Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Наблюдения одного лентяя
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Про звон?
– Про звон.
– Звон в первом часу.
– Да я так и сказал.
– А-а! Я не расслышал. А звон тут точно в полночь начинается.
И потом:
– О-ох, господи, батюшка!
Или:
– Хорошо! дюже хорошо!
Я заснул.
Когда я проснулся, звон был уже в полном разгаре. На дворе все копошилось и суетилось; тут купец причесывал гребнем мокрые волосы; там богомольцы умывались, утираясь полами и шапками; народу было везде множество, хоть было только шесть часов утра. Купца уже не было. Не беспокоя Павлушу, крепко спавшего, я пошел в монастырь.
У монастырских ворот торговали свечами, иконами, книгами. Тут же была небольшая ярмарка: около палаток толпились красные полки деревенских женщин. Слепые пели стихи, нищие просили милостыню, торгаши кричали с покупателями. В монастырских воротах стоял стол со множеством стклянок и бутылок, наполненных деревянным маслом из лампадок, горящих над гробницею угодника. Простые деревенские женщины, больные, увечные, толстые купчихи толпами подходили и пили по стаканчику, не обращая внимания на то, что иногда в масле чернел кусок фитиля.
– Ваше благородие! – весело произнес купец, встречая меня. – Что долго почивали?
– Устал.
– А канпанион?
– Он еще спит.
– Хе-хе-хе. Богомольцы! Разве так можно? А я уж приложился.
– Уже?
– Эво! А вы?
– Я вот сейчас.
– Пойдемте, я еще раз приложусь вместе с вами.
В это время из толпы народа пробралась к нам купчиха и, запыхавшись, произнесла, обращаясь к мужу:
– Приложился?!
– Как же!
– А в старом приделе?
– В каком?
– Где рака?
– Это где же?
– Да вон, вон, иди скорее! а то набьется народу…
– Иди!
– Пойдемте скорее! – сказал купец, торопясь идти.
– Ай не были? – спросила купчиха меня.
– Да народу много, не проберешься.
– Ах, молодые люди! Уж на что мы, женщины, уж, кажется, «дряни» считаемся, а и то пробились… Идите скорее!
Старая церковь была набита битком, так что народ большою массою толпился у входа. Толкотня и давка ужасные.
– Купец, купец, – кричали купцу несколько богомолок. – Мы за тобой следом… Дай, батюшка, пробиться женщинам!
– Господин купец! проведи женщину!
– Идите! идите за мной!
Купец был истинный герой в эти минуты. Он оживился, стал молодцом, выпрямился и с истинно варварским ожесточением вломился в толпу. Круто согнутыми локтями он валил народ направо и налево, не разбирая, женщина ли тут с ребенком, старик ли, монахиня, – он просто крутил среди толпы, как вихорь!
Богомолки, держась одна за другую и охая, бежали по следу, который купец, как хороший пароход, оставлял за собой.
Минут через пять он воротился весь красный и, расшвырнув толпу с крыльца в разные стороны, появился предо мной.
– Приложились? – спросил я его.
– От-тлично, два раза приложился!
Купец встряхнул волосами и отер губы рукавом.
– А вы-то?
– Да теснота ужасная.
– Пойдемте, я вас проведу в другом месте. Я еще там не прикладывался. Доска там показывается.
– Что такое?
– По-священному будет дека, а по-нашему – доска, стало быть, от гроба… Так приложиться надо к ней… Пойдемте!
И опять он врезался в толпу с каким-то неестественным азартом, как будто в этом была его задача. И я заметил, что не один он любил расправить кости в этой свалке.
– Про звон.
– Звон в первом часу.
– Да я так и сказал.
– А-а! Я не расслышал. А звон тут точно в полночь начинается.
И потом:
– О-ох, господи, батюшка!
Или:
– Хорошо! дюже хорошо!
Я заснул.
Когда я проснулся, звон был уже в полном разгаре. На дворе все копошилось и суетилось; тут купец причесывал гребнем мокрые волосы; там богомольцы умывались, утираясь полами и шапками; народу было везде множество, хоть было только шесть часов утра. Купца уже не было. Не беспокоя Павлушу, крепко спавшего, я пошел в монастырь.
У монастырских ворот торговали свечами, иконами, книгами. Тут же была небольшая ярмарка: около палаток толпились красные полки деревенских женщин. Слепые пели стихи, нищие просили милостыню, торгаши кричали с покупателями. В монастырских воротах стоял стол со множеством стклянок и бутылок, наполненных деревянным маслом из лампадок, горящих над гробницею угодника. Простые деревенские женщины, больные, увечные, толстые купчихи толпами подходили и пили по стаканчику, не обращая внимания на то, что иногда в масле чернел кусок фитиля.
– Ваше благородие! – весело произнес купец, встречая меня. – Что долго почивали?
– Устал.
– А канпанион?
– Он еще спит.
– Хе-хе-хе. Богомольцы! Разве так можно? А я уж приложился.
– Уже?
– Эво! А вы?
– Я вот сейчас.
– Пойдемте, я еще раз приложусь вместе с вами.
В это время из толпы народа пробралась к нам купчиха и, запыхавшись, произнесла, обращаясь к мужу:
– Приложился?!
– Как же!
– А в старом приделе?
– В каком?
– Где рака?
– Это где же?
– Да вон, вон, иди скорее! а то набьется народу…
– Иди!
– Пойдемте скорее! – сказал купец, торопясь идти.
– Ай не были? – спросила купчиха меня.
– Да народу много, не проберешься.
– Ах, молодые люди! Уж на что мы, женщины, уж, кажется, «дряни» считаемся, а и то пробились… Идите скорее!
Старая церковь была набита битком, так что народ большою массою толпился у входа. Толкотня и давка ужасные.
– Купец, купец, – кричали купцу несколько богомолок. – Мы за тобой следом… Дай, батюшка, пробиться женщинам!
– Господин купец! проведи женщину!
– Идите! идите за мной!
Купец был истинный герой в эти минуты. Он оживился, стал молодцом, выпрямился и с истинно варварским ожесточением вломился в толпу. Круто согнутыми локтями он валил народ направо и налево, не разбирая, женщина ли тут с ребенком, старик ли, монахиня, – он просто крутил среди толпы, как вихорь!
Богомолки, держась одна за другую и охая, бежали по следу, который купец, как хороший пароход, оставлял за собой.
Минут через пять он воротился весь красный и, расшвырнув толпу с крыльца в разные стороны, появился предо мной.
– Приложились? – спросил я его.
– От-тлично, два раза приложился!
Купец встряхнул волосами и отер губы рукавом.
– А вы-то?
– Да теснота ужасная.
– Пойдемте, я вас проведу в другом месте. Я еще там не прикладывался. Доска там показывается.
– Что такое?
– По-священному будет дека, а по-нашему – доска, стало быть, от гроба… Так приложиться надо к ней… Пойдемте!
И опять он врезался в толпу с каким-то неестественным азартом, как будто в этом была его задача. И я заметил, что не один он любил расправить кости в этой свалке.
