– Водрек был очень богат?
– Да, очень богат.
– Не знаешь приблизительно, какое у него было состояние?
– Точно не знаю. Один или два миллиона.
Он замолчал. Она потушила свечу. И они продолжали лежать рядом в тишине ночи без сна, молча, погрузившись каждый в свои мысли.
Ему не хотелось спать. Ничтожными казались ему теперь семьдесят тысяч франков, обещанные госпожой Вальтер. Вдруг ему показалось, что Мадлена плачет. Чтобы убедиться в этом, он спросил:
– Ты спишь?
– Нет.
Голос ее дрожал, в нем слышались слезы. Он продолжал:
– Я забыл тебе сказать, что твой министр нас ловко надул.
– Как так?
И он пространно, со всеми подробностями рассказал ей комбинацию, подготовляемую Ларошем и Вальтером. Когда он закончил, она спросила:
– Как ты об этом узнал?
Он ответил:
– Позволь мне не говорить тебе этого. У тебя есть свои способы добывать сведения, которых я не касаюсь. У меня есть свои, которые я тоже желаю сохранять в тайне. Во всяком случае, за точность моих сведений я ручаюсь.
Тогда она прошептала:
– Да, это возможно… Я подозревала, что они что-то делают помимо нас…
Жоржу не хотелось спать; он пододвинулся к жене и нежно поцеловал ее в ухо. Она резко оттолкнула его:
– Прошу тебя, оставь меня в покое. Я совершенно не расположена дурачиться.
Он покорно повернулся к стене, закрыл глаза и вскоре заснул.
VI
Церковь была обтянута черным, и у дверей ее большой щит с короной возвещал прохожим о том, что хоронят дворянина. Обряд только что кончился, и присутствующие медленно расходились, проходя мимо гроба. Племянник графа де Водрека пожимал всем руки и отвечал на поклоны.
Жорж Дю Руа с женой вышли из церкви и направились домой. Оба молчали, погруженные в свои мысли.
Наконец Жорж произнес, как бы говоря сам с собой:
– Однако это странно!
Мадлена спросила:
– Что странно, мой друг?
– Что Водрек нам ничего не оставил.
Она внезапно покраснела; казалось, легкая розовая вуаль покрыла ее бледную кожу, поднявшись от шеи к лицу. Она сказала:
– Почему он должен был нам что-нибудь оставить? У него не было для этого никаких оснований.
Немного помолчав, она прибавила:
– Может быть, у какого-нибудь нотариуса хранится завещание. Пока еще мы ничего не знаем.
Он подумал, потом тихо сказал:
– Да, это возможно; ведь, в конце концов, он был наш лучший друг, как твой, так и мой. Он обедал у нас два раза в неделю, приходил в любой час. У нас он чувствовал себя как дома, совсем как дома. Он любил тебя как отец; у него не было семьи, не было детей, братьев, сестер – никого, кроме этого племянника, да и с тем он не был близок. Да, по всей вероятности, существует завещание. Я не говорю о крупной сумме, достаточно хоть какого-нибудь пустяка, который доказал бы, что он подумал о нас, что он любил нас, ценил нашу привязанность. Какой-нибудь знак дружбы мы, во всяком случае, заслужили.
Она ответила с задумчивым и равнодушным видом:
– Возможно, конечно, что есть завещание.
Когда они вернулись домой, слуга подал Мадлене письмо. Она прочла его и передала мужу.
«Контора нотариуса Ламанера,
улица Вож, 17
Милостивая государыня!
Имею честь просить Вас пожаловать ко мне в контору между двумя и четырьмя часами во вторник, среду или четверг по касающемуся Вас делу.
Примите и проч.
Ламанер».
Теперь покраснел Жорж.
– Должно быть, это то самое. Странно, что он приглашает тебя, а не меня, законного главу семейства.
Сначала она ничего не ответила, потом, после короткого раздумья, сказала:
– Хочешь, пойдем туда сейчас же?
– Хорошо, пойдем.
Позавтракав, они отправились к нотариусу.
Когда они вошли в контору Ламанера, старший клерк встал с подчеркнутой почтительностью и проводил их к своему патрону.