– Не сможете.
Я выдала кривую усмешку.
– Поверьте, сможем.
– Вы не знаете, кто он, – проскулил вдовец, продолжая увлекательный процесс по прореживанию волосяного покрова на голове.
– А вы не знаете, кто мы, – низким голосом прогудел Гоша. Я удивленно покосилась в его сторону, так как со мной парень разговаривал обычным тоном, не похожим на вот этот вот медвежий рык из глубокой пещеры. Парень поймал мой взгляд и лукаво подмигнул. – Видите эту девушку перед собой?
Я в замешательстве вздернула брови, не ожидая такого захода.
Вдовец тоже не ожидал, и его удивление стало зеркальным отражением моего. Только мои глаза не сошлись у переносицы. Глушко даже перестал выдергивать на себе волосы, изумленно уставившись туда, куда предложил ему Гоша – на меня.
– Она кое-что умеет, – продолжил гнуть свою линию Гоша. – Покажи ему, – а вот это уже было адресовано мне.
Просьбу я проигнорировала, но вот игнорировать Гошу оказалось намного труднее. Парень задался целью, и я даже понимала какой, но методы его мне не нравились.
– Покажи ему, – наставил мой временный напарник.
– Мы не в цирке, а я – не клоун, – негромко пропела я, пытаясь удержать на лице дружелюбное выражение. Затея была плохой. И не только потому, что мне не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, но и потому, что у каждого действия есть последствия. В моем случае последствия бывали порой невыносимыми.
– Иначе мы здесь долго просидим, – склонился к моему уху Гоша, – как минимум, до того момента, пока мужик полностью не облысеет.
Я закусила губу. В какой-то степени он был прав. Надо было еще с мужем Крыловой встретиться.
– Хорошо, – согласилась я. – Только не пугайтесь. И помните, пока вы с нами – вам ничего не грозит.
Сказав так, я вытянула вперед руку раскрытой ладонью вверх и расслабилась.
Многим магам для того, чтобы призвать свою силу необходимо концентрироваться. Поставить четкую задачу и сосредоточиться на ней, задействуя все ресурсы своего разума. У меня все наоборот. Магия вырывалась из меня легко и стремительно, словно ласковый питомец, который долго-долго сидел под дверью в ожидании возвращения хозяина. И вот, когда хозяин, наконец, проворачивает дверную ручку и отпирает створку, питомец со всех своих лап мчится к нему на встречу и радостно бросается в объятия. Примерно так лилась из меня моя сила, доставшаяся от отца, мага огня. Игриво ступая мягкими лапами появлялась, когда я была спокойна. Ликующе выныривала, когда испытывала счастье. Больно кусаясь и разрывая когтями плоть вырывалась, когда мне было страшно или плохо. Усилия чаще всего приходилось прилагать не для того, чтобы выманить зверя из убежища, а для того, чтобы дверь была закрыта. И ручка оставалось неподвижной.
В момент разговора с Глушко моё настроение моё настроение можно было описать, как нестабильное и взбудораженное. А потому моя магия аккуратно, с опаской, выбралась из норки и начала оглядываться по сторонам в ожидании возможных угроз. Я легонько поторопила её, но она продолжала осторожничать, пригибаясь к земле словно крадущаяся кошка. Я мысленно шикнула на неё и подтолкнула вперед, к выходу. Она зашипела и ударила об пол лапой. И этот нервный всплеск в реальности проявился небольшим столбиком огня, взметнувшимся в потолок с моей раскрытой ладони.
И так как в этот момент я словно находилась на грани сознания, пребывая одновременно в двух реальностях – внешней и внутренней, то момент потери вдовцом бровей заметить не успела. Вынырнуть из собственного мысленного омута меня заставил истошный вскрик, а после передо мной уже сидел Глушко, только слегка…вареный. С ошалевшим и красным лицом он ощупывал то место, где еще минуту назад находились его брови.
– Что произошло? – растерялась я.
Неожиданно быстро сориентировался Гоша.
– Этот дурак полез к тебе, когда ты застыла, хотела по щекам побить, чтобы очнулась, – подхватив под белы рученьки вдовца, Гоша поволок пациента на выход. – Надо сваливать, пока медперсонал не явился.
– Идиот, – не сдержалась я. А после посмотрела на черный потолок, оценила треснувший плафон и пришла к выводу, что в словах Гоши есть резон. И поторопилась следом за трогательно обнявшейся парочкой. Ну, как обнявшейся? Гоша обхватил Глушко рукой за то место, где по идее у мужчины должна была быть талия. Но так как талия была невозвратно потеряна еще пару десятков лет назад, то пальцы моего напарника просто утонули в складках, наеденных непосильным трудом. Вдовец в свою очередь был совсем не против такой расстановки сил и с удивительной приязнью прильнул к плечу парня, который пыхтел и отдувался, волоча на себе неподъемную тушу. Быстро шагая за ними следом по больничному коридору и наблюдая эту картину со стороны, в душу мою начали невольно закрадываться определенные подозрения, которые выставляли сложившуюся ситуацию в совсем ином свете.
Но проверять размытые домыслы времени не было, за моей спиной уже звучали громкие разговоры и приближающиеся шаги. А потому я ускорилась, догнала ребят на входе в лифт и постаралась закрыть своей спиной все еще постанывающего, на теперь уже как-то фальшиво и натужно, Глушко. Вряд ли получилось, но двери лифта с шумом закрылись, и мы устремились вниз.
– Как выйдем из больницы, – нарушила я молчание, – запихни его в машину и уезжай обратно.
– А ты? – угрюмо спросил Гоша, чуть отодвигаясь от имитирующего потерю сознания вдовца, которого ему все еще приходилось поддерживать.
– Поеду к Крылову, – раскрыла я свои планы. – Не понравились мне слова Глушко.
Я кивнула на вдовца, чьи ресницы чуть дрогнули при упоминании его имени.
– А с этим пусть Седой побеседует, – злорадно распорядилась я, припомнив попытку вдовца отхлестать меня по лицу в целях приведения в сознание. – Ему понравится.
Лифт остановился, створки лениво разъехались в стороны, и мы практически вывалились в холл. Где на нашу живописную группу никто не обратил внимание, так как было занятие поинтереснее – у стойки регистрации седоволосая женщина воодушевленно о чем-то ругалась с медсестрой, потряхивая у последней перед лицом баночкой для анализов. Ссора явно началась недавно и стремительно набирала обороты, собирая вокруг себя благодарных зрителей.
Мы смотреть не стали и быстренько прошмыгнули через толпу. Вернее, прошмыгнуть удалось мне. А вот Гоше пришлось танкером, волокущим на себе дряхлую баржу переть напрямик, наступая людям на ноги и едва не выбивая из рук стаканчики с кофе.
Оказавшись на свежем воздухе, я благодарно выдохнула, а после, кивнув Гоше, направилась к машинам такси, что рядком выстроились вдоль бордюра. Распахнула дверь ближайшего к себе автомобиля с шашечками на крыше и устало рухнула на сидение.
– Куда? – обернулся ко мне небритый водитель с лицом не отличающимся приветливостью.
Я назвала адрес. Водитель завел мотор и вырулил со стоянки. Обернувшись, я увидела, как отъезжает Гоша. И облегченно выдохнула. Одной проблемой меньше – от назойливых глаз человека, приставленного ко мне для наблюдения и старательно изображающего из себя недалекого сельского паренька, избавилась. Теперь можно немного расслабиться.
Так я и сделала. Обессиленно растекшись по сидению, дала возможность отдохнуть напряженным мышцам. Безразлично наблюдая за суматошной жизнью на улицах Восточной Столицы, мелькающей за окном, я чувствовала приближения тех самых последствий, который были платой за использование силы. И я сделала то, чему училась долгое время – возвела мысленную стену, блокируя своего внутреннего монстра. Так я называю ту адскую боль, которая являлась моим неизменным спутником. Боль была со мной всегда, сколько я себя помнила. Приходила она после использования магии огня, но степень боли всегда зависела от того психоэмоционального состояния, в котором я пребывала, используя свой дар. Чаще всего это была сокрушительная волна, под натиском которой трудно даже просто стоять на ногах, но иногда боль превращалась в фоновый шум. Этот шум маячил где-то там, на задворках сознания, периодически напоминая о своем присутствии резкими приступами мигрени, но быстро отступая.
Мне понадобилось немало времени, чтобы научиться усмирять боль и договариваться с этой частью себя. Но по итогу я обрела умение на время запирать боль в клетку, чтобы выпустить позже, когда позволят обстоятельства. Конечно, потом мне становится вдвойне хуже, ведь монстру надо взять своё. Но при этом меня тешит мысль, что ситуацию контролирую я. И ключи от клетки у меня.
На дорогах были пробки, что не удивительно для такого большого города в час пик, а потому по назначенному адресу мы прибыли спустя час. Я расплатилась и тяжело выбралась из салона. Хотелось размяться, так как все тело затекло от долгого сидения в одной позе. Но на бесполезное топтание на месте время было терять нельзя, следовало идти и делать свою работу. И именно так я и поступила.
Глава 19
Искомый подъезд обнаружился быстро. На входе имелся домофон, но удача решила мне улыбнуться. Кто-то предварительно распахнул дверь и любезно подставил под неё камешек, чтобы не захлопнулась.
Я оглянулась по сторонам, приметила стайку старушек, расположившихся на лавочке у дома напротив, а потому накинула на голову капюшон толстовки и глядя себе под ноги проскользнула в подъезд. И едва не столкнулась нос к носу с грузчиками, которые матерясь на чем свет стоит спускались вниз по лестнице в обнимку с цветастым диваном.
Отступив в уголок, я пропустила трудяг в ярко-оранжевых рабочих комбинезонах и дождалась, пока они освободят проход.
Мне нужна была квартира под номером девяносто пять, а вот этаж я не знала. Но судя по тому, что двери на первом этаже были обозначены номерами от пятидесяти четырех до шестидесяти, а на каждом этаже было по шесть квартир, то выходило, что семейство Крыловых обитало на седьмом этаже.
Я мысленно простонала от необходимости топать практически под самую крышу, но тут же одернула сама себя и начала подъем. Примерно на третьем этаже мне захотелось пить. На четвертом посетила светлая идея бросить курить. Будучи на пятом, я пожалела, что забросила занятия спортом. На шестом дала себе клятвенное обещание заняться своим здоровьем. На седьмой я практически вползала.
И вот в тот момент, когда мой язык болтался на плече, а из горла вырывалось тяжелое сиплое дыхание, мой нос уловил посторонний запах. Посторонним он показался потому, что его в подъезде стандартной блочной девятиэтажки с такими тонкими стенами, что соседи волей-неволей в курсе интимных подробностей жизни друг друга, не должно было быть. Здесь должно было пахнуть обычной человеческой жизнью, как и в других подобных домах – едой, пылью, шерстью домашних животных и потом. А аромат, который учуяло моё обоняние был другим – слишком чистым для человека, слишком концентрированным. Он напоминал…морской бриз. Дуновение ветра, дарящее прохладу и оседающее на коже капельками соленой воды.
Облокотившись о перила, я прикрыла веки и позволила своим органам чувств оценить окружающую обстановку. Где-то звонко лаяла собака. Через две стены приглушенно бормотал телевизор. Этажом ниже ругались мужчина и женщина. В квартире наискосок напевал ребенок и стучал нож о разделочную доску. На пятом этаже у кого-то убежало молоко на плиту.
Все вроде бы было нормально, обыденно. И все же что-то настораживало. Я открыла глаза и вновь оглянулась по сторонам. Просто пятьдесят оттенков серого. Отчаяния. Серые стены, серая лестница, местами грязные стены и окно, радующее глаз огромной трещиной. Прятаться тут было негде, если только под потолком. Но нет, потолок хоть и не радовал глаз хорошим ремонтом, но и инородными субъектами не обзавелся.
Я потерла глаза пальцами, а после оторвалась от перил, на которых с сомнительным удобством повисла, и направилась к нужной мне двери. Звонок имелся, и он же лишил меня удовольствия попинать ногами створку. А потому пришлось интеллигентно ткнуть пальцем в кнопку. За дверью послышалось переливание трели, но хозяева на зов не спешили.
Я нажала еще раз, и еще раз. А потом еще раз. И снова. Потом не выдержала и от души приложилась о косяк крепким каблуком ботинка. Решила, что хозяина очевидно нет дома, хотя куда он мог утопать после известия о безвременной кончине жены, практически сразу последовавшим за кровавым самоубийством сына – непонятно. Я уже решила спуститься вниз и, устроившись на лавочке, позвонить Сашке, как вдруг дверь от моего пинка со скрипом приоткрылась.
Я замерла.
Опыт подсказывал, а вернее истошно кричал, что в наше тревожное время дверь в квартиру просто так открытой не оставляют. Можно сколько угодно рассуждать на тему вероятной забывчивости или «торопился в туалет, не успел закрыть», но наши граждане настолько натренированы нестабильной криминальной обстановкой в стране, что даже в состоянии крайнего опьянения запереть дверь в свою норку – это что-то на уровне базового инстинкта.
Первое, что пришло на ум – Крылов решил отправиться следом за сыном и женой. Других детей, кроме сына, в семье не было. А потому вполне возможно, что в состоянии крайнего потрясения, потеряв самых близких людей, мужчина мог шагнуть из окна или намылить веревку.