Человек из пропавшей страны

Палладий выпустил дым перед собой. Сафаров почувствовал позывы откашляться, но перетерпел.

– Ты не отвечаешь за свои слова, – резюмировал Палладий.

– Отвечаю, – поторопился сказать Сафаров.

– Стой, куда ты гонишь, молокосос, – презрительно бросил шеф.

Сафаров вцепился в его лицо жгучим взглядом. Вот бы на самом деле врезать ему! Палладий вальяжно стряхнул пепел в лакированный черепаховый панцирь.

– Отвечаешь, что получится все так, как ты сказал? А если не получится? Ты компенсируешь мне недостачу, издержки, упущенную выгоду?

Сафаров опустил голову.

– Ну вот, не отвечаешь, значит. А говоришь, как министр обороны, – презрительно заключил шеф. – У тебя все?

– Да, все.

– Свободен. Я тебя услышал. Больше сюда не приходи. Будут вопросы – решай через свое руководство. Охране я приказал тебя больше не впускать. Мой тебе совет на всю жизнь: никогда не думай, что ты умнее других, парень.

Палладий улыбнулся одними губами. Сафаров почувствовал себя оплеванным. Он то думал, что шеф оценит его идеи. Но Палладий лишь взял на заметку особенность Сафарова – он слишком много думает. А когда исполнитель много думает, он начинает взвешивать приказы сверху. А значит, в нем сидит потенциальное неподчинение, если вдруг приказ разойдется с его внутренним видением. А Палладию нужны исполнители в лучшем их проявлении – без рассуждений. Сафаров направился к выходу, как вдруг услышал голос того человека с бумагами:

– Стой, куда так быстро?

Марат обернулся. Мужчина с брюшком бодро подошел к нему и протянул руку:

– Роман Эрастович.

– Марат, – Сафаров пожал руку.

– Ты в Москве обналичкой занимался? – глаза Романа Эрастовича с интересом изучали его. – По какой схеме?

– По самой простой. Один чувак продал товар за зелень и деньги присвоил. А мы у него изъяли и вернули владельцу. Собственно, не обналичка, а трансфер наличности под охраной.

Роман Эрастович усмехнулся.

– Машину водишь? Права есть?

– Скоро куплю. Имею в виду машину, а права получу.

– Приходи послезавтра на фабрику химчистки по улице Сталеваров, прямо в управление. Я буду там.

– Хорошо, – ответил Сафаров и вышел.

Охранники вывели его за ворота коттеджа.

– Отдай его мне, – попросил Роман Эрастович.

– Зачем тебе он?

– Нужен для дела.

– Да забирай себе это чучело, – Палладий брезгливо махнул рукой.

Роман Эрастович собрал в стопку свои бумаги и добавил:

– И самое главное, братишка мой кучерявый, к завтрашнему дню мне нужно немного денег. Наличными. Отдам через месяц.

– Начинается, – недовольно ответил Палладий и бросил окурок в черепаховый панцирь.

Глава 29. Красивое французское платье

О разговоре с Палладием Сафаров решил никому не рассказывать. После полудня он пришел в спортзал. Из-за перестрелки под Казанью Марата в шутку прозвали Опасным Студентом. Стали больше уважать и самые непрезентабельные дела поручать другим. Среди парней Фрола появилось несколько новеньких, которые стажировались на рынке, пока прежняя бригада гуляла по Москве. Из спортзала после тренировки Сафаров и еще несколько человек отправились на новое дело —разбираться с какими-то приезжими ловкачами, которые встали на рынке с наперстками без разрешения.

Схема у них простая. Один стоит с наперстками, а вокруг незаметно отираются другие. Подходит желающий испытать удачу, ставит сотку, угадывает под каким наперстком заветный шарик, получает свою сотку обратно и вторую сверху. Не угадывает – деньги остаются у наперсточника. Вроде все честно. Народ ходит, смотрит, не решается. Тогда подходит один из своих, делает вид, что прохожий, ставит купюру, угадывает и счастливый уходит с выигрышем. Подходит второй – тоже выигрывает. Смотрит доверчивый народ, и кто-то решается. Ему советуют ставить больше, потому что “поперла удача”. Но в этот раз шарика не будет ни под одним наперстком. Стопроцентный проигрыш. Когда незадачливый игрок выбирает свой наперсток, шарик незаметно загоняется под любой из двух оставшихся и демонстрируется – игра честная. На рынке разрешалось стоять только своим наперсточникам, из местных, которые исправно платили мзду, хотя стояли они там нечасто, предпочитая другие места.

Бригада Фрола окружила гастролеров. Завязалась потасовка. Двое сбежали, остальных скрутили и повели за гаражи. Кто-то из продавцов закричал, что эти приезжие “вытряхнули” несколько ларьков с кожгалантереей. Информация подтвердилась. Испугавшись своей участи, гастролеры стали просить прощения. Вывернули карманы, отдали все, даже свои часы и цепочки.

– Смотрите, больше на районе не появляйтесь. Увижу – крышка. Не путайте берега, – пригрозил Фрол.

У Краба, как обычно, чесались кулаки. Он то и дело толкал пойманных в поисках настоящей драки. Наконец один из них, среднего роста парень с черными волосами и спортивной выправкой, как у какого-нибудь легкоатлета, не выдержал и поднял руки, изобразив подобие боксерской стойки. Может быть он хотел закрыться или рефлекс не к месту сработал. Краб ударил справа, без труда пробив хиленькую защиту. Парень отлетел метра на два. Краб тут же развернулся, набросился на второго, но свои же оттащили его в сторону, успокаивая. А упавший парень сел на землю, закрыл лицо грязными руками и заплакал. То ли от доли своей, то ли от несбывшихся надежд. Было странно видеть, как по губам течет не кровь, а слезы.

Сафаров наблюдал за всей этой расправой с горькой тоской. Что происходит, что стало с нами, советскими людьми, которые должны были строить светлое будущее? А может, мы такими были всегда, и ситуация в стране показала наше истинное лицо? Может за всеми лозунгами о равенстве и братстве скрывалась подлая душа, которая лишь прикрывалась атрибутикой, показными парадами, лицемерными телепередачами, мощью имен, поставленных во главу идеологии, а сама только искала, как бы кого обмануть, свалить, нажиться и поработить? Ответов не было, поскольку общество, словно зверь, не способно отстраненно посмотреть на себя со стороны.

Гастролеров еще попинали ради приличия и разошлись. Кто в кабак, кто к проституткам. А Сафаров побрел домой, закрывая уши от ноябрьского холода воротником. Ленка встретила его вкусным ужином, теплом постели, а после всего, положила голову ему на грудь и прошептала:

– Ты меня любишь?

Где-то за окном гремел пустой и холодный трамвай.

– Да, – еле слышно ответил он.

– Правда?

– Угу.

– Ты, наверное, все деньги на меня потратил?

– Неа.

Она помолчала немного, включила торшер и села на постели.

– Я видела красивое платье, импортное, в магазине за углом. И как раз туфли к нему. И сумочку. Все под один дизайн. Мне дали примерить, оно как раз моего размера. Как будто по мне в ателье сшито. Продавщица отложила для меня до завтра. Давай купим, – сказала она и замерла в ожидании ответа.

Марат неожиданно вспомнил, как она выглядела в гневе, и непроизвольно улыбнулся.

– Ты смеешься надо мной?

– Нет, анекдот вспомнил.