Порочные цветы

– Это безумие… – с порочной улыбкой на губах прошептал он, любуясь представшей перед ним развратной картиной. Мы расслабились в блаженном изнеможении и счастливо рассмеялись, испытывая невероятную легкость после такого томительного напряжения. В порыве неконтролируемой нежности я прижалась к его истерзанным ласками губам, снова требуя поцелуя, а кончиками пальцев нежно погладила его гладкую кожу на груди, под которой перекатывались крепкие мускулы. От созерцания его мужественной красоты голову охватывал сладкий дурман. В его опьяневших от страсти глазах я читала восхищение. Я чувствовала, что он весь вымотался, но его тоже тянуло ко мне, непреодолимо и безнадежно, как тянет вниз, когда стоишь на мосту, а под тобой проносится головокружительный поток.

Немного отдышавшись, он потянулся к пачке одноразовых салфеток на раковине, вытянул несколько и подал мне. Смутившись, я отвернулась и быстро привела себя в порядок, но вдруг ледяной страх сковал мне сердце.

– Дим… мы же не предохранялись.

Брат сглотнул и на миг отвел взгляд, но потом сжал мое лицо между ладоней и поцеловал в нос.

– Мариш, ничего не будет. После такого не будет… Я клянусь. Никогда не бывает…

– Звучит не очень убедительно… – жалобно пролепетала я.

– Послушай, мы больше никогда не станем так делать и будем предохраняться. И завтра же купим тебе тест. Я просто не смог сдержаться, прости… Но я клянусь, что с тобой все будет в порядке.

Он снова нежно поцеловал меня в нос и в губы, а на меня вдруг навалилось невероятное чувство стыда и страха. Раньше мне и в голову не приходило задумываться о таких вещах, как нежелательная беременность. Теперь же эта новая ответственность казалась каким-то неподъемным грузом и страшным наказанием за то, что посмела преступить запретное. К тому же я вдруг с новой остротой осознала, что совсем близко, за дверью, находится столько людей, которые могли бы быть просто повержены в шок нашими действиями, которые осудили бы нас и испытали бы к нам отвращение, если бы только все узнали. Нам ведь предстояло вернуться в эту толпу, а мне казалось, что по страстному пожирающему взгляду Мити, по его необузданно-самоуверенной манере держаться со мной, а также по моему трепетно-восторженному отношению к нему все сразу догадаются о нашей с ним близости.

Пока Митя умывался, я взволнованно взглянула в зеркало, пытаясь прочесть в своих чертах что-то кричащее о грехопадении, что-то такое, что мгновенно выдало бы меня окружающим со всей подноготной. Но ничего такого уж необычного во мне не было. Я застегнула и оправила платье, подтянула чулки, машинально потянулась за лежавшей на туалетном столике расческой и пригладила пышные волосы, слегка поправила макияж и взглянула на брата. Он как раз застегивал пуговицы на рубашке, потом строго затянул галстук, поправил ремень на плотно облегающих крепкие бедра брюках, пригладил роскошные холеные волосы, слегка влажные и дерзко взъерошенные как у задиристого подростка, поднял с банкетки свой пижонский пиджак итальянского покроя и, оценивающе взглянув на меня, усмехнулся:

– Марин, если ты будешь так соблазнительно закусывать губку, мы никогда отсюда не выйдем и нас точно разоблачат.

Он выглядел таким спокойным и счастливым, словно его ничто не волновало, в то время как я дрожала как заяц при одной мысли о том, что сейчас придется смотреть в глаза своим знакомым и друзьям.

– Выходи ты первый. Мне нужно привести себя в порядок, – пробормотала я и отступила.

– Ладно. Пойду попрошу аспирин у Ника для алиби. Увидимся, – он тронул мою бретельку, и я вздрогнула от его прикосновения. – Да я просто поправил, – невинно улыбнулся он и вышел, закрыв за собой дверь.

Я перевела дух, прошлась по комнате и присела на край ванны, стараясь собраться с мыслями и успокоиться. К горлу вдруг снова подкатил комок. Почему-то появилось уже знакомое чувство, что он снова мной воспользовался и бросил одну. Может, это были всего лишь мои детские ощущения беспомощности, наивности, незащищенности, которые не испытывают девушки более опытные и зрелые в подобной ситуации… Они просто берут, что хотят, от мужчины, и не мучают себя сомнениями. Только я ничего не могла с собой поделать. Внизу живота появилась едва заметная ноющая боль, мышцы ног ныли от утомления, на руках от Митиных железных захватов, кажется, уже начали проступать синяки. Мне стало так жалко себя, что я едва сдержала слезы. Боже мой, только не плакать! Еще не хватало появиться у всех на виду с размазанной тушью! Интересно, неужели он то же самое делал со всеми этими милыми, воспитанными, умненькими девочками в строгих блузочках, которые деликатно и так по-светски беседовали с нашими родителями в гостиной, учтиво расхваливая мамино печенье и интересуясь папиным мнением на различные политические темы? Я вдруг ясно представила себе Катю в ванной брата на третьем этаже, точно также сидящей на краю ванны и готовой заплакать, как я, тогда как Митя, довольный и веселый, спускался на кухню утащить чего-нибудь прохладительного из холодильника и поболтать с папой. И в итоге он их бросал… беспощадно и хладнокровно… терпеливо выслушивал их слезливые мольбы, а потом выключал телефон, когда надоедало слушать… Боже! И это мой брат?! Почему я не задумывалась раньше, что он такой?! Почему я на нем так помешалась?

Я взглянула на себя в зеркало. Я была такой восхитительно-прекрасной, юной и трогательной. Зачем я придумала себе такие мучения, если могла жить как все нормальные девушки, найдя себе милого, нежного и по-настоящему заботливого парня? Вдруг кто-то дернул ручку двери.

– Да? – взволнованно выкрикнула я.

– Занято что ли? – проворчал чей-то голос.

– Сейчас выхожу! – я судорожно стала приводить себя в порядок, немного освежилась и хотела было надеть трусики, но нигде их не нашла. В панике я осмотрела всю комнату, но их нигде не было! С ужасом я представила, как их потом найдут хозяева где-нибудь на шкафчике, под раковиной или уж я не знаю где… Или, может быть… У меня закралось ужасное подозрение. Неужели их взял Митя?! Что за бред! Он совсем умом тронулся! Нельзя же так заигрываться ролью плейбоя! Издевается он что ли! Мое платье было всего сантиметров на пятнадцать ниже ягодиц, а я вообще-то была не из тех, кто любит эпатировать публику, сверкая своими обнаженными прелестями. Я еще раз осмотрела комнату, но, ничего не обнаружив, вышла, чуть не столкнувшись в дверях с какой-то подвыпившей девушкой.

В комнатах все шло своим чередом. Казалось, что все настолько погружены во всеобщую вакханалию, что совершенно меня не замечают. Я стала протискиваться сквозь толпу в сторону кухни, где, как мне казалось, скорее всего мог быть Митя. Именно там я его и обнаружила в окружении шумной компании парней. Они громко смеялись, что-то рассказывали друг другу наперебой, активно жестикулируя и сдабривая свои незамысловатые хмельные истории матом. Он заметил меня сразу, как только я вошла, едва заметно прищурив глаза и приподняв уголок губ в сладострастной усмешке. Я решительно подошла к их кружку. Рассказчики умолкли и с любопытством уставились на меня. В общем-то это было не простое любопытство, а пьяное, плохо прикрытое вожделение, которое обычно они прятали за маской строгой интеллигентности и почтительности к сестре друга.

– Привет, Марин. Шикарно выглядишь, – сказал кто-то справа от меня, но я не удостоила его даже взглядом и обратилась к Мите без заминок:

– Нам нужно поговорить.

– О чем? – изображая искреннее удивление протянул он. В его глазах промелькнул бесовский огонь. Теперь я была уверена, что он просто издевается надо мной! Я нервно облизала пересохшие губы, стараясь изо всех сил сдержать дрожь в голосе:

– Я хочу домой.

– Что? Так рано? – убедительно недоумевал он.

Я взглянула на свои тонкие часики из белого золота с бриллиантами, кстати, тоже его подарок на выпускной.

– Уже почти четыре. Это не рано. К тому же мне тут надоело.

Вмешался Никита.

– Мариш, ну ты чего! В прошлом году до семи же зажигали! Тебя что ли кто-то обидел?

– Нет, конечно. Просто голова болит.

– Так выпей аспирину на пару со своим алкоголиком-братцем!

Митины друзья расхохотались удачному замечанию, а сам Митя наблюдал за нашим разговором будто бы с полным равнодушием, вальяжно потягивая шипучий аспирин из увесистого хрустального стакана для виски.

– Дима, давай поговорим, пожалуйста! – Димой я называла его как правило тогда, когда сердилась, и он прекрасно об этом знал.

– Ладно, сестричка! Разговор так разговор! Пошли хоть потанцуем что ли! – фамильярно бросил он, допивая до дна шипучку. Своим приятелям он скорчил недоумевающую мину, картинно разведя руками, и пошел вслед за мной в другую комнату. Я надеялась найти место потише и побезлюднее, но он поймал меня за руку в зале и развернул к себе. Его рука легла на мою талию, другой он деликатно сжал мою ладошку, держась от меня на достаточно почтительном расстоянии, чтобы не вызвать никаких подозрений. Я совершенно не была настроена танцевать, к тому же музыка здесь была слишком громкой, чтобы можно было нормально поговорить. Вместо того, чтобы положить руку к нему на плечо, я слегка уперлась ладонью в его грудь и, стараясь перекричать музыку, рассерженно воскликнула:

– Может, хватит уже!

– Мы только начали! Может же сестра мне подарить всего один танец! О! Медляк пошел!

Его притворная безмятежность просто вывела меня из себя и я зло рванулась из его объятий.

– Хватит уже, Дима! – прошипела я, стараясь выкрутиться и при этом не привлечь лишнего внимания окружающих.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, мы будем похожи на поссорившуюся влюбленную парочку, – усмехнулся он, ловко закручивая меня в танце так, чтобы мне пришлось ему повиноваться, если я не хотела упасть. Я сдалась, опасливо поглядывая по сторонам, и постаралась поймать его ритм.

– Тебе понравилось пугать меня разоблачением, да?

– Вовсе нет. Думаю, ты догадываешься, что я и сам его боюсь.

– Ты? Боишься? Вот уж едва ли! Если бы ты хоть чего-нибудь боялся, ты не взял бы мои… мои… В общем, верни мне то, что взял! – злобно зашептала я ему в лицо. Он искренне развеселился и продолжал эффектно кружить меня в танце, насколько это позволяло огромное количество народу.

– Дим! Ты точно пьян! Ты понимаешь, что кто-нибудь может это заметить! На мне короткое платье!

– Если ты не собираешься плясать рок-н-ролл, то никто не заметит, – засмеялся он, немного смягчаясь. – Ладно тебе. Я просто хочу с тобой потанцевать. Ты такая красивая. Хочу, чтобы все нас видели вместе и завидовали.

– Ничего хорошего нет в том, чтобы все завидовали. Случись с нами что-то нехорошее, завистники тут же отвернутся от нас.

– Я не виноват, что ты у меня такая красавица, и что все парни в этой комнате хотят тебя и завидуют сейчас мне.

– Ты преувеличиваешь!

– Да ладно! Ты роскошная, богатая, юная, избалованная девчонка! К тому же охренительно сексуальная… Думаешь, у всех есть такой капитал?

– Надо полагать в таком случае, что все присутствующие девушки хотят тебя и завидуют мне?

– А то! – его глаза сверкнули упрямым самодовольством и едва сдерживаемой страстью.

– Ты как ребенок, честное слово!