Будущий король (не) желает познакомиться 2

Потерев ладонью, я обнаружила кусок мутного льда.

– Лед, – растерянно прошептала я и тут повторила, уже громче, поднимаясь на четвереньки: – Здесь лед!

И бросилась судорожно разгребать снег, очищая поверхность под нашими ногами. Пронаблюдав некоторое время за моими действиями, Тим присоединился к расчистке, хотя и видно было, что каждое движение дается другу с трудом. Уже вскоре стало очевидно, что все это время мы шли не по заснеженной земле, а по заснеженному льду.

– Это похоже не озеро, – пробормотал друг, всматриваясь в лед, который имел серый оттенок с примесью легкого голубого свечения. – Или реку. А это что? Погоди–ка… Мира! Иди сюда!

У Тима был такой голос, что я все бросила и рванула к нему.

– Смотри, – и друг ткнул пальцем в лед.

Упав рядом на колени, я опустилась вниз, практически уткнувшись носом в замороженный пласт воды, ощущая кожей исходящие от него потоки холода.

– Куда смотреть? Хотя, стой. Кажется, я что–то вижу, – пробормотала я, всматриваясь внутрь.

В следующую секунду послышался треск. Сперва он был приглушенным, словно доносящимся откуда–то издалека. Но, неумолимо нарастая, звук приближался, становясь мощнее, яростнее, злее. До тех пор, пока лед под мной с оглушительным грохотом не взорвался, выбрасывая на поверхность столбы ледяных осколков. Отброшенная в сторону ударной волной, я заскользила по льду на животе, словно пингвиненок, шаря руками вокруг в бесплотных попытках затормозить движение. Прокатившись по инерции еще пару метров, я умудрилась зацепиться рукавом за что–то, что при ближайшем рассмотрении оказалось вмерзшей в воду корягой, кусок которой остался над застывшей водой.

– Мира! – завопил Тим и со всех ног, покачиваясь, спотыкаясь, падая и тут же поднимаясь снова, бросился он ко мне.

А за его спиной выкарабкивались на свободу чудовища.

Глава 17

Сперва появился один, потом второй, следом выкарабкался третий. Вот, ползком из–за обрубка ноги, подтягивая себя руками, в нашу сторону потянулся четвертый. Там, подо льдом, их было так много и с каждым новым звуком ломающегося льда на поверхности появлялось все больше и больше чудовищ, которые все это время находились под нами.

Они были похожи на людей, но человеческого в них осталось мало. Изломанные тела, торчащие из начавшей разлагаться плоти белые обломки костей, порванная одежда, болтающаяся мокрыми лохмотьями вместе с полу оторванными кусками мяса. У некоторых не было глаз, лишь черные запавшие глазницы в окружении полукружий копоти, словно кто–то или что–то при жизни выжгло им глаза. У других глаза имелись, но глядели бессмысленно, тупо, протягивая вперед руки и изрыгая из потрескавшихся ртов булькающие звуки, вместе с серо–зелеными пузырями. У многих были разбиты головы и обнажены кости черепа, как будто при жизни с них пытались снять скальп. Пергаментная, отливающая синевой замерзшая кожа, была испещрена темно–бордовыми, практически черными, прожилками, буграми проступавшими под кожей.

Тим уже почти добежал до меня, когда одно из чудовищ внезапно остановилось, прекратив конвульсивно дергаться, и, выпучив мутные, подернутые белесой пленкой глаза, схватился за горло. Дергаясь, как в припадке тошноты, он рухнул на снег и из его глотки фонтаном вырвалась черная жижа, заплескав все вокруг, в том числе, и других чудовищ, которые продолжали ковылять, хрипя, рыча, щелкая выбитыми суставами, мерзко хлюпая чем–то внутри и не обращая никакого внимания на блюющего монстра–собрата. Кажется, их вообще ничего не интересовало.

Ничего, кроме нас. А из пробитой неведомой силой проруби продолжали появляться ожившие трупы, которые, если судить по их внешнему виду и одеянию, погибли вовсе не мирной смертью. Одинаковая черная одежда, а, точнее, её остатки, одинаковые ранения от чего–то, вроде меча или боевого топора, и тот факт, что все они определенно принадлежали к мужскому полу, наталкивали на определенные мысли.

– Это что, зомби? – подлетая ко мне и с трудом выдыхая, простонал Тим.

– Я думаю, это солдаты, – поделилась я мыслями.

– Солдаты, которые выбрались из замерзшей реки? – хватаясь за бок, просипел друг, глядя на меня огромными глазами, расширившиеся зрачки которых целиком вытеснили радужку. Ему было страшно. Очень. А я ничего не могла сделать. Я не могла вернуть его в спокойный привычный мир, где самой большой опасностью считалось перейти дорогу в неположенном месте. Я привела его сюда, в мир магов и колдуний, принцев и рыцарей, домовых и демонов, и полчища других мерзких тварей, как овечку на закланье, хотя сама с трудом выживала.

– Их сюда сбросили… Сбросили после смерти, – дошло вдруг до меня.

– Мира, – задергал мой рукав Тим, вцепившись в него мертвой хваткой, от которой затрещали швы вконец изгвазданного платья.

Проследив за его взглядом я увидела, как под льдом, на котором я своим же телом расчистила дорожку от снега, изображая откормленную морскую птичку, начала появляться сеточка мелких трещин, словно разрушая его изнутри.

Послышался уже знакомый треск…

– Бежим! – заорала я не своим голосом, подхватилась и рванула к лесу, надеясь успеть добежать раньше, чем лед под нами провалится, и мы обрушимся прямо в тесные объятия очнувшихся мертвецов.

Но не успела я об этом подумать, как в шаге от меня, с диким хрустом пробив застывшую поверхность, наружу вырвалась серая, чешуйчатая и покрытая черными струпьями рука. И попыталась ухватить меня за лодыжку.

С визгом отскочила в сторону, но тут же едва не была схвачена двумя другими конечностями, истлевшими до такой степени, что сухая кожа тряпкой болталась на поломанных костях.

– Они везде! – заорала я, и вновь бросилась бежать, догоняя мчащегося впереди друга.

– Не останавливайся! – заорал в ответ мне друг, задыхающийся от быстрого бега, но не сдающийся.

Я ускорилась. Сердце колотилось уже не в груди, а в горле, мышцы ног горели огнем от перенапряжения, в ушах клокотала и шумела собственная кровь, разгоняемая по венам страхом. А там, за нашими спинами, продолжало трещать, рычать, чавкать и хрустеть, подгоняя и пугая еще сильнее.

До леса оставалось совсем чуть–чуть, каких–то пять–шесть метров, и я почему–то верила, что стоит нам добраться до деревьев, как все закончится, и мы окажемся в безопасности, но…

Скрежет и грохот разбивающегося льда, истошный вопль на пределе легких и вот я смотрю, как появившиеся из пролома обглоданные до костей лапы утаскивают схваченного за ногу Тима вниз, в ледяное логово монстров.

– Мира! – разнеслось по лесу и из–за деревьев выскочили четверо.

Четверо демонов.

– Сюда! Быстро! – рявкнул Сатус, первым подбегающий к самому краю, туда, где закачивался лес и начиналась пелена снега. Словно два разных мира, они так четко контрастировали друг с другом, как будто бы олицетворяли собой Инь и Янь. Рождение и Смерть. Тьму и Свет. Вот только именно на свету было смертельно опасно, а темнота манила и предлагая спасительное укрытие.

– Тай, – прошептала я, глядя в глаза демону, который изо всех сил тянул ко мне руку.

– Беги ко мне, мышка, просто беги ко мне, – зашептал он и вытянулся еще дальше, словно своим телом перекидывая мостик с одного берега на другой.

Из ступора меня вывел вопль Тима. Сопротивляясь, он изо всех сил цеплялся за жизнь, цеплялся за образовавшийся во льду разлом кровоточащими от множества мелких ссадин пальцами, не давая окончательно утащить себя вниз.

И я выбрала Тима.

Я выбрала смерть, вместо жизни.

И бросилась спасать друга.

Подбежав, ухватилась за его футболку и попыталась вытащить уже наполовину ушедшего под лед Тима, но он был слишком тяжелым, я – слишком уставшей, лед – слишком скользким, а монстры – слишком настойчивыми. Они не желали отпускать свою жертву. Тогда я схватила обломок льда и, упав на колени, стала бить. Я била по чудовищным лапам, по наполовину лысому черепу, на мгновение вынырнувшему из полыньи, по туловищу, которое с чвакающим звуком ломалось под моими ударами, но не сдавалось.

– Тай! Стой! – заорал кто–то из демонов и последним, что я увидела до того, как все изменилось, словно со сцены сорвали декорации, был прыгнувший прямиком в нетронутый снег принц.

Ощущение остановившегося времени накрыло с головой, вынудив затаить дыхание, как перед погружением в морскую пучину. А потом в мире как будто бы включили все и сразу – звуки, краски, запахи.

Мы стояли на поле битвы. Над головой нависало багряное небо, черный диск ночного светила, зависший по середине, наливался чернотой. Вдалеке звучали удары, топот, бряцанье и лязг оружия, вскрики, рёв и вопли о помощи. Но самих сражающихся видно не было. Их скрывали клубы черного дыма, поднимающиеся от двух костров, созданных из сложенных шалашом огромных брусьев.

Черная, смятая тысячами ног, земля была усеяна телами. Молодые мужчины, в самом расцвете сил, раненные и убитые, истекающие кровью и уже испустившие дух, беспорядочно лежали вокруг. Кто–то погиб, сжимая в руке меч, кого–то поразила в грудь стрела, кто–то был заколот клинком в спину, кого–то придавило погибшей лошадью. Все они были одеты в черные форменные одежды, но на груди у каждого на плотной ткани был вышит золотыми нитками знак. Знак, который отпечатался в моем мозгу, словно я по каким–то необъяснимым причинам просто обязана была его запомнить.

Может быть, чтобы таким образом почтить память погибших?

Чтобы хоть кто–нибудь их запомнил. Запомнил историю, как молодые отважные мужчины сражались и погибли с оружием в руках, твердо стоя на ногах и смело глядя врагу, а вместе с ним и смерти, в лицо.

И я стояла на том месте, где все они нашли свой последний приют, вдыхая влажный, пропитанный кровью, потом и горечью дыма воздух, уткнувшимися в землю коленями чувствуя, как вздрагивает она от того, что где–то там, за стеной дыма, воины продолжали убивать друг друга.

– Мышка, – зашипел подскочивший ко мне Сатус, – я же приказал тебе бежать ко мне.

Я уставилась на него ничего не смыслящими глазами, не понимая, кто я, где я и что вообще происходит. Но демон не стал ждать. Схватив одного из павших воинов, он закинул его себе на плечо, подхватил меня под руку, и мы побежали.