Отступники Старого мира

Я ничего не понимал. Зачем Менаги подставил рабочих с «Источника» под обстрел? Или он всё же не знал, что у заключённых будут заложники? Тогда зачем пытался убить нас? Потому что мы видели свалку? Видели, что никаких экспедиций нет?

Я взял нож для писем со стола и подобрался к шкафу. Несколько раз потыкавшись не в те щели, я, наконец, нащупал доску, которая поддалась. Я приподнял крышку тайника и запустил руку внутрь. Там лежало что-то с металлической ручкой. Потянув за неё, я вытащил маленький синий ящик из металла. На его лицевой стороне был кодовый замок.

Вместе со своей находкой я вернулся обратно.

– Какой здесь код? – спросил я у Менафа. Впервые за последние несколько часов мой голос был твёрд.

– Три, семь, девять, – продиктовал Менаф.

Я выкрутил нужные цифры на панели. Замок со щелчком открылся. Внутри были всё те же паспорта. На всех этих людей. Сомнений больше не оставалось. Лассон взял у меня коробку, вытащил документы и начал перебирать их. На одном норвальдец задержался, потом отправил под низ стопки, как и предыдущие. Просмотрев ещё несколько, он вдруг бросил их все на стол и снова достал револьвер.

Лассон подошёл к Менафу вплотную, глядя в его раскрытый глаз, и заговорил. В его голосе не было ненависти или жестокости, но он производил только ещё более жуткое впечатление, потому что слова совсем не соотносились с этим спокойным, убеждающим тоном:

– Пальцы мы тебе вправим, – говорил он, – и лицо заживёт. Но есть то, что не заживёт.

С этими словами Лассон медленно приставил револьвер к колену пленника, а тот инстинктивно поджал ноги.

– Я буду задавать тебе вопросы, – продолжал норвальдец, – за каждый неправильный ответ, я буду делать с тобой то, что никогда не пройдёт, никогда не излечится. Для начала размозжу тебе колено. Я оставлю тебя в живых. Но чем больше будет неправильных ответов, тем более непереносимым я сделаю остаток твоей жизни. Ты понимаешь, что я говорю?

Пленник закрыл глаз, сглотнул, открыл и ответил кивком. Я смотрел на всё это в ужасе.

– Итак, Менаф или Айга или как там тебя правильно? Здесь ведь нет твоего настоящего имени?

Менаф кивнул.

– Ты работаешь в разведке Лакчами?

Я увидел, как пленник зажмурился, а по его лицу стекла слеза. Он открыл глаз и снова кивнул. Я не поверил своим ушам. Это была чушь какая-то. Я взял паспорта и начал их перебирать, пока не наткнулся на фотографию Менаги в одном из них. Только вот, судя по документу, он был никакой не Менаги, а Гай Шайа. А в двух других, которые даже не были лакчамскими, у него оказались другие имена. Держа в руках эти личины нашего лидера, нашего героя, я перевёл взгляд на Менафа, которому дуло револьвера продолжало упираться в колено. Меня больше не тошнило от вида этих пыток. Я снова чувствовал только ненависть.

Лассон продолжал гипнотизировать пленника:

– Вся эта революция в Антарте – ваших рук дело?

Менаф снова зажмурился. И медленно кивнул.

Глава X. Гильза

Я окончательно потерял нить. В голове лишь тупо отдавалась фраза, случайно брошенная Лассоном на маяке. «Как только правительство Лакчами бросило проект…»

Пленник внезапно разрыдался. Кажется, у него совсем сдали нервы.

– Я просто хотел… – говорил он сквозь слёзы. – Я никогда не был на настоящем задании… Они сказали, что это важная миссия…

Лассон молча слушал его, не прерывая и не угрожая больше. А Менаф продолжал:

– Они говорили, что вы – предатели, бузотёры… которые шумят и бунтуют, когда для нашей страны наступили… я не помню, что они говорили… тревожные времена…

– В чём ваша миссия? – спросил Лассон.

– Проект был… непопулярен… Новые месторождения не находили, а ситуация здесь становилась всё хуже… Когда от центра поступила информация о том, что Антарту ждёт истощение… – он снова закашлялся, – все поняли, что вас придётся эвакуировать… Но они говорили, что вы предатели, а стране… стране не нужна кучка предателей, которая… будет делать в Лакчами то же самое, что и здесь… Они сказали, что вы подрывные…

– В чём ваше задание? – снова спросил Лассон.

– Я же рассказываю… – жалобным голосом произнёс Менаф.

Не был он похож на разведчика. Хотя я знал обо всех этих службах только по книгам и паре фильмов, где все герои были настоящими офицерами с кодексом чести и готовностью терпеть что угодно ради своей страны. А передо мной сидел мальчишка моего возраста, которому было больно, который был запуган и сбит с толку. Мне даже было его жаль, хотя он оказался нашим врагом.

– Тогда появился план, – продолжал пленник, – возглавить зарождавшийся протест, подсунув несколько администраторов, которые, в отличие от предыдущих, поддержат претензии бунтовщиков. Но они должны были настаивать не на снижении рабочих норм и гарантиях… Они должны были продвигать идею независимого государства.

– Как насчёт политических рисков? – недоверчиво спросил Лассон.

– Они были, они всегда есть. Антарта никогда не была и не могла быть ничьей колонией по договору. Но договор никак не регулировал вопрос создания государства прямо здесь. При воплощении плана получалось, что Лакчами уважает международные договорённости, не теряет своих территорий, но остаётся «пострадавшей» стороной. Пострадавшей от предателей, от которых сразу же избавляется. Это риск… но это же и преимущество…

Он сделал небольшую передышку. Менаф прекратил рыдать и продолжал уже более спокойно, но его голос был гораздо ниже, чем до этого:

– Они накачивали всем этим лакшамов. Что мы по-прежнему сильны, что мы одновременно пострадавшие от врагов и что мы сбросили балласт из «гнилых элементов». Газеты вас преподносили так же, как заключённых, сидевших в местной тюрьме. То, что произошло вчера, для лакшамов произошло в момент революции. Обыкновенный бунт бандитов…

…И Лакчами поставила всё это режиссировать Менаги и его команду. Они были не на лучшем счету. Менаги сильно прокололся в Южной Мелае. Миссия обернулась полным провалом тогда. Его понизили в должности и чуть не отдали под трибунал. А потом ему выпал шанс восстановить свою репутацию и вернуться на полноценную службу. Они предложили ему и его группе устроить переворот в Антарте. В условиях, где правительство Лакчами и так будет поддаваться бунтовщикам. Меня приставили к ним просто как к не самым надёжным оперативникам, чтобы наблюдать и передавать информацию об их действиях и о положении в целом в центр. Тогда я даже не думал о том, почему именно меня назначили к ним в группу. Просто считал, что, наконец-то, выпал шанс сделать что-то важное… Поучаствовать в чём-то большем, чем перебирание бумажек… Менаги поставили руководителем проекта, остальные оказались на разных должностях в администрации и на других станциях. В итоге у него была готовая сеть организаторов. Вместе они подняли уже и так разогретые массы, получив исключительную репутацию в Антарте. Это позволило им монополизировать здесь власть, попутно выдавив других популярных бунтовщиков, и взять под свой контроль переговоры с Лакчами…

– Какие переговоры? – спросил Лассон.

– Переговоры о независимости, о её условиях, – ответил Менаф. – Суть нашего задания состояла в том, чтобы поиски топлива продолжались, но уже силами самой Антарты. Без дополнительных инвестиций. И если произойдёт чудо и континент снова превратится в золотую жилу – обеспечить переход страны обратно под контроль Лакчами.

– Каким образом?

– Договор… Никто не платил за оборудование, за станции. Всё это принадлежит Лакчами. Все видели Манифест о Независимости, но никто не обратил внимания на кипу документов, которые к нему прилагались. Фактически всё имущество Антарты сдано в аренду под сумасшедшие проценты. Договор бессрочный, но Лакчами вправе затребовать деньги в любой момент. Если Антарта будет не в состоянии рассчитаться, – а это неизбежно, если только здесь не обнаружится океан топлива, – весь «коммерческий проект» по добыче переходит в собственность Лакчами. Тогда Антарта как государство остаётся фикцией – людьми с землёй, на которой практически бесконтрольно может хозяйствовать Лакчами. Каждая постройка здесь принадлежит им. Вам даже негде будет жить. Задача Менаги состояла именно в том, чтобы в переговорах участвовали исключительно его люди, которых рабочие считали независимыми друг от друга бунтовщиками.

– Как вам удалось всё это скрыть?! – удивлённо спросил Лассон.

– Нам и не приходилось – никто не интересовался деталями… Люди изначально не собирались строить своё государство. Да и перспектива застрять в Антарте была не из радужных, но Менаги продал это как мечту рабочим. Он рассказывал сказки о «доле Лакчами», которая постоянно уходит из бюджета колоний за океан. И что если эта доля останется в Антарте, то континент можно будет преобразить таким образом, что жизнь местных не слишком уступит жизни в Лакчами. Конечно, здесь не вырастишь леса… но построить комфортный для жизни город возможно, хотя далеко и не так просто. Об этом Шолла ещё в начале Освоения говорил, а он стал местным идолом задолго до Менаги. Поэтому рабочие проглотили всю эту брехню, даже не поперхнувшись. А потом Менаги оставалось только кормить рабочих завтраками, обещая, что мы вот-вот решим насущные проблемы и построим все эти прекрасные города. Но больше всего люди хотели даже не этого. Они желали, чтобы прекратилось откровенное угнетение, чтобы им справедливо платили – что и было сделано.

– Разве?! – невольно вырвалось у меня.

– Разумеется, оплата так и не стала нормальной. Но вы знаете, чем это мотивировали. Почти всё время Менаги говорил, что мы выстраиваем инфраструктуру, что это требует денег. Потом он стал поднимать нормы работы из-за этого. Затем была история с экспедициями. Но люди больше не бунтовали. Они были уверены, что в руках «своих» всё будет в порядке. А каким образом эти «свои» всем будут управлять, как будут организовывать – никого не волновало. Каждого заботила лишь собственная работа и семья – своя привычная зона ответственности.

Мой мир на глазах переворачивался с ног на голову. Я чувствовал себя ошарашенным всей этой историей. Мне хотелось удержать всё так, как было раньше. Я искал способы опровергнуть эту историю, я был почти уверен, что Менаф лжёт и тянет время. Менаги – герой и освободитель Антарты – никак не мог оказаться её злейшим врагом, да ещё и прислужником наших бывших угнетателей. Но я вспоминал все эти короткие ремарки, которые делал Лассон с тех пор, как оказался с нами. Как он замечал, что вся наша революция прошла слишком бескровно, слишком гладко. Он был прав. Он догадывался об этом с самого начала. А кипа паспортов не оставляла вообще никаких сомнений.

– Всё пошло не так, как мне говорили, – продолжил Менаф. – Сначала я узнал, что вы – просто обычные работяги. Я узнал, в каких условиях вы жили до революции. А потом я узнал, что почти вся эта операция никому не нужна. Поэтому на неё и бросили Менаги – потому что он тоже никому не был нужен. Я исправно составлял отчёты и отправлял их наверх, но не получал никаких указаний, кроме как продолжать наблюдения. Менаги затягивал с экспедициями, и никого это не волновало. Я знал об истощении заранее, но не представлял, насколько Лакчами в нём уверены. Всё давно подсчитано и измерено. Антарта почти высушена. А вот вывозить вас отсюда было дорого. Да и это не главное. Главное, что Лакчами не нужны были тысячи людей, готовых открыто выступить против правительства. По факту это было вашим изгнанием, просто физически вы никуда не уезжали. Это ваша родина уехала от вас. А договор был лишь рычагом на всякий случай…

…Всё, о чём мне говорили перед этой миссией, было ложью. Нет никаких предателей. Есть загнанные люди, которых выжимали как лимон. Да, здесь платили в среднем больше, чем за работу дома, но со временем вас превратили в чернорабочих, которым не позавидует самый распоследний батрак в Лакчами. Я узнал о том, как оплата уреза?лась, желающим уехать ставили препоны, а смены увеличивали. Они могли всех вас расстрелять или посадить за решётку, рассказав дома о мятеже. Никто не узнал бы правды. Правительство хотело сделать из вас послушных рабов, пытаясь поскорее выжать из Антарты всё, что ещё можно было. И наконец сбросить этот некогда перспективный проект, превратившийся в провал ещё до революции. В последнее время добытого топлива хватало лишь на то, чтобы продолжать работы, а сверху приходилось вкачивать сюда дополнительные ресурсы. И это на фоне мелайской нефти! Не было никакой важности в моей миссии. Да, вначале они хотели чтобы я проследил за тем, как Менаги берёт в свои руки бунт. Но потом меня просто бросили здесь вместе с ним. И с вами.

А ещё позже я узнал, что сам Менаги всё это время водил меня за нос. У Антарты есть счета, на которые переводятся деньги от продажи топлива. Только вот часть прибыли переводится не на них, а на счета группы Менаги. Другая часть – официально по нашему заданию – должна была обходными путями оказаться собственностью правительства Лакчами. Это ничтожные суммы для такой большой страны, но с паршивой овцы – хоть шерсти клок. Менаги никогда не собирался проводить экспедиции, он хотел дожать Антарту и вернуться домой с выполненным заданием и огромным счётом в банке… И знаете что? Я добросовестно выполнял свою работу! Я сообщил о том, что он ворует, как только узнал. И не последовало вообще никакой реакции. Менаги рассмеялся мне в лицо, когда куратор поделился с ним моими отчётами. Просто кураторы тоже получали свою долю. С тех пор Менаги начал меня обрабатывать. Он показывал мне, что и наша организация, и наше правительство – вовсе не то, чем кажутся. И сегодня они добровольно позволяют нам обогатиться за счёт «предателей», которые были рады отвернуться от своей родины. Всё это было огромной кучей дерьма! Но по его словам, всё получалось так складно! Мы – истинные патриоты и герои – получаем свои «дивиденды» за выполнение долга перед родиной, покуда удерживаем кучу бунтовщиков там, где им и место – в огромной ледяной тюрьме. Бунтовщики расплачиваются за своё предательство, работая на благо родины. Лакчами не заботит судьба проекта в действительности, поэтому мы просто дожимаем местные месторождения. «Читай между строк!» – говорил он мне. Читай между строк, на которых официально обозначены наши задачи.

Но ему всё время было мало. Чем дальше, тем более жадной становилась вся группа. Все хотели выбраться отсюда поскорее и с максимально большими суммами на счетах. Поэтому он снова стал наращивать темпы. Он постепенно возвращал старые порядки, от которых вроде как сам и избавил. Но ему нужно было объяснение. У нас уже начали происходить маленькие инциденты. Одна из станций пригрозила забастовкой. Они не поверили в его сказки о светлом будущем, узнавая в настоящем своё мрачное прошлое. Менаги в тайне от других колоний резко понизил нормы для этой станции. А как только всё немного улеглось, заявил о проведении экспедиций. Ну а чтобы окончательно заткнуть всем рты, объявил об истощении, хотя центр запретил нам упоминать об этом! Менаги много всего вытворял, на что Лакчами была готова смотреть сквозь пальцы. Но это было прямым нарушением приказов! Репутация Лакчами не должна была страдать от его действий. Не могла она уйти, зная что все жители Антарты обречены.

Но тогда уже можно было делать вообще всё, что ему хотелось. Почти все покорно отдали машины для экспедиций. Только вот никаких экспедиций не было! Можете уж мне поверить – я же должен был их комплектовать! Менаги нанял кучу рабочих в Мелае, говоря, что это позволит сохранить ресурсы станций. На самом деле ему нужны были люди со стороны, чтобы перегнать вездеходы со всей Антарты на пустырь, где их никто не найдёт. А потом он отправил этих людей обратно. В порту вообще никто толком не знал, что происходит, да и главой его после революции стал один из наших людей. Таким образом Менаги не только создал легенду, но и лишил колонии последнего неподконтрольного ему источника связи. Никто больше не мог покинуть станцию без его ведома, никто не мог узнать, что происходит на самом деле.

Но он стал очень подозрительным. По мере того как Менаги всё больше одолевала жадность, в нём росла и паранойя. Он всё больше опасался, что кто-то узнает о его проделках. Он всё меньше доверял местным. И тут случился этот бунт в тюрьме. Менаги за всё время о ней даже не вспоминал. Для него зэки были ещё более незначительными людьми, чем вы. Он лишь распорядился не допускать там утечки о революции, о том, что солдат больше нет в Антарте. Но они всё равно как-то узнали. У Менаги была паника, когда ему сообщили. Он долго не мог принять решение, прежде чем собрал отряд для штурма тюрьмы. Он долго отбирал, кто именно отправится. Сначала он хотел укомплектовать его полностью из наших людей, но потом передумал. Я не понимал, что с ним происходит, а он просто сходил с ума от своей подозрительности. Кажется, он считал, что бунт каким-то образом напрямую связан с его планами. И что некоторые люди на «Январе» в курсе всей нашей «операции». В итоге, когда отряд выехал, прошло уже слишком много времени. Появилась идея о том, что зэки могли пойти на какую-то другую станцию, не на «Зарю», чтобы найти вездеход. Но к тому времени нигде уже не было машин, кроме тюрьмы, порта, «Января» и «Зари». В итоге Менаги принял решение отправить вас на «Источник», чтобы подстраховать это направление. Бунт нужно было срочно подавить. Но вы опоздали. Заблудились в буре и выехали к свалке. Когда он узнал об этом, он моментально начал планировать. Ему казалось, что свалка привлечёт ваше внимание и поставит под угрозу всю его «операцию». Он вышел на связь с зэками на «Источнике», узнал, что они взяли остатки персонала в заложники, и пошёл на переговоры. Менаги отправил своих людей туда на двух вездеходах, один из которых передали заключённым, чтобы те могли добраться до порта. По плану вы должны были встретить зэков и ввязаться в провальную перестрелку. Скорее всего у них всё равно не было бы шансов, но они могли убить хотя бы кого-то из вас. А уж после этого Самманч должен был перебить оставшихся и выдать всё это за действия бандитов. По легенде, зэки не смогли уплыть, а подоспевшая с «Января» группа с ними расправилась. Тогда оставался бы только «Айсберг». Но хотя бы от его уничтожения Менаги кое-как отговорили. Вряд ли у норвальдцев там в головах отложится рассказ о свалке на фоне гораздо более громких событий. Но видевших кладбище техники своими глазами все считали угрозой.