Он промолчал.
– Ты мог бы остановить машину?
– Зачем?
– Хочу поговорить, – задыхаясь от какого-то восхитительного предвкушения и в то же время ощущения возможного неминуемого краха всех надежд, прошептала я.
Митя не ответил и некоторое время продолжал вести машину, не сбавляя скорость, пока, наконец, не нашел безопасное место для парковки на опустевшем шоссе. Он заглушил двигатель, минута прошла в молчании, потухло автоматическое освещение салона. Он сидел, упершись в руль руками и глядя в лобовое стекло.
– Я скучала по тебе, – наверное, мой голос звучал жалобно.
Он тягостно вздохнул.
– Я по тебе тоже.
– Ты… ты сегодня останешься у нас ночевать? – снова пробубнила я как заевшая пластинка, не в силах выговорить что-либо другое, потому что от страха онемел язык и судорогой свело горло.
Он снова вздохнул, видимо борясь с тем же онемением и судорогой, что и я.
– Нет, Марин, не проси. Извини.
У меня жар прошел по спине.
– Почему? – оттарабанила я, тщетно силясь унять дрожащий подбородок и губы.
Он молчал, продолжая смотреть в лобовое стекло.
Я вдруг залилась безудержными слезами. Он терпеливо ждал, пока я успокоюсь.
– Ты можешь хотя бы меня поцеловать?
Я с упреком и отчаянием уставилась на него, ища в его движениях былую страсть, но тщетно. Он был напряжен, раздражен, зол, возможно, вымотан, но все же видно было по всей его позе, что он не собирался наброситься на меня со страстными поцелуями, которых мне так не хватало все это долгое, безумно долгое, нереально долгое время. Он повернулся, только мельком взглянув на мое лицо, протянул руку и прижал к моей щеке. Я потерлась о его ладонь, закрыв от блаженства глаза и чувствуя как ко мне приближается его пышущее жаром лицо. Я приоткрыла рот навстречу его поцелую, но вместо поцелуя в губы, он только сухо коснулся губами моей щеки, прижался к ней своей щекой, крепко обхватив меня за шею, и долго вдыхал запах моих волос и кожи, уткнувшись носом мне в ухо. Его близость просто дурманила меня. Эта темнота вокруг, тихо падающий за окнами снег, потрескивания остывающего автомобиля, запах меха и зимы, звук и тепло его дыхания. В какие-то доли секунды мне показалось, что большего счастья нам и не надо. Я слегка двинула головой, чтобы поцеловать его шею, но он резко меня отстранил.
– Ты понимаешь, что этого делать нельзя, Марина? – спросил он со злобным отчаянием в голосе.
– Это ты теперь мне говоришь?! – взорвалась вдруг я праведным гневом. – Теперь? После всего, что было? После всего, что ты со мной сделал?
– Я с тобой сделал?! – он просто побелел от возмущения. – А что со мной делала ты? Все-таки я тебя не насиловал, насколько я помню! И что ты делала сегодня с этим козлиной?
– Что? – меня вдруг разобрал досадный смешок. – Значит, ты ревнуешь?
– Ревную? С какой стати! Но ты, кажется, очень волновалась, что я пойду на каток с какой-нибудь девушкой, а сама тем временем… – он не договорил, весь взбешенный до исступления.
– А что я должна была делать? – искренне недоумевала я. – Мы же не можем ходить вместе, обнявшись, как парень с девушкой! – выпалила я, не подумав, и это было моей роковой ошибкой.
– Вот! – воскликнул он самодовольно, яростно ухватившись за эту мысль. – Вот! Вот именно! Мы не можем! И мы нигде и никогда не сможем на людях проявлять свои чувства! Ты этого хочешь? Хочешь всю жизнь прятаться и бояться, а потом когда-нибудь потерять бдительность?
– Я… Я только тебя хочу, – мой голос снова ослаб и задрожал. – А как насчет Питера? Может, мы могли бы бывать там вместе?
– Питер – не Сахара! Я не могу выдавать там тебя за свою любовницу, потому что правда когда-нибудь раскроется, и тогда нам несдобровать! Особенно мне! Ты это понимаешь?
– О чем же ты тогда думал, когда делал со мной все эти вещи?!
– О том, что хочу тебя! Поняла?! – почти с ненавистью выпалил он. – И больше ни о чем!
Я залилась краской, снова живо вспомнив, что между нами было.
– Митя, нас сейчас никто не видит. Безопасные места можно найти всегда.
– Ты что, идиотка совсем?! – он так взорвался негодованием и злобой, что чуть ли не подпрыгнул на месте, со всего маху стукнув в руль. – Хочешь тайком трахаться в тачках и закоулках с родным братом, а на людях корчить из себя милую порядочную девочку, кокетничать с другими парнями и устраивать периодически сцены из-за моих девушек?
Наверное, это было последней каплей. Мое сердце так рвалось от боли, что я даже плакать уже не могла, с трудом борясь с дыханием. Такого незаслуженного оскорбления я просто не могла перенести и только сдавленно, сухо, холодно прошипела:
– Отвези меня домой немедленно!
Он еще раз злобно ударил в руль, завел двигатель и рванул с такой скоростью, что машина совершенно потеряла сцепление с дорогой, и нас сильно занесло. Он с трудом справился с управлением, сбавил обороты и покатил дальше по полупустому шоссе в сторону нашего поселка.
Когда мы зашли в дом, мама по нашим мрачным минам сразу догадалась, что что-то случилось. Я собиралась было прошмыгнуть наверх, в свою спальню, а Митя уже готов был уходить, когда она резко вдруг спросила:
– Ну и что на этот раз?
Мы молчали как партизаны.
– У вас и так теперь мало времени для общения остается, а вы еще и ссоритесь! – произнесла она с упреком, вопросительно заглядывая то в мое лицо, то в Митино.
Я обернулась вдруг, сама не ожидая от себя такой прыти, и обиженно выпалила:
– Он не разрешает мне ни с кем встречаться!
Мама вопросительно приподняла брови, а я, словно оседлав любимого конька, пустилась беззастенчиво сочинять дальше:
– Там был один парень. Я дала ему свой телефон, и Митя запретил мне с ним встречаться и даже отвечать на его звонки! Он мне столько всего наговорил! Ненавижу тебя! – крикнула я в лицо мрачно молчавшему брату, который и бровью не вел, слушая такую бессовестную ложь.
– Дорогой, это не слишком? – мама как всегда строила из себя эксперта по семейным взаимоотношениям.
– Этот так называемый парень, между прочим, мой ровесник! Не слишком для глупой малолетки? – с вызовом заявил он маме, а в мою сторону злобно добавил: – А ты лучше бы поменьше крутила хвостом и побольше училась!
– Что?! – взвизгнула я, входя в кураж от этой вымышленной ссоры, в которую, казалось, мы оба искренне поверили. – Что?! Это я глупая малолетка и это я мало учусь?! Может, ты просто не в курсе моей учебы, потому что тебе нет до нее дела? Так почему же тебе есть дело до моей личной жизни? Между прочим, отношениям с противоположным полом я у тебя училась, дорогой брат! А ты – не лучший пример для подражания в этой области!
Мама ошарашенно молчала. Кажется, между нами раньше не происходило подобных сцен.
– Твой новый знакомый, между прочим, обычный бармен родом из Хабаровска! Без высшего образования, без перспектив, без прописки и квартиры в Москве. Временно живет в хостеле. Ты его сама всеми благами надеешься осчастливить или папу попросишь? – холодно парировал Митя, сверкая светлыми, как кристаллы льда, глазами. – В восемнадцать лет приличная девушка должна учиться, а не шляться с кем попало, раздавая первым встречным номер своего телефона! По крайней мере могла бы быть разборчивее и хотя бы предпочитать сверстников!
Я уже готова была взорваться потоком новых оправданий и обвинений, но вмешалась мама.
– Митенька, тебе не кажется, что ты перегнул палку? Мариша и так постоянно учится.. И она не встречается ни с кем в том смысле, в каком ты подумал…
Но он не дал ей договорить, ехидно усмехнувшись: