Если что, я в соседней комнате

– Давайте поступим следующим образом, завтра днем я обязательно позвоню мистеру Гоулду, чтобы справиться о здоровье, и если он выскажет уверенность в успехе постановки, то премьера, как и планировалось, пройдет в следующую среду… А пока я вам могу выделить главную сцену, как мы и договарива-лись, только раз в неделю по средам, а репетировать и дальше вы можете здесь, на малой сцене. Если спектакль будет иметь успех, то мы подвинем другие постановки, и вы получите еще один день, – резюмировал директор театра, взглянув на часы, показывающие четверть десятого.

– Спасибо! Обещаем вам, мы будем продолжать активно работать и постараемся показать себя с лучшей стороны на этой премьере, чтобы не подвести наш театр, вас и мистера Гоулда.

Пожелав актерам успеха, мистер Дрейсон направился в кабинет, а актеры – за сцену.

– Чак, вы слышали, что сказал мистер Дрейсон? – обратилась актриса к коллеге по дороге в гримерные комнаты. – Наш спектакль могут закрыть как нерентабельный, если будет мало зрителей. Печально осознавать, что искусство сегодня отошло на второй план, а деньги решают все…

– Я согласен с вами, мисс Уотсон. Сегодня творчество постепенно перемещается на второй план, уступая место кассовым сборам. Мистер Дрейсон понимает это и желает идти в ногу со временем. Его, как директора театра, интересуют в первую очередь кассовые сборы, сколько народу придет на спектакль, а какой это будет режиссер – зрелый и талантливый или молодой и модный, – для него не принципиально, – снимая парик и седую бороду, ответил актер.

– По-моему, мистер Дрейсон чрезмерно эмоционален, – заметила Джули. – Его либерализм и стремление пригласить на работу в свой театр как можно больше новых, как он их называет, «модных», режиссеров, могут иметь негативные последствия. В этом сезоне закрылось уже четыре спектакля из прошлогоднего репертуара. Если новая постановка мистера Гоулда провалится, он окажется еще одним режиссером, который посвятил этому театру всю жизнь, но в итоге остался не у дел.

– Что поделать, мир меняется, да и зритель стал избирательнее… – сказал актер. – Но лично мне не хочется верить в то, что для такого талантливого режиссера, как мистер Гоулд, не будет здесь места. Это, в конце концов, сильно ударит и по репутации театра. Ведь театр – сфера высокого искусства, а не какие-то эксперименты молодых режиссеров.

– Вы правы. Но и мы, со своей стороны, должны сделать все, чтобы не подвести мистера Гоулда, – тихо проговорила Джули Уотсон.

– Да, от нашего настроя будет многое зависеть, – согласился с ней Чак. – Репетируем уже пятый месяц, и полагаю, что в итоге сможем выступить хорошо.

Завтра днем я зайду к мистеру Гоулду, и мы обсудим последние приготовления.

– А что еще осталось доделать? – спросила Джули. – Ну, кроме декораций?

– Практически все готово, – ответил Чак. – Декорации обещали доделать уже завтра, костюмы закончили давно. Но вы же знаете характер мистера Гоулда, его стремление быть точным даже в мелочах. Раньше его не устраивали костюмы, костюмерам приходилось менять фасон несколько раз, а теперь он хочет заменить реквизит, который нашел Билл. Он, по его мнению, не соответствует той эпохе. Мистер Гоулд говорит, что именно детали должны передавать атмосферу и отличают профессиональную постановку от любительской. По старой привычке, он собирается сам подобрать подходящий инвентарь на блошином рынке.

– В этом его можно понять, современные критики готовы придраться к каждой детали, каждой мелочи.

– Джули, я с вами согласен, но вы же сами знаете о состоянии здоровья мистера Гоулда. Ему лучше еще день отлежаться, чем на блошином рынке искать инентарь в дождливую ноябрьскую погоду, но он и слушать этого не желает, – тяжело вздыхая, сказал Чак.

Будучи хорошо знакома с мистером Гоулдом и зная его характер, Джули улыбнулась и сказала своему партнеру по сцене:

– В этом и есть весь мистер Гоулд, полностью посвящать себя любимой работе. Я завтра зайду его проведать и обязательно постараюсь убедить еще несколько дней не нарушать постельный режим, – решительно произнесла Джули.

– Мисс Уотсон, давайте смотреть на вещи более оптимистично! – перед тем как попрощаться, улыбаясь, произнес актер. – Лично я надеюсь, что эта постановка окажется успешной, и мы будем играть в ней долгие годы, – резюмировал Чак на прощанье, подходя к гримерной комнате.

* * *

Джули присела на стул напротив зеркала и задумалась. Потом, посмотрев на часы – полдесятого вечера – она собралась незамедлительно смыть с лица грим, как раздался стук в дверь.

– Кто там?

– Это я, Том, посыльный, – ответил худощавый парнишка лет семнадцати.

– Проходи, Том. Ты прямо как по расписанию. Каждую пятницу с цветами у гримерки.

Молодой человек ничего не ответил на шутку мисс Уотсон. Протянув ей восхитительный букет тюльпанов из нежных белых бутонов, он произнес:

– Эти цветы для вас.

– И от кого же?.. Хотя зачем я спрашиваю? – улыбаясь, проговорила актриса. – Ты же все равно не скажешь. Позволь, догадаюсь. Отправитель пожелал остаться неизвестным?

– Вы правы, мисс Уотсон, так и есть, – смущенно ответил посыльный.

– Чудеса. Я служу в этом театре уже двадцать лет, практически каждую пятницу мне приносят красивый букет, и от кого – неизвестно! Том, ты можешь хотя бы намекнуть, кто этот джентльмен, который посылает цветы?

– Простите, мисс Уотсон, но мне нужно идти, – произнес молодой человек и, попрощавшись, удалился.

Полюбовавшись цветами и поставив их в вазу, мисс Уотсон принялась смывать грим.

* * *

Смыв грим, она продолжала размышлять о будущей постановке. В этот вечер мисс Уотсон не хотелось идти домой, так как ее там никто не ждал. Но когда она услышала, как уборщица, завершая работу, захлопнула дверь гримерной комнаты Чака, актриса поняла, что пора собираться. Взяв сумку и цветы, она вышла из комнаты.

Выходя из гримерки, Джули увидела идущую ей навстречу миссис Дорати Стивенс, актрису лет шестидесяти, возвращавшуюся в свою гримерную после спектакля, который проходил на главной сцене.

– Здравствуйте, миссис Стивенс. Как прошел ваш сегодняшний спектакль?

– Добрый вечер, мисс Уотсон… – тепло ответила женщина. – Спектакль прошел хорошо, но при полупустом зале. Мы сейчас имели неприятный разговор с мистером Дрейсоном, который подумывает о прекращении этой постановки… Но не будем о грустном. А как у вас дела? Как настроение перед премьерой на следующей неделе?

– Надеемся, что до среды нам удастся провести еще несколько репетиций с мистером Гоулдом и достойно сыграть. Вдобавок ко всему я хочу предпринять последнюю попытку пройти пробы на роль Гертруды в лондонском «Глобусе». Не знаю, как я все это успею.

– Я уверена, у вас все получится, – сказала собеседница. – Наша семья, да что там – практически весь город восхищается вашим актерским талантом и красотой, режиссеры обязательно должны обратить на вас внимание.

– Право же, вы мне льстите, – улыбнулась Джули. – В сорок лет о красоте уже как-то и не хочется говорить. Давно надо было оставить мечты о большой сцене, а я все продолжаю стучаться в эти закрытые ворота.

– А когда у вас пробы?

Джули, еще раз вспомнив горький опыт своих предыдущих проб в лондонских театрах, тяжело вздохнула и произнесла:

– В понедельник. Завтра днем пойду проведать мистера Гоулда и постараюсь отпроситься у него и поехать. Ведь до премьеры осталось не так много времени, и я не знаю, отпустит ли он меня.

– Как поживает мистер Гоулд? Давно я его не видела. Он все реже стал появляться в театре, – заметила миссис Стивенс. – Мы живем по соседству и иногда с ним беседуем. Так вот, он всегда мне говорит, что вы его муза, и только благодаря вам его спектакли имеют успех у публики.

– Он преувеличивает, – отмахнулась Джули.

– Ну что вы! – воскликнула Дороти. – Вы же играли практически во всех его постановках, и в этой он выбрал именно вас на главную роль.

– Мне с самого начала карьеры посчастливилось работать под его руководством, – сказала Джули. – Я окончила театральную школу, а когда двадцать лет назад пришла сюда на пробы, мистер Гоулд тут же утвердил меня на роль.

– Наверное, он сразу разглядел ваш талант! – женщина, сузив глаза, хитро посмотрела на Джули.

– Не думаю. Скорее всего, просто сжалился над двадцатилетней девушкой, которую никуда не брали.

Миссис Стивенс с ностальгией вспомнила и свои первые шаги в этом театре, и знакомство с еще молодым, начинающим режиссером мистером Гоулдом, но, откинув воспоминания в сторону, она сказала:

– К сожалению, в последнее время залы стали слабо заполняться, и мне бы очень не хотелось, что-бы мистеру Гоулду, как и другим опытным режиссерам, пришлось по этой причине покинуть наш театр. Мистер Дрейсон все больше делает ставку на молодых режиссеров, и я даже не знаю, как к этому относиться.

Джули было непросто слышать о возможной отставке мистера Гоулда, но, собравшись с мыслями, она сказала:

– Увы, миссис Стивенс, мы живем в эпоху технологического прогресса, но несмотря на это мистер Гоулд не теряет оптимизма: он и в свои семьдесят верит, что театр – это самое высокое искусство, которое будет жить вечно. Но если спектакль провалится, и он будет вынужден покинуть театр, то я последую его примеру.