У дороги

– Бедный Хус! – только и сказала она.

Она тихо и ласково похлопывала его по руке: бедняжка, сколько он выстрадал.

Так они и сидели бок о бок на скамье. Над маленьким прудом висел полуденный зной. Жужжали комары и мошки.

Больше они не произнесли ни слова. Голос Марии заставил их очнуться.

– Зовут! – сказала Катинка.

Они встали и молча пошли по тропинке.

За обедом все развеселились. На сладкое ели пирог и запивали его старым ольборгским портвейном.

Бай сбросил с себя пиджак и каждую минуту повторял:

– Недурно, черт возьми, детки, посидеть в зеленом датском лесу.

На него нашел приступ нежности, и он попытался усадить Катинку к себе на колени. Она стала вырываться.

– Бай! Не надо, Бай! – сказала она. Она побледнела, потом вспыхнула.

– Посторонних стесняемся, – сказал Бай. Наступило молчание. Катинка стала упаковывать корзины. Хус встал.

– А что, если малость прогуляться? – сказал Бай. Он надел пиджак. – Поспособствовать пищеварению.

– Правда, – сказала Катинка. – Погуляйте, пока я уложу корзины.

Бай с Хусом пошли по тропинке. Бай держал шляпу в руке, он разомлел от жары и старого портвейна.

– Видали, Хус, вот вам и брачная жизнь, черт ее дери, – говорил он. – Так оно и бывает, только так. А все остальное, что они там пишут в книгах, насчет брака, добрачного целомудрия и все такое, и потом пичкают нас этим в библиотеках… пустая болтовня… Верность, чистота – затвердили, как старый Линде свой «Отче наш». На словах это выходит красно, есть что развести и на бумаге, но суть-то дела не в том, Хус…

Он остановился, размахивая шляпой перед лицом Хуса.

– Видали, – мне хочется, а Катинке нет… Чудный летний день, закусили на свежем воздухе и хоть бы что– даже не поцелует… Так уж устроены женщины. Никогда не знаешь заранее, что на них найдет. Между нами говоря, Хус, – Бай покачал головой, – мужчине в самом соку приходится порой несладко…

Хус сбивал палкой стебли крапивы. Он размахивал палкой с такой силой, что они обламывались, точно срезанные серпом.

– Вот в чем вся суть, – говорил Бай с глубокомысленным I видом. – Об этом они небось в своих книгах не пишут. Но I между нами, мужчинами, говоря, мы-то знаем, где собака зарыта.

Их окликнула Катинка. Хус крикнул в ответ: «Ау!» – эхо громко разнеслось по лесу.

К Катинке уже вернулось хорошее настроение.

– Наверно, вы не прочь вздремнуть до полудня, – сказала она. Она знает одно местечко– чудесное местечко под большим дубом, – и она пошла вперед, показывая дорогу.

Хус пошел следом за нею. Он стал куковать, подражая : крику кукушки. Бай слышал, как он смеется и пускает трели. :

– Черт возьми, он, оказывается, умеет смеяться, – сказал Бай. – Вот уж не думал.

Немного погодя Бай уже спал под большим дубом лицом вверх, на животе – шляпа.

– Поспите и вы, Хус, – сказала Катинка.

– Хорошо, – сказал Хус. Они сидели по разные стороны дубового ствола.

Катинка сняла соломенную шляпу и прислонилась к стволу головой. Она смотрела вверх на развесистую дубовую крону. Высоко-высоко сквозь зелень, точно золотые капли, пробивались солнечные лучи… а где-то в глубине леса в кустарнике пели птицы.

– Как здесь славно, – прошептала она и склонила голову.

– Да, очень, – прошептал в ответ Хус. Он обхватил руками колени и смотрел вверх на крону дуба.

Было тихо-тихо. Они слышали дыхание Бая; прожужжала мошка, – оба проводили ее глазами до зеленых ветвей; птицы щебетали то совсем близко, то чуть дальше.

– Вы спите? – прошептала Катинка.

– Да, – ответил Хус.

Они снова замолчали. Хус прислушался, потом встал и обошел дуб. Она спала, как ребенок, склонив голову набок и улыбаясь во сне.

Хус долго стоял и смотрел на нее. Потом бесшумно вернулся на свое место и сидел, счастливо улыбаясь, устремив глаза на вершину дуба и охраняя ее сон.

Мария разбудила их громогласным «о-ла-ла!», приглашая пить кофе. Бай уже отоспался, вместе с хмелем улетучилось и его раздражение.

– На свежем воздухе полезно пропустить рюмочку коньяку, – провозгласил он. – Пропустить рюмочку на свежем воздухе.

К рюмочке ему захотелось еще кусочек пирога. Бай не мог пожаловаться на плохой аппетит.

– Отменный пирог, – сказал он.

– Это пирог Хуса, – сказала Катинка.

– Что ж, на здоровье, – сказал Бай, – лишь бы и нам дали полакомиться…

Выпив кофе, снова пустились в путь. Баю надоело править, он поменялся местами с Хусом и пересел на заднее сиденье рядом с Катинкой. Всех клонило в сон – стоял палящий зной, дорога была пыльная. Катинка смотрела на спину Хуса – на его широкий загорелый затылок.

Постоялый двор был забит распряженными повозками. Женщины и девушки, только что сошедшие с сидений, встряхивали и расправляли юбки. Окна погребка были распахнуты настежь, там резались в карты и рекой лился пенистый пунш. В зале, за спущенными занавесками, кто-то бренчал на разбитом рояле «Ах, мой милый Вальдемар».

– Эту песню играет Агнес, – сказала Катинка.

– Соловушки, – сказал Бай. – Вечерком послушаем, как они щебечут.

Проходя, Катинка попыталась заглянуть в окна зала, но рассмотреть ей ничего не удалось.

– Не подглядывать, – сказал Бай. – Вход рядом с кассой…

За занавесками крикливый женский голос выводил: «О мой Шарль!»

О мой Шарль,
ты пришли мне письмо…