Милый друг

Он ответил:

– Завтра, в семь часов.

Они расстались. Она повернула направо, он – налево.

Дю Руа дошел до внешнего бульвара. Потом спустился к бульвару Мальзерб и медленно пошел вперед. Проходя мимо кондитерской, он увидел глазированные каштаны в хрустальной вазе и подумал: «Возьму фунт их для Клотильды». И купил пакет этих засахаренных фруктов, которые она любила до безумия.

В четыре часа он был уже дома и ожидал свою молодую любовницу.

Она немного опоздала, так как муж ее приехал на неделю.

Она спросила:

– Ты можешь прийти к нам завтра обедать? Он будет в восторге повидать тебя.

– Нет, я обедаю у патрона. У нас теперь масса всяких дел, политических и финансовых.

Она сняла шляпу и начала расстегивать лиф, который был ей немного тесен.

Он указал ей пакет на камине:

– Я принес тебе глазированных каштанов.

Она захлопала в ладоши.

– Какая прелесть! Какой ты милый!

Она взяла их, попробовала и объявила:

– Они восхитительны, я чувствую, что не оставлю ни одного. – Потом прибавила, глядя на Жоржа с чувственной веселостью: – Ты, значит, поощряешь все мои пороки?

Она медленно ела каштаны, беспрестанно заглядывая в мешочек, как бы желая удостовериться, что там еще что-то осталось. Она сказала:

– Ну, садись в кресло, а я устроюсь у твоих ног и буду есть конфеты. Мне будет так очень удобно.

Он улыбнулся, сел и усадил ее у своих ног. У нее была теперь точно такая же поза, как только что у госпожи Вальтер.

Она поднимала голову, чтобы видеть его, и болтала с набитым ртом:

– Ты знаешь, милый, я видела тебя во сне, мне снилось, что мы вдвоем едем куда-то далеко на верблюде. У него два горба, и мы сидим верхом, каждый на горбе, и проезжаем через пустыню. У нас с собою в бумаге бутерброды и бутылка вина, и мы закусываем, сидя на горбах. Но мне это надоело, так как мы ничего другого не могли делать; мы были слишком далеко друг от друга, и мне захотелось сойти.

Он ответил:

– Мне тоже хочется сойти.

Он смеялся, находя забавным ее рассказ, и побуждал ее болтать пустяки, высказывать все эти ребячества, все нежные глупости, которые приходят в голову влюбленным. И весь этот вздор, выводивший его из себя в устах госпожи Вальтер, казался ему милым, когда его произносила госпожа де Марель.

Клотильда тоже называла его «мой милый», «мой мальчик», «мой котик», и эти слова казались ему нежной лаской. Когда же их произносила другая, они раздражали и сердили его. Ибо слова любви всегда одинаковы, все дело в устах, которые их произносят.

Но, забавляясь всеми этими шалостями, он не переставал думать о семидесяти тысячах франков, которые ему предстояло выиграть, и вдруг, слегка коснувшись пальцем головы своей подруги, он прервал ее болтовню:

– Слушай, моя кошечка. Я даю тебе поручение к твоему мужу. Скажи ему от моего имени, чтобы он завтра же купил на десять тысяч франков марокканских акций, которые стоят теперь по семьдесят два франка; я обещаю ему, что меньше чем через три месяца он выиграет на этом деле от шестидесяти до восьмидесяти тысяч франков. Скажи ему, чтобы он никому об этом не говорил. Передай ему также от моего имени, что экспедиция в Танжер решена и что марокканский заем будет гарантирован французским правительством. Только смотри никому не проболтайся. Я доверяю тебе государственную тайну.

Она серьезно слушала его. Потом прошептала:

– Спасибо. Я передам это моему мужу сегодня же вечером; ты можешь на него положиться; он не проболтается. Это человек надежный, его опасаться нечего.

Она покончила с каштанами, скомкала пакет и бросила его в камин. Потом сказала:

– Идем в постель. – И, не вставая, начала расстегивать жилет Жоржа.

Вдруг она остановилась и, двумя пальцами вытянув из петли длинный волос, рассмеялась:

– Смотри-ка… Ты принес волос Мадлены. Вот верный муж!

Потом, сделавшись серьезной, она начала внимательно рассматривать на ладони едва заметный тонкий волос, найденный ею, и прошептала:

– Но это волос не Мадлены. Он темный.

Он улыбнулся:

– Это, вероятно, волос горничной.

Но она продолжала рассматривать жилет с внимательностью сыщика и нашла другой волос, обмотанный вокруг пуговицы; затем третий; и, побледнев, слегка дрожа, воскликнула:

– О, ты спал с женщиной, которая обмотала тебе свои волосы вокруг пуговиц!

Он удивился, забормотал:

– Да нет же, ты с ума сошла…

Потом вдруг он вспомнил, понял все, сначала смутился, потом начал, смеясь, отрицать, в глубине души польщенный тем, что она подозревает его в успехах у женщин.

Она продолжала искать и все находила волосы, которые разматывала быстрым движением и бросала на ковер.

Инстинктом опытной женщины она угадала, в чем дело, и бормотала, взбешенная, раздраженная, готовая расплакаться:

– Она тебя любит, эта женщина. Она хотела, чтобы ты унес частицу ее… Ах, предатель!

Вдруг она пронзительно вскрикнула с дикой радостью:

– О! О! Это старуха! Вот седой волос! А! Так ты теперь возишься со старухами! Разве они тебе платят?.. Скажи, разве они тебе платят?.. А! Так ты взялся за старух! В таком случае я тебе больше не нужна. Оставайся с нею…

Она вскочила, схватила лиф, брошенный на стул, и начала быстро одеваться.

Он хотел ее удержать, пристыженно бормоча:

– Да нет же, Кло… Как это глупо… Я не знаю, откуда это… Послушай… Останься… Ну же… Останься…