– Разве дело только в желании?
– В большинстве случаев именно в этом. Возьмем Мунция. Если он захотел бы во что бы то ни стало увидеть прилет фаэтонцев, он мог бы воспользоваться анабиосном.
– Это слово мне ничего не говорит.
– Человека можно погрузить в сон настолько глубокий, что он граничит с состоянием анабиоза. В таком сне организм замирает, сердце почти не бьется, питание вводится искусственно. Анабиосон может продолжаться от ста до двухсот лет. А проснувшись, человек снова начинает жить Перерыв не сказывается на общей продолжительности активной жизни. Любопытно, что после анабиосна человек внешне молодеет, исчезают морщины, седые волосы.
– Ты мне напомнил. Я давно хотел спросить, почему у вас сохранилась старость, внешняя, конечно? Разве наука не может создать человеку вечную молодость? Опять-таки внешнюю.
– Вполне может. Морщины, седина – все это легко устранимо Но, как это ни странно, сами старики не хотят выглядеть молодыми. За очень редкими исключениями К таким исключениям принадлежит Иоси, которого ты видел в Космограде. Знаешь ли ты, что он старше Мунция?
– Этому трудно поверить. Иоси выглядит ровесником Люция.
– Он старше его больше чем вдвое… Но таких “любителей” очень мало.
– Вероятно, это происходит потому, что у вас долго длится естественная молодость? С точки зрения моих современников, Люций – дряхлый старик. Ведь ему больше девяноста лет. А выглядит он тридцатилетним. То же самое и с женой Люция – Эрой. Кстати, сколько тебе лет, Владилен?
– Тридцать два.
– А Мэри?
– Не знаю. Спроси ее.
– Женщинам не принято задавать такие вопросы. Или у вас это можно?
– Почему же нельзя? Но у нас обычно не спрашивают о годах.
– В таком случае извини за мой вопрос.
– Он вполне естествен.
– Вернемся к Фаэтону, – сказал Волгин, которому показалось, что Владилен чем-то недоволен. – Сколько лет он уже летит?
– Скоро будет ровно полторы тысячи. Много поколений фаэтонцев провело всю жизнь между Вегой и Солнцем.
– В темноте и холоде?
– Нисколько. Планета согревается и освещается искусственным солнцем, которое обращается вокруг нес. Фаэтонцы в пути пользуются теплом и светом, подобными нашим, солнечным. В этом отношении им лучше, чем было у Веги.
– Почему же тогда они не удалились в пространство гораздо раньше, почему не ожидали вдали от Веги?
– Искусственное солнце греет и освещает, но оно лишено многих излучений, необходимых живым организмам. Полторы тысячи лет еще терпимо, но больше…
– У тебя на все есть ответ.
– Я здесь ни при чем. Все обдумано самими фаэтонцами.
– Еще один вопрос. Почему фаэтонцы не прилетали на Землю за эти шестьсот лет? Разве их не интересует, как идет работа очистительных отрядов? Мне кажется, они должны были следить за этим.
– Они вполне доверяют нам. Но Земля слишком жаркая планета для фаэтонцев, особенно после того, как они так долго жили на окраине системы Веги. Когда они были на Земле, для них создавали холодный климат, почти все время они провели в Антарктиде.
– Антарктида не нуждается в искусственном холоде.
– Ты ошибаешься. Антарктида – тропическая страна. Над ней уже больше тысячи лет сияет искусственное солнце. Но, если фаэтонцы не были больше на Земле, это не значит, что они вообще не прилетали в Солнечную систему. Чем ближе Фаэтон к Солнцу, тем легче им совершать полеты к нам. За шестьсот лет у нас было шесть фаэтонских кораблей. Но они останавливались на Марсе или на Церере. Последний корабль еще не улетел.
– Так фаэтонцы здесь?
– Да, на Марсе. Это группа ученых, которые работают над проблемой ускорения акклиматизации, предстоящей населению Фаэтона. Они хотят как можно скорее привыкнуть к лучам Солнца, и это очень разумно.
– Хотел бы я их увидеть! – вырвалось у Волгина.
– Так в чем же дело?
– Только не по телеофу, а в натуре, как вы говорите.
– Опять-таки, в чем же дело? Слетать на Марс – это пустяк. Можешь отправиться с любым рейсовым ракетопланом.
– Да, пустяк? Для вас, но не для меня. Совершить межпланетное путешествие…
– Уверяю тебя, оно не сложнее полета на хорошо тебе знакомом арелете. Только пейзажи за бортом будут иными.
– А невесомость или повышенная тяжесть?
– Ни того ни другого. Ускорение нейтрализуется антигравитацией. Тяжесть обычная на всем протяжении пути.
– Сколько времени надо лететь?
– О, совсем немного! Марс находится сейчас на расстоянии около двухсот миллионов километров от Земли. В былое время, когда ускорение ограничивалось пределами выносливости человеческого организма, на этот путь потребовалось бы несколько месяцев или даже лет. Сейчас можно принять любое ускорение – пассажиры его не ощущают. Ракетопланы, связывающие Землю с Марсом, половину пути летят с положительным ускорением, а вторую половину с отрицательным. И это ускорение очень велико. Я не помню точно, но кажется, что полет на двести миллионов километров занимает примерно шестнадцать часов.
– Что?!
– Я сказал примерно. Погоди, я сейчас скажу точно, – Владилен на несколько секунд задумался. – Ну да, я прав. Пятнадцать часов сорок семь минут и четыре секунды.
Волгин уже несколько раз мог убедиться, что современные люди способны производить в уме с непостижимой быстротой вычисления, которые были совершенно недоступны – без бумаги и длительного времени – людям его поколения. Его не удивило, что Владилен так быстро назвал цифру, но сама цифра, такой срок межпланетного полета глубоко поразили его.
– Ты же сам сказал, что не знаешь точного расстояния до Марса, – сказал он.
– Я вспомнил точно.
– Это непостижимо! Шестнадцать часов!
– И это еще слишком долго. Но ракетопланы не могут развить большего ускорения. Пока не могут.
– Ну, если так…
– Слетай на Марс. Ты там еще не был, тебе это будет интересно. Я уверен, что Виктор и другие с удовольствием согласятся лететь с тобой.
– А ты?