический рюкзак и запасаюсь провиантом сполна. Затем забегаю в аптеку, беру необходимые или кажущиеся необходимыми лекарства, может – наберусь наглости и разживусь новым, неприлично дорогим телефоном, о котором всегда мечтал. Сделаю всё это и отправлюсь в путь, оставив пистолет при себе и не сказав о нём никому: мне-то он ещё пригодится. Вдруг нужно будет прихлопнуть мертвеца по пути или прихлопнуть самого себя много позже, когда жить в новом безобразном мире станет невмоготу. Таков был первый путь: самый очевидный и самый целесообразный с точки зрения самосохранения. Из Радуги всё равно уйдут все, кому есть, куда идти. А кому идти некуда – тем придётся смириться с новыми реалиями, ничего не поделаешь.

За второй же дверью я видел возможность помочь этим самым людям, которым путь наружу заказан, и для которых остаться в Радуге хотя бы ещё ненадолго, чтобы выиграть время и всё тщательно спланировать, было жизненно важно. В нормальной, привычной, старой-доброй Радуге, в которой всё ещё сохраняются прежние правила цивилизованного существования. Я видел возможность использовать силу, которую давал всего-то пистолет, всего-то с двумя пулями, во благо: для заступничества и защиты тех, кому такой игрушкой разжиться не удалось. Для тех же целей, для которых использовал его полицейский, который и дал его мне тогда, на перекрёстке, в суматохе и сумбуре погони. Как бы он хотел, чтобы я распорядился его подарком? Или стоит наплевать на всё, чего хотел бы от меня кто бы то ни было и самому распоряжаться своей судьбой, используя всё, что я имею, для своего и только своего блага?

Я вдруг вспомнил отца. Когда-то, когда я ещё был совсем мелким, а он – совсем пьяным после какого-нибудь шумного застолья, он по своей славной традиции брался учить меня житейской мудрости. Однажды, во время одной из таких сессий по трансферу опыта из пережитого в мою семилетнюю голову, он сказал что-то вроде: «В тяжёлой ситуации, когда не знаешь, как поступать – поступай правильно. Не ошибёшься». Я не понимал тогда, о чём речь. Да и отец не понимал: ему просто важно было это сказать, и чтобы это прозвучало глубоко и проникновенно, прежде всего – для него самого. Но, как это часто бывает с детскими воспоминаниями, фраза эта отложилась где-то у меня в подкорке и всплыла в тот момент, который сочла нужным. И она действительно оказалась очень нужной.

– А сколько их человек там? – спросил я.

– В Восходе-то? Этот говорил, что, вроде, десять или около того, – ответил Юрин отец.

– И пистолет бы мог их припугнуть?

– Конечно. Такие – они ж как шакалы. Самого сильного приструни – и остальные разбегутся.

– А если не разбегутся?

– Ещё как разбегутся! Я таких знаю. Только серьёзно так их надо прижать, чтоб прям обделались. Почему и говорю про…

Глаза Юриного отца округлились в искреннем удивлении, когда я достал из-за пояса пистолет. Он выглядел как ребёнок, получивший тот самый подарок на Новый Год, о котором писал в письме к Деду Морозу. Вот прямо тот самый! Точно такой, каким он его представлял! Я протянул ему пистолет рукоятью вперёд. Он взял его, и я вдруг увидел, как оружие наполняет его той самой энергией, которую я ощущал в себе, нося его за поясом под толстовкой и прогуливаясь по коридорам Радуги.

– Х-хо-хо-хо! Ну дела! Это он тебе отдал? – спросил Юрин отец.

– Да, – ответил я.

– Дай посмотреть! – попросил Юра.

– Ага, щ-щас! Потом посмотришь. Так, я теперь вниз. Это, – Юрин отец поднял вверх пистолет, – Это я припрячу пока. И вы тоже никому ни слова, понятно? Я, чтоб никого сильно не обнадёживать, скажу, что, мол, решили отбиться, кто хочет – может поучаствовать. Так только те останутся, у кого духа хватит, если что. Вы только своим скажите, чтобы пока не разбегались и сплеча не рубили. Убежать всегда успеют. Да и всё равно немного погодя надо будет уходить – так или иначе. Просто теперь мы на своих условиях уйдём, когда готовы будем. Ладно, заболтался. Давайте, я вниз. Юрка, со мной или тут побудешь?

– Да, щас подойду, – ответил Юра.

Пока Юрин отец окончательно не скрылся за дверью, мы стояли молча. Я упивался моментом и чувствовал себя подстать погоде: в воздухе пахло только-только закончившимся летним дождём, а с неба сквозь тучи пробивались к земле яркие лучи заходящего солнца. Дверь, ведущая на крышу, захлопнулась, и Юра приглушённым и злым голосом прошипел:

– Нафиг ты ему ствол дал?!

– В смысле?

– В коромысле! Он только домой уходить настроился: щас думал всё, соберёмся, раз-два и на месте. Чё тебе надо-то было пукалку эту вонючую достать?!

– Да я как лучше хотел…

– Как лучше… Дохотелся? Теперь ещё тут застрянем хрен знает, насколько. Тьфу!

Юра выругался и ушёл вслед за отцом, не дав мне возможности что-либо ответить. Да я и не хотел отвечать. Несмотря на все его сокрушения, я ощущал нерушимость своей правоты и чувствовал себя превосходно.

Немного погодя подошёл Тоха, которого отправляли погулять на время, а он, в свою очередь, воспользовался этой возможностью, чтобы налить себе термос и захватить пару бутербродов.

– Чё-то этот лысый там бузу поднимает, – сказал он.