С праздником, восьмая Марта!

Тут противоположная стена в сторону уезжает, а за ней – целый подземный город. Сверху голубоватым светом залит, изнутри всеми цветами радуги подсвечен – сразу видно: лампочки здесь в подъездах не выкручивают. А вот народу по спиральным улицам немного шарахается: так, редкие парочки, кто летит, кто едет. Остальные, наверное, по домам сидят, квасят.

– К сожалению, землянин, Бессмертие ограничено, поэтому Высоконравственное Сообщество уменьшается. Что же касается твоего примитивного сравнения, то за десять эпох освобождения от труда Бессмертные изобрели такие развлечения, какие твоими мыслями не выразить.

– Ну, да, – думаю, – когда коту делать нечего…

А они стеной как хлопнут, аж штукатурка посыпалась. И двое отворачиваются, но мыслят демонстративно, чтобы нам с Мартой было слышно:

– Мы вас покидаем, Бессмертные, и от участия в дальнейшем контакте отказываемся. Мы не в состоянии этого выдержать.

И, не простившись, уходят, натурально покидают сквозь стену, спешат предаться невыразительным развлечениям.

Те, что остались, значит, повыдержаннее, но все же на нас таращатся с презрением и недоумевают: неужели, мол, и их песочные предки такими же недоделками были до эпохи Расщепления Воды?

– И чего, – думаю, – умничают? У нас испокон веков водой расщепляли, а если и чистый пили – до Бессмертия не допивались.

А Марта в скафандр лезет, электронный блокнот достает и изменившимся от волнения голосом спрашивает:

– А нельзя ли о расщеплении воды поподробнее?

Могла бы и меня спросить. Я бы ей открыл все триста тридцать три способа расщепления воды, клея, парфюмерии и прочих товаров народного употребления. Но соображаю: канает межпланетная дипломатия, поэтому, чтобы тумаком не сидеть, тоже в свой скафандр лезу, а хотелось бы в Мартин.

Для марсиан тема, видать, затронута болезненная, потому что начинают они взахлеб и без хамства рассказывать.

Оказывается, не всегда они червями под землей ползали. Сначала нормально, как люди, жили: атмосферу имели, моря и реки. Пока какой-то умник о расщеплении воды не позаботился. Вода, между прочим, и без спирта вся из топлива состоит, не хуже ракетного, только ее расщепить надо. А он и расщепил. Одних формул – на весь Мартин блокнот, вон, у нее уже рука на кнопки не жмет, отваливается.

Тут у них лафа и покатилась. Энергии завались, никто ни хрена не делает – жрут, пьют и новые развлечения придумывают. А реки тем временем высыхают, моря мелеют, потому что расщепленная вода не восстанавливается, как они поначалу надеялись. Да еще от хорошей жизни перенаселение пошло – помирать раньше, чем через триста лет, добровольно никто не собирается.

Через тысячу лет всем Марсом под землю ушли – не понравилось, видите ли, на раскаленной сковородке жариться. И с собой оставшуюся воду утащили, научились энергию впрок, как дрова, заготавливать. А когда у них бабы рожать перестали по какому-то малопонятному принципу, они Эликсир Бессмертия придумали.

Так и живут с тех пор: ограниченно-бессмертно, но высоконравственно. Только в ночь Двойного Полнолуния на поверхность выбираются, а зачем – сами не знают, такие бестолковые! Да еще избыточным кислородом продувки делают – вон какие каналы повыдули.

Короче, хреновая эта история.

А Марта живо интересуется, снова спрашивает:

– А нельзя ли об Эликсире Бессмертия поподробнее?

– Нельзя, – скрипят, – землянка. Ни к чему вам Бессмертие на примитивной и безнравственной стадии развития.

Убрала Марта блокнот, вздохнула.

– Спасибо, – говорит. – А теперь я вам про нашу Землю расскажу.

Тут они смеяться начинают. Вроде бы не вслух, но издевательски. И что-то мне контакт этот совсем уж разонравился. Пора, думаю, от винта давать.

– Подожди, землянин, – сигналит мне тот, что повыше и похудосочнее. – У вас есть еще пара земных часов, чтобы приобщиться к нашим развлечениям.

И я по неясным интонациям натурально улавливаю, что это – баба, хотя башкой и невыразительным блином лица она от мужика совсем не отличается.

А марсианка к Марте шагает, по плечу ее хлопает, шуршит:

– Хочешь со мной приобщиться, толстуха?

Я резко ко второму марсианину разворачиваюсь, а он мои мысли угадать успел, руку отдернул и отпрыгнул в сторону. Но я предупредил его на всякий случай, чтобы потом не жаловался на телепатическое недоразумение.

– Смотри, – говорю, – голубоватый. Враз лишу Бессмертия-то.

И опять скрипит в голове песок, пересыпается без всяких отличительных признаков:

– Возвращайтесь на свой корабль, земляне. Через два земных часа мы прекращаем кислородную продувку поверхности, и к восходу Солнца чтобы ноги вашей на Марсе не было. Вам не понять, варварам, какая вам честь была предложена.

И гаснут, в темноте растворяются, и снова мы с Мартой, обнявшись, в песок зарываемся, и вскоре на поверхность выскакиваем, лишь под ногами небольшая ямка медленно затягивается.

А над нами небо черное, звездное, две изогнутых луны нахально пялятся, легкий ветерок волосы развевает, и до того хорошо и радостно, что я ямку эту быстренько ногой заровнял и снова за Мартин скафандр принялся.

Она жмется ко мне и спрашивает:

– Супер, милый, неужели нас пригласили только за тем, чтобы похвастаться?

Я на ушко ей объясняю, зачем нас пригласили, и как они с рождаемостью покончили.

Марта смущается и интересуется недоверчиво:

– Что же им своих мало?

Я ей снова втолковываю, что и на Земле случаются высоконравственные товарищи, которым гориллу подавай или, к примеру, кенгуру заморскую.

– А кто из нас горилла, профессор? – с улыбкой Марта спрашивает.

– Да я, конечно, – шепчу вкрадчиво и второй застежкой щелкаю. – Я – горилла, кто же еще…

– Так, значит, я – кенгуру?! – вскрикивает Марта обиженно, из рук моих вырывается и отворачивается.

И плетусь я за ней в расстроенных чувствах к "Спейсобусу", марсианским песком похрустываю и подавленно думаю, что хоть и ловок я в космической логике, и профессором зовусь заслуженно, а вот по женской части уступаю значительно тому же институтскому плотнику…

***

Как дошли до "Спейсобуса", сразу доложили номеру Первому о контакте и о марсианском жлобском ультиматуме: чтобы нам, значит, к рассвету подобру-поздорову сваливать.

Номер Первый кивал снисходительно и на Мартины застежки, улыбаясь, поглядывал, но, когда в ее блокнот заглянул, за голову схватился и побежал к старту готовиться.

А пока он мотор прогревал, подобрела Марта и говорит:

– Супер, я хочу, чтобы между нами все было по-честному. Как только мы на орбиту Марса выйдем, я через наш спутник передам информацию о расщеплении воды своему правительству. А потом тебе диск отдам, чтобы ты на ваш спутник передал. Только не надо, чтобы номер Первый об этом узнал – я ему сказала, что ты тоже все сам записывал. Но я первая передам, не обижайся, ладно?

– Ладно, – отвечаю, – заметано. Хорошая ты девка, Марта, и я с тобой буду по-честному. Мне Премьер наш перед вылетом прибор доверил с одной единственной кнопочкой и очень доступной инструкцией: на эту кнопочку жмешь, а потом хоть вприсядку иди. Прибор сам любые волны улавливает, записывает и на наш спутник передает.

Достаю из скафандра коробочку и Марте протягиваю.