Сафаров сел на край стола:
– Какие у вас способы легального заработка?
Роман Эрастович, задрав рукав серого импортного свитера, взглянул на часы “Монтана” и сказал:
– Через полчаса этот пакет должен быть по адресу, написанному сверху. Ты отнеси, приходи обратно и поговорим.
Марат взял незамысловатый пакет, вышел и вернулся лишь через пару часов, поскольку человек, которому были адресованы документы, попросил подождать, чтобы отдать ответные бумаги. Металлолом со двора фабрики к тому времени исчез и вместо него рабочие складывали грудами старые доски. Работа спорилась, настроение у всех веселое, хотя руки и лица запачканы солидолом и цементной пылью. Марат прошел мимо рабочих с ответной депешей в руке.
Роман Эрастович ждал его. Бросив пакет на стол, хозяин фабрики закрыл кабинет, и они направились через большую дыру в бетонном заборе к соседнему зданию, где располагалась столовая автотранспортного предприятия, кормившая персонал фабрики по взаимозачету. Погрузившись в прокисший запах общепита, Философ и Студент расположились в самом дальнем углу, взяли себе недосоленного борща, макарон с котлетой и жидкий компот. Рядом с их столиком на стене висел выцветший плакат, где улыбался розовощекий малыш, а вокруг него схематично нарисованы углеводы, жиры и белки. В глазах малыша читалась безосновательная уверенность в будущем.
Роман Эрастович смачно отхлебнул из тарелки и сказал:
– В Союзе все предприятия были государственными. Но когда Союз распался, предприятия по новому закону стали менять правовые формы. Чтобы не обделить народ, ему выдали от государства ваучеры. Через Сбербанк. Это такие бумажки с некоторым номиналом. На столе у меня ты их видел. Вроде как часть госсобственности, выраженная в возможность купить акции. На ваучеры можно приобрести до 29 процентов акций собственного предприятия.
Роман Эрастович взял солонку со стола и посмотрел на отверстия. Поняв, что это перец, он все же потряс солонкой над борщом.
– Так рабочие могли хотя бы частично контролировать свои предприятия. Но правда жизни в том, что рабочим до фени всякие ваучеры. Когда семью нечем кормить, они продают бумажки за реальные рубли. А мы их покупаем.
– Но это, как я понял, только 29 процентов, – Марат посмотрел на Романа Эрастовича, – а как же остальные?
– Остальные акции я покупаю за наличные. И все – предприятие мое, – Роман Эрастович выловил в тарелке лавровый листик, обсосал его и положил рядом с тарелкой, словно ценный ваучер.
– Простите, а откуда “налик”?
– У всех по-разному. Но я под это дело взял кредит у государства. При нынешней инфляции, кредит я закрою за год без ущерба для себя.
– Что значит – предприятие ваше? – продолжал расспросы Марат.
– Я понимаю, тебе сложно представить, что какой-то смертный владеет целым заводом или фабрикой с тысячей рабочих мест. В Советском Союзе провернуть такое было невозможно. На Западе, там почти все предприятия в частных руках. И экономика развивается гораздо лучше.
– И что владелец завода имеет?
– Он имеет практически бесконечный поток денег, молодой человек, – Роман Эрастович широко улыбнулся, – потому что контролирует прибыль и распределение доходов. На худой конец все можно продать и жить безбедно до конца жизни.
– Занятно.
– Так ты согласен?
– Ну, если честно, не все я понял, но согласен. Чего уж.
– Ну и славно.
В это время в просторное помещение столовой с шумом вошла бригада рабочих. Подшучивая друг над другом, они разобрали подносы и встали в очередь. Дородная повариха в застиранном фартуке по-хозяйски принялась наполнять тарелки.
Роман Эрастович сказал, приглушив голос:
– Посмотри, эти работяги готовы горы свернуть, если услышат от начальства доброе слово, подкрепленное рублем. Видел бы ты, какие долги были у фабрики по зарплате. Люди не уходили, потому что идти уже некуда в городе. Ты думаешь, я злодей, купил их с потрохами? – он усмехнулся. – Я со своих денег три месяца плачу им зарплату. Со своих! Они думают, что им государство стало платить, а вот хрен там. И скажи, какая разница работяге, кто ему платит за работу: я или государство? Ему лишь бы семью накормить и одеть. Какой ему прок от ваучеров, когда ребенка в школу надо собрать? А я дал им деньги. Я, а не государство, которому они не нужны. Люди жить стали, у них глаза посветлели. – Роман Эрастович перешел на еле слышный шепот. – Они с меня икону скоро сделают и на стену повесят – так любят.
После обеда Сафаров снова спешил с документами. Работа началась. Другая работа.
Глава 31. Для чего нужен мужик
Вечером Сафаров пришел домой поздно, но в хорошем настроении и с бутылкой вина. Ленка встретила его как обычно – вкусным ужином: мясо по-французски с томатами. Готовить она любила, и с удовольствием наблюдала, как ее мужчина с аппетитом ест. После работы Ленка успела забежать к парикмахеру, покрасилась в жгучую брюнетку и сделала каре.
Марат за ужином рассказал ей про свою новую работу и взгляд жгучей брюнетки потускнел. Она еще делала вид, что все в порядке, но ее растерянность скоро стала заметна даже увлеченному рассказом Сафарову.
– И сколько обещали платить? – спросила она, водя пальцем по краю бокала с вином.
– Я не знаю.
– Курьер? Серьезно? И ты согласился? – она гордо подняла голову и посмотрела на него свысока. Естественно, продавец из ларька имеет полное право так смотреть на курьера.
– Конечно.
Ленка встала, оперлась спиной о дверной косяк и скрестила руки на груди.
– Ты что, дурак?
Ее поначалу приветливое лицо заволокло гневом. Сафаров не уловил сам таинственный момент преображения.
– Ты на моей шее теперь сидеть собираешься?
– Зачем? Я сам себя обеспечу, мне от тебя ничего не нужно. Ты и сама говорила, что прежнее мое дело слишком рискованное.
– Риск – дело благородное! Я только жить начала, а ты! Как ты можешь так со мной поступать? Только о себе и думаешь! – она всхлипнула.
В свете кухонной лампы блеснули золотые серьги и цепочка. Как она могла оставаться спокойной, если с треском рушились ее надежды на новую польскую мебель, дом в пригороде с фонтаном среди подстриженных кустов, выложенные финским мрамором дорожки, большой гардероб, американскую машину с открытым верхом и выгодные знакомства в городе? Все, о чем не могла даже мечтать ее мать и бабка, все это теперь растворялось как туман, а вместо этого перед ее взором маячила довольная улыбка Сафарова. Ненависть, как сработавший взрыватель старого ржавого снаряда, похороненного под толщей сырой земли, перевернул мир в ее глазах. Она не могла больше находиться с ним в одной комнате.
Наскоро одевшись, Ленка хлопнула дверью и выбежала из подъезда. Ее подруга, жившая через дом, увидев заплаканную Ленку, без слов пустила ее, усадила на кухне за стол, налила портвейна и произнесла тоном психиатра:
– Ну, рассказывай давай.
Ленка проплакалась и рассказала свою версию, совершенно непроизвольно драматизируя ситуацию. Катюха, ее подруга, закурила прямо в кухне и, выпустив дым под желтоватый потолок, продекламировала:
– Все мужики – козлы и сволочи! Говорила я тебе!
В ответ Ленка снова заплакала. Катюха была старше и опытнее. С морщинками в уголках глаз, редкими седыми волосами, которые регулярно скрывала краской и дряхлеющей кожей под кремами. Она сменила порядка десяти мужчин. С кем-то расписывалась официально, с кем-то так, гражданским браком жила. Повидала всякое. Натерпелась. Наслушалась мужских обещаний и клятв. И теперь, глядя на рыдающую подругу, щурилась от дыма и холодным рассудком прикидывала, что к чему.
– Ночуй у меня, пускай эта бестолочь поволнуется. А завтра поставь ему ультиматум, – распорядилась Катерина.
На другой вечер не было ни ужина, ни горячего поцелуя, лишь мрачная Ленка сидела в комнате. Она хладнокровно смотрела телевизор. Марат открыл дверь ключом.
– Привет, Лен.
– Привет, – отозвалась она, не взглянув в его сторону.
Он разделся, прошел на кухню, вскипятил чай, достал вчерашнее мясо из холодильника, нарезал хлеб и поужинал. Затем на кухню пришла хозяйка квартиры и молча встала в дверном проеме, скрестив руки на груди.