Переводчик

– Шах, я хотел у тебя спросить… – я сглотнул очередную порцию песка, смешанного со скупой слюной. – Как тебе удалось снова стать нормальным человеком?

Тот усмехнулся.

– Полковник давал тебе что-то читать во время допросов? Наркотические стихи? Какие-то специальные тексты? Это они тебе помогли?

– Да у меня от его дерьмовых стихов чуть крыша по-настоящему не поехала! Тоже мне, возомнил себя великим психиатром. «Сначала я тебя вылечу, а потом мы с тобой поговорим…» Была б моя воля…

– Постой, что значит чуть крыша по-настоящему не поехала? Ты же…

– Идиот, я притворялся. Это была симуляция, понимаешь?

От неожиданности я вдавил педаль тормоза в пол, джип резко зарылся носом в песок, и Шах, не удержавшись на спинке сиденья, влетел в лобовое стекло.

– Придурок!!! – завопил он. – Что ты творишь?! Я мог получить сотрясение мозга! А для меня это очень опасно!

Я протянул руку и осторожно ощупал его лоб.

– Больно? Нет? Ну так и не ори, всё нормально. Ты хочешь сказать, что не был сумасшедшим? Никакого обрушения нейронных сетей, никакой сверхтекучести сознания и деградации мыслительных процессов?

– Ну да, – самодовольно подтвердил Шах.

– И никакого синдрома переводчика?

– Почему же, эта дрянь как раз есть. Я "врожденный" переводчик, и от этого, к сожалению, никуда не деться.

– Но как тебе удалось так правдоподобно симулировать безумие? Сымитировать текучесть сознания, да ещё III степени тяжести, не так просто, тем более что в клинике работают профессионалы.

– Но и не так сложно…

Лицо Шаха потемнело, будто он испытал внезапную сильную боль.

– У меня был брат-близнец. Мы оба родились мутантами. Он тоже был переводчиком, гениальным переводчиком. Он даже расшифровывал древние китайские тексты – те, где ещё не произошло чёткого расслоения языка. Но в них уже были заложены два слоя, он выделял их и переводил на ново-китайский. Он даже выучил язык дельфинов…

– Язык дельфинов? – я улыбнулся.

– Не смейся, просто ты не знаешь. За последние три-четыре столетия их язык существенно развился и достиг уровня некоторых простейших человеческих протоязыков. Он оперирует на уровне основ… Моему брату было всего двадцать пять лет, когда это случилось. Врачи не смогли остановить процесс обрушения нейронных сетей. Через два года деградация затронула нервные центры, отвечающие за функционирование жизненно важных органов. У него перестали работать лёгкие, сердце…

– Я видел всё это, наблюдал день за днём. Так что симулировать, по крайней мере, начальную стадию, мне было несложно.

– Шах, извини, я не знал. Мне искренне жаль… – я прикоснулся к его плечу. – Но зачем ты это сделал?

– Чтобы остаться живым. Я влез в такое дерьмо, – он сжал ладонями виски. – В такое дерьмо… По сравнению с этим твои "подвиги" – детские шалости. Я потом пытался понять, зачем я туда полез. Не знаю. Любопытство, жажда острых ощущений, риск. Возможно, что-то ещё. Я же находился на самой вершине, был любимым переводчиком самого президента Поднебесной! Не думай, не в том смысле, – покосившись на меня, уточнил он. – У меня был доступ к самой закрытой информации! Ты же понимаешь, все страны ведут массу разных секретных проектов. А на эту тему… на эту тему я наткнулся случайно, а потом начал копаться уже специально. Я узнал такое…

Шах откинулся на спинку сиденья и захохотал.

– Ты не представляешь, Алекс, что я узнал… Хочешь, весь мир станет нашим?

Его глаза горели от возбуждения.

– Весь этот мир? Мы сможем делать всё, что захотим. Мы будем править этой планетой… если захотим. А если нет, будем просто наслаждаться жизнью, по полной программе.

– Да, пока не свихнемся, – поддакнул я. – Шах, а ты уверен, что уже не… того? Хотя бы самую малость? Кажется, у тебя началась мания величия – править миром и всё такое…

Шах наделил меня уничижительным взглядом. Что-что, а недостатком высокомерия он явно не страдал.

– Я говорил фигурально. Просто мы будем знать тайные механизмы, которые движут этим миром, и сможем дёргать за нужные верёвочки, чтобы заставить мир делать то, что нам нужно.

– То есть ты хочешь сказать, что в настоящее время Поднебесная, а вернее горстка избранных в Поднебесной располагает сверхсекретной информацией, с помощью которой они смогут взять под контроль весь мир?

Шах самодовольно покачал головой.

– Нет. Они не располагают такой информацией. Такой информацией располагаю я.

– Но как же так получилось, что какому-то переводчику удалось обвести всех вокруг пальца? – ехидно поинтересовался я.

– Понимаешь ли, такие знания на блюдечке не лежат. Три года назад меня прикомандировали к одной сверхсекретной исследовательской группе. В администрации президента работы у меня было не так много – сам знаешь, какие сейчас международные отношения – и несколько часов в неделю я помогал учёным с переводами. Их руководитель группы обладал поистине сверхъестественным аналитическим умом и способностью выявлять системы и взаимосвязи там, где их не видел никто другой. И вот однажды я… совершенно случайно наткнулся на его свежие аналитические заметки. Никаких очевидных выводов там не было, но я ухватил суть.

Потом он завалил меня работой – десятки, сотни зарубежных исследований. Я понимал, что он ищет недостающие звенья в своей цепочке умозаключений и доказательств. Но я находил их первым и вставлял в свою цепочку. Открывавшаяся передо мной картина ошеломляла. Преимущество было на моей стороне. Я аккуратно выбирал недостающие звенья информации из оригинальных текстов и переводил их на ново-китайский… скажем так, с небольшой корректировкой. Совсем небольшой. Знаешь, как в том анекдоте про переводчика, когда китайский военачальник выпытывает у монгола, где спрятано золото, угрожая ему смертью. Напуганный монгол наконец сознаётся, что спрятал золото у подножия горы, а переводчик переводит: «Он говорит, что предпочитает быть убитым, чем сказать вам, где золото!»

Шах довольно захохотал.

– В результате, он не пришёл к тем же выводам, что и я.

Раздосадованный, он бросил разрабатывать эту тему. А я… я пребывал в такой эйфории, что потерял всякую осторожность. Они начали что-то подозревать. Мне пришлось спасать свою шкуру. В клинике для психов. Довольно удачно, нужно сказать.

Я молчал.

– Не веришь мне? Твоё право. Но от тебя ничего не требуется. Тебе нужно просто сказать «Да». А всё остальное я сделаю сам.

– Тогда зачем тебе нужен я? У мира должен быть один… правитель.

Шах пропустил мою колкость мимо ушей.

– Просто одному скучно. И ещё, знаешь, мне кажется, что тебя будто бы… как бы сказать… кто-то ведёт. Подсказывает тебе путь, помогает. Ведь то, что ты делаешь – это безумие. Ты прёшь абсолютно наобум и напролом через все рамки, границы и законы! А тебе подкидывают нужную информацию, нужных людей, даже нужные транспортные средства! Открывают перед тобой нужные двери… Ну и, наконец, ты же всё-таки меня спас, как ни крути. Иначе, боюсь, мне было бы трудно выбраться из той психушки. Так что, ты со мной?

– Нет, Шах, – я покачал головой. – Я всего лишь человек. Извини.

– Ну и сдохнешь в этой грязи и дерьме, – презрительно бросил Шах. – Всего лишь человек…

Остаток пути мы проехали молча. Вокруг нас до самого горизонта простиралась чёрная каменистая хамада, жарившая, как гигантская раскалённая сковорода. Я видел, что Шах страдает от жары, но тот упрямо молчал и не просил поднять верх машины. Мне же было хорошо. Странно, я никогда раньше не любил эту безжизненную, выжженную дотла землю, мне милее были реки, моря и океаны… Но после той тягучей полупонятной песни, спетой мною на грани отчаяния в арабских застенках, словно что-то изменилось, словно я слился с этой таинственной землей, наполненной кровавым песком, чёрными камнями, огненными ветрами и испепеляющим солнцем. Мне больше не было жарко, горячий воздух больше не обжигал мне лёгкие, а лишь наполнял невероятной лёгкостью тело. Самум был моим дыханием, белёсая синь неба – моими мечтами, бескрайнее песчаное море – моей любовью…

К вечеру мы уже были в предместьях Танжера. Немного поплутав по лабиринтам медины, мы остановились в непритязательной гостиничке с номерами, увешанными узорчатыми берберскими коврами, с огромными скрипучими кроватями в альковах и позеленевшими от старости медными ваннами. После пиршества в местной харчевне мы с Шахом договорились встретиться завтра в восемь утра тут же, и я поднялся к себе в номер. Постоял под "холодным" душ, вода в котором оказалась едва ли не горячей и почему-то пахла песчаной пылью, потом стащил с роскошной кровати на пол тонкое одеяло и простыню и провалился в безмятежный сон. Я снова был свободен, в моём кармане лежал билет на самолёт до Нью-Нью-Йорка, и впереди у меня было целых два с половиной дня, за которые я собирался найти бога в Истинно-Демократической Арабской Республике и выяснить, что же всё-таки имел в виду сошедший с ума китайский профессор.

Утро было восхитительным. Я проснулся оттого, что замерз – вместо уже привычного горячего шарга[24 - Юго-восточный горячий ветер, дующий в пустыне; несёт много пыли и песка и может продолжаться несколько дней подряд, повышая температуру до 50 °C и выше.], напоенного зноем пустыни, из открытого окна на меня обрушивался поток свежайшего бриза. Я спустился в гостиничную харчевню, но Шаха там ещё не было. Когда он не появился и через час, я поднялся по узкой лестнице и постучал в его номер. Пару минут в номере царила полная тишина, потом рассохшаяся дверь приоткрылась, но из неё вместо моего приятеля выскользнула пышнотелая девица. Она прошлась по мне озорным взглядом, молча развернулась и, с достоинством покачивая щедрыми телесами, принялась спускаться по скрипучим ступенькам.

Да уж, Шах времени даром не терял… Я немного помедлил и зашёл в номер. В коридоре меня едва не сбила с ног ещё одна роскошная магрибка в алом наряде, открывавшем округлый бронзовый животик и тяжёлые бёдра.

Я не успел сообразить, как она прижалась ко мне всем телом и нежно провела рукой по джинсам пониже ремня.