Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой

Ф.Г. Орлов

В 1769-1770 гг. в российской и европейской прессе постоянно публиковалась информация о том, что греки и славяне в ожидании прибытия русского флота строят мелкие суда для ведения военных действий, что множество искусных стейерманов направились из Архипелага в Порт-Магон для препровождения российского флота в Левант; что «почти во всех приморских местах папских земель разъезжают греки с российскими паншортами для испытания ходу на греческом море», что у Болеарских островов собралось много вооруженных галер, соединившихся затем с эскадрой Спиридова[425 - Например: Санктпетербургские ведомости. 1770. № 10, 16, № 23 и др.; G. (ГА. 1769. № 48, 69, 95, 99, 101; 1770. № 13, 19, 21, 27, 33 и др.]; что греки островов Идра, Псара, Специя и других, известные своим мореходным искусством, готовились к восстанию[426 - Шпаро О.Б. Освобождение Греции и Россия (1821-1829). М., 1965. С. 29.]. Таким образом, начало военных действий в Морее сопровождалось подогреваемыми прессой ожиданиями всей Европой того, как в ближайшее время греки с помощью русских свергнут многовековое османское иго.

Ждали прихода русских и греки Пелопоннеса и южных Балкан. Безусловно, проделанная российскими эмиссарами подготовительная работа (см. гл. 1) не прошла для жителей Балкан незамеченной. В этом аспекте представляет большой интерес письмо В.С. Тамара А.М. Голицыну в Петербург от 1/12 мая 1769 г. Тамара сообщал, что возобновил (возможно, со времени посещения Греции в 1766 г.) знакомство с архимандритом Дамаскиным, экзархом Константинопольского патриарха в Греции, «ревностным приверженцем России», имевшим связи со всей Грецией (не тот ли это «знатный между духовными человек», с кем в 1764 и 1765 гг. имели дело Г. Папазоли и И. Палатино и чье имя они сохранили в тайне?), и архимандрит ознакомил Тамара с письмами, полученными из Греции. В одном из писем капитан Бенаки, перебравшийся из своей резиденции в Каламате с охраной в 1400 человек подальше от турецкого паши и поближе к майнотам, выражал удивление тем, что не имеет известий от русских и уже три месяца не получает писем от Папазоли (значит, переписка между ними имела место). Известный по документам миссии Г. Папазоли Буковал сообщал, что у него и других «начальников» под ружьем состоит 15 тыс. человек; из горных районов

Ксеромеры писали, «что встали с оружием в руках от 10 до 12 тысяч; что они ждут Русских, но никого еще из них не видели. Они ожидают известий о победах Русских над Турками, чтобы начать действовать сообразно степени успеха». Наконец, греки 360 селений, расположенных в горах вокруг Янины, отказавшиеся выдать туркам свое оружие, готовы к восстанию[427 - К биографии графа А.Г. Орлова-Чесменского. С. 283.].

Но и другие энтузиасты-греки предпринимали шаги в расчете на русскую поддержку[428 - См., например: Pappas N.C. Greeks in Russian military service in the late eighteenth and early nineteenth centuries. Thessaloniki: Institute for Balkan Studies, 1991. P. 67-70.]. Об одном из них писал в 1771 г. российскому командованию в Архипелаге Стефан Мавромихали, рекомендуя Пандази Палеолога, который, по свидетельству Мавромихали, с 1760 г. с братом Янаки Палеологом ездили в Константинополь к российскому «министру», чтобы тот дал им помощь «воевать против агарянской силы». В 1769 г. Пандази Палеолог сумел передать послу Обрескову, находившемуся уже в Семибашенном замке, просьбу написать в «Петерсбурх, ежели можно, то б прислать российский флот и запереть Дарданеллы, чтоб не пропускать провианту и принудить турок от голоду умереть… а как скоро прибудет флот, то всех греков и маниотов против турок вооружить»[429 - РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 118. Письмо Обрескова, по словам Мавромихали, было перехвачено турками, и П. Палеолог потерял многих родственников, казненных турками, и все свое имение.]. По тому, что и в 1771 г. после поражений в Морее Пандази Палеолог и другие его соотечественники продолжали предлагать смелые проекты совместных действий, можно судить, что с надеждами на российскую поддержку греки Пелопоннеса расставались с трудом.

В свою очередь Порта с начала войны смягчила свою политику в Греции. «Султан издал строгие повеления всем пашам, правителям областей, чтобы обходились с Греками со всевозможным человеколюбием, со всякою мягкостию, и приказал возвратить им оружие», – писал В.С. Тамара на основании писем, полученных из Греции[430 - К биографии графа А.Г. Орлова-Чесменского. С. 283.].

Совершенно очевидно, что прихода российского флота ожидали и готовились к нему представители разных социальных страт Морей – от землевладельцев и духовенства до городских обывателей и горцев-майнотов[431 - ???????????? ?.А. ?? ???????? ? ?? ??????????? ?????????????? 1770 ??? ?? ?????????? ????? ?????? 1967. ??????????? M.B. H ??????????????????? ???????? T????????????, 1715–821. A????, 1939;Nagata Y. Greek Rebellion of 1770 in the Morea Peninsula – Some Remarks through the Turkish Historical Sources // Memoirs of the Reseach Department of the Toyo Bunko [Japan]. 1988. № 46. C. 85-99. Считаем абсолютно неосновательными замечания Г.А. Гребенщиковой, принижающие роль Первого греческого восстания в Морее 1770 г. (Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 243-257).]. Однако при неразвитости национального сознания, преобладании религиозных и родоплеменных приоритетов разные группы населения, встречая русских, руководствовались своими мотивами, что не могло не отразиться на их политическом поведении[432 - См. подробнее: ???????? ?. ???????? ??? ???????? ?????????????. ?????, 2007.]. Как писал греческий просветитель Адамантиос Кораис (1748-1833), «некоторые думали только об отмщении своим притеснителям (и в ходе военных столкновений они жестоко расправлялись с турками. – Авт.); другие считали своим долгом перейти на сторону русских в силу единоверия, надеясь, что они восстановят божьи храмы, разоренные турками и превращенные в мечети (и русский флот, учитывая это, вез церковную утварь, а А.Г. Орлов приказал освятить 21 апреля 1770 г. в Наварине древний храм, превращенный турками в мечеть – Авт.)[433 - Об этой церемонии см.: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 251.]; многие же благомыслящие люди смотрели на русских как на народ, предназначенный Провидением воскресить свободу Греции (и российские обращения содержали освободительные призывы. – Авт.)»[434 - Цит. по: Шпаро О.Б. Освобождение Греции и Россия. С. 26.].

В народе заговорили о древних пророчествах близкого освобождения страны северным народом. Греческое духовенство всячески способствовало укоренению этого мифа. Как писал С.К. Грейг, оно «напоминало о давнишних предвещаниях с целью убедить, что падение турецкого владычества близко и что пришло, наконец, время их свободы. Великие и могущественные братья их по вере прибыли теперь на помощь из дальних стран, ведомые рукою Провидения, для восстановления их независимости»[435 - Собственноручный журнал капитана-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга // Морской сборник. 1849. T.II. № 10 (октябрь). С. 653.]. Эти настроения подогревались прокламациями Орлова, в которых он высказывал уверенность, что все греки поднимут крест, сражаясь за общую религию, за свою родину и свободу, «видя, что все русские единоверцы прибывают из столь отдаленных стран, чтобы пролить свою кровь за христианскую веру и за тех, кто исповедует эту веру, понимая, как дорога эта минута, от которой зависит упрочение веры и свобода всего народа…». Все, кто ныне поднимется во имя религии и родины, обещал Алексей Орлов, «сверх воздаяния от Бога будут возвеличены и прославлены за свои усилия также императрицею. Те же, кто не окажет помощи этому святому делу…, потеряют свое благополучие и вознаграждение от императрицы…»[436 - Цит по: Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. P. 523-524.]. Он не разъяснял, о каком вознаграждении шла речь, возможно, лишь о покровительстве и милости российской государыни. Но, как справедливо отмечает Г.Л.Арш, в устной пропаганде эти обещания обретали большую определенность[437 - Арил Г.Л. Этеристское движение в России. Освободительная борьба греческого народа в начале XIX в. и русско-греческие связи. М., 1970. С. 79.]. Известно, что Антонио Джика, по поручению Орлова вербовавший среди албанцев воинский легион, «принужден [был] сулить не только то, но еще и больше, нежели они хотеть могли»[438 - Результаты этой политики, впрочем, были для Джики печальными («Сей дикой народ, не разсуждая невозможности обогатить всю нацию, клялись непримиримой ненавистью ему, графу Джике, разделили по себе его земли и лишили его всего имущества») – АВПРИ. Ф. 2/6. Внутренние коллежские дела. Д. 7177. № 90. Л. 475-476.]. Все эти посулы воспринимались поначалу за чистую монету и порождали безбрежные надежды.

В конечном счете, в массовом сознании греков возникло представление о том, что русская эскадра направлялась к берегам Морей по воле Провидения не для нанесения туркам диверсии «в наичувствительнейшем месте» и не для утверждения российского присутствия в Средиземном море, а только для их освобождения. Характерно, что это мифологическое восприятие православным населением предназначения экспедиции наложило свою печать на греческую историографию и взгляды современных историков, на нее ориентирующихся[439 - См.: ???????????? ?.А. ?? ????????. ? ?? ??????????? ??????????? ??? 1770 ??? ?? ?????????? ?????. ??????, 1967. ???.176; Camariano-Cioran A. La guerre russo-turque de 1768–1774 et les grecs; Тиктопуло Я.Ф. Русско-турецкие войны 1768–1774, 1787–1791 гг. и судьбы греков. Греческий проект Екатерины II. Дисс. … канд. ист. наук. М., 1991.].

Залив Oitylo/Витуло

Итак, прибытия русских в Греции ждали, и ждали именно на юге Пелопоннеса. Вопрос только в том, на какую военную поддержку рассчитывали греки и русские и какую смогли получить. Неясное брожение умов, неограниченные надежды, экс-татичность массового мироощущения, вера в пророчества, общий религиозный подъем – все это было чревато резкой сменой настроений и создавало почву для приливов и отливов массовых выступлений в зависимости от изменения ситуации. Это и произошло в ходе военных действий февраля—мая 1770 г.

Начало акции сулило грандиозный успех: «первый наш в море десант без единого выстрела сделан»[440 - Переписка графа Н.И. Панина с графом А.Г. Орловым-Чесменским. 1770-1773 // Русский архив. 1880. Кн. III (2). С. 254.]. Прием эскадры греческим населением в неукрепленном местечке Бетило (Ветуло), где находилась одна из резиденций рода Мавромихали, превзошел все ожидания: «греков к нам великое множество приезжало, из себя видные люди, здоровые и чистые, каждой с винтовкой, с пистолетом, и саблей», запишет в воспоминаниях С. Хметевский[441 - Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 582. Хметевский, правда, пишет о событиях мая 1770 г.]. Последовали салюты и торжественная литургия в Успенском монастыре, после литургии принимали присягу «пришедших в российское подданство греческого капитана и прочих греков»[442 - РГВИА. Ф. 846. Он. 16. Д. 1860. Л. 103.]. 20 февраля началось формирование двух греческих легионов – Восточного и Западного, они выстроились «при монастыре вдоль берега фронтом, при котором для оных команд наших архимандритом освящены два знамя»[443 - Там же. Л. ЮЗоб.].

22 февраля «Восточный легион» под командою капитана Баркова выступил вглубь Пелопоннеса по направлению на Мисистрию (Мистру) и Триполицу (Триполи). Легион состоял преимущественно из местных греков и горцев-майнотов (до 6-8 тыс. человек), которым были приданы вначале около 20 [sic!], чуть позднее еще 30 (также не слишком много, чтобы называть действия совместными!) русских солдат и экипаж судна Антона Псаро. От греков Мани командовал отрядом член клана Григораки. Его успешные действия, правда, омрачила жестокость, с которой греки и майноты, несмотря на попытки командования и русских солдат предотвратить кровопролитие, расправились с безоружными жителями Мистры, сдавшими город. Турецкий историк Васиф Эфенди записал: «Почти из 700 мусульман, находившихся в сем городе, 300 были взяты в плен, 400 в обороне убиты и получили мученический венец. Подробное повествование всех жестокостей, учиненных маньотами и русскими в Мизистре, произвело бы ужас в сердцах. Новорожденные дети были низвергаемы с высоты минаретов. Тысяча других неистовств такого рода представляли картину жестокости диких народов»[444 - ОР РНБ. F. IV. 618. Война турков с россиянами с 1769 по 1774 год. Сочинение Васифа-Ефенди, турецкого историографа. Л. 62 об.].

«Западный легион», возглавляемый волонтером князем Петром Долгоруковым (в литературе его часто путают с Ю.В. Долгоруковым) и членом семьи Мавромихали, не встречая большого сопротивления, овладел городами Каламата, Леонтари и Аркадия. В составе Западного легиона также было всего 12 (!) русских солдат. Основные же немногочисленные русские десантные силы были заняты осадой малоприступных некогда венецианских береговых крепостей Корона (Koroni), Наварина (Pilos) и Модона (Methoni), которые А. Орлов и Г. Спиридов рассматривали как возможные опорные базы флота в Средиземном море. Таким образом, российским солдатам из-за их малочисленности трудно было стать образцом «регулярства и послушания» (Екатерина II) в обоих легионах, передвигавшихся по Морее и, возможно, имевших конечной целью выход к Коринфскому перешейку. Преобладание греков в этот период военных действий было весьма значительным: к морейским грекам пробились через Коринфский перешеек на Пелопоннес македонские греки, прибывали греческие добровольцы с островов, принадлежавших Венецианской республике.

Корон в осаде российского флота 1770 г.

Модон

29 марта 1770 г. Федор Григорьевич Орлов направил в Санкт-Петербург из-под Корона победную реляцию. Он сообщал, что вся Греция охвачена пламенем[445 - АВПРИ. Ф. 89/8. Сношения России с Турцией. Д. 1907. Л. 1.]. «Санктпетербургские ведомости» поместили известие о попытке российских судов войти в Лепантский пролив, «дабы в близости Коринфа высадить войско на береге и занять перешеек, который Морею соединяет с твердою землею, и так пресечь туркам всю надежду к вспоможению сему полуострову»[446 - Санктпетербургские ведомости. 1770. № 41 от 21 апреля.] (но подтверждения этим известиям в документах не встречалось). Как всегда, новости доходили до Петербурга с большим опозданием. Так, еще в июне «Ведомости» публиковали сведения о мифических победах в Морее: «Взяты Наварин, Мизистра, Корона, Модона, крепость Патрассо»[447 - Там же. № 46 от 8 июня.] – но три последних так и не были в русских руках. В середине июля не только после оставления Морей, но и после Чесменской битвы в «Санктпетербургских ведомостях» еще сообщалось о том, что граф Орлов чрезвычайно доволен храбростью греков. «Словом сказать: во всех местах на полуострове Морея будут скоро воздвигнуты святой крест и российский орел»[448 - Там же. № 57 от 16 июля.]; в Петергофе на день Петра и Павла Платон (Левшин) произнес проповедь, в которой прозвучало: «Прежде, нежели весна святою красотою очи наша увеселила, лавры побед из стран восточных для нас процветали и венцем славы главы победителей неоднократно были увенчаваемы. Пелопонес и славный в древности Лакадемон уже под скипетром Российским»[449 - Платон (Левшин). Слово в день первоверховных Апостолов Петра и Павла и тезоименитства Его императорского Высочества. СПб., 1770. Авторы благодарят Анну Зернову, указавшую на этот текст.].

Метони/Модон

Екатерина торжествовала. Не случайно она не без выспренности записала в своем «Хронологическом перечне событий кампании против турок с 6 октября 1768 по август 1771 г.»: «Русские войска (?!) в Морее, соединившись с греческими, овладевают шестью городами, а именно: капитан Барков с спартанским восточным легионом берет: Пассаву, Бердони и Лакедемон; капитан князь Петр Долгорукий с западным спартанским легионом овладевает Каламатою, Леонтари и Аркадиею»[450 - Бумаги ими. Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел // С6РИО. Т. 13. СПб, 1874. С. 153.]. Для Екатерины победы в Морее были оправданием дорогостоящей экспедиции, означали славу русского оружия, сражающегося рядом со спартанским легионом[451 - Императрица специально запрашивала А.Г. Орлова, были ли укреплены перечисленные селения, кто из офицеров был первым при десанте в Порт-Витуло, кого следует не позабыть при наградах (РГАДА. Ф. 10/3. Кабинет Екатерины II. Д. 493. № 3).], и в 1771 г. после Чесмы несколько притупилась горечь разочарования в этих самых «спартанцах»[452 - Не только Екатерина считала жителей Пелопоннеса и прежде всего майнотов «спартанцами», это мнение было широко распространенным. См.: Rawson Е. The Spartan Tradition in European Thought. Oxford: Clarendon Press, 1969. P. 292.].

Только в июле 1770 г. в «Санктпетербургских ведомостях» появились смутные известия о робости греков, но они тотчас были опровергнуты. А между тем положение в Морее осложнилось уже в апреле 1770 г.: турки подтягивали силы, флот оставил Корону, под Триполицей потерпел поражение «легион» Баркова, в момент сражения покинутый майнотами, и сам Барков и Антон Псаро чудом вырвались из окружения с маленьким отрядом[453 - Подвиги капитана Баркова в Морее и взятие древнего Лакедемона, или Спарты, что ныне Мизистра в 1770 г. (Северный Архив. 1823. № 22. С. 247-257).]. Резким диссонансом победной реляции брата Федора прозвучало апрельское донесение Алексея Орлова: «Великая Государыня! Кроме крепостей и дальних городов Триполицы, Коринфа и Патрасса, хотя вся Морея и очищена от турок, но силы мои так слабы (где уж те 40 тысяч и даже более, на которые он рассчитывал, и обещанные П. Бенаки 100 тысяч! – Авт.), что я не надеюсь не только завладеть всею, но и удержать завоеванные места. Робость греков и майнотов[454 - И это вопреки заверениям майнотских капитанов в том, что они «многими опытами дознали, что коликая его [турка] дерзость против убегающих, толико в двое больший страх его от наступающих смело» (Копия грамоты Греческаго народа. С. 285).] лишает меня совсем надежды, а беспорядок, происходящий от неразумения языка, еще более меня в том утверждает, лучшее из всего, что мне можно будет сделать, укрепить себя сухим путем и морем, зажечь огонь во всех местах, каков в Морее, пресечь весь подвоз провианта в Царь-град и делать нападения морскою силою»[455 - Материалы для истории русского флота. СПб., 1886. Ч. XI. С. 548.]. Итак, когда иллюзии освобождения Греции стали рассеиваться, в А.Г. Орлове заговорил военный тактик и трезвый политик.

Мистра

Вероятно, Орлов не скрывал своего растущего недовольства, пеняя греческим добровольцам. Во всяком случае в том же апреле 1770 г. участник военных действий грек Афанасий из Наварина сетовал на то, что «господин наш (А.Г. Орлов. – Авт.) увидел, что греки непостоянны и непослушны»[456 - РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 3.].

Последние надежды на успех в Морее рухнули тогда, когда турецкие силы разбили русский десант, осаждавший Модон[457 - При появлении турок отряды майнотов, не предупредив осаждавших Модон русских, рассеялись и ушли в свои горные селения. Начался беспорядочный отход русского десанта к берегу, во время которого погибла почти его треть – 150 человек, в их числе и кн. П. Долгоруков; 250 солдат было ранено.]. Даже прибывшая в это время эскадра Эльфинстона исправить общее положение не смогла[458 - Известно, что Эльфинстон без согласования с Орловым отправился навстречу турецкому флоту к Наполи-ди-Романья (Nafplio), эта акция военными историками расценивается как весьма рискованная.]. Тактические просчеты у российского командования были, но вряд ли правы и те историки, которые полагают, что Орлов был в состоянии переломить течение событий, отстаивая Наварин или придя на помощь восставшим грекам островов Идра, Крит и т.п.[459 - Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. P.527; Тиктопуло Я.Ф. Русско-турецкие войны 1768-1774, 1787-1791 гг. С. 73. В работе Н. Паппаса содержится греческая библиография повстанческого движения в Греции в 1770 г., сигналом для которого стали события в Мани (Pappas N.C. Greeks in Russian Military Service. P. 71, 72).]. Хотя греческие повстанческие отряды еще имели успехи на севере Морей и пробивались к Наварину, А.Г. Орлов, вопреки горячим просьбам П. Бенаки и Г. Папазоли, принял решение оставить Пелопоннес. Его небольшой десантный отряд не мог противодействовать растущим турецким сухопутным силам, к тому же на первый план выдвинулась необходимость решать военно-морские проблемы: объединение двух эскадр и встречу в бою с турецким флотом. Вопрос уже шел о судьбе всей операции.

Крепость Навар

Оказавшийся бессильным свидетелем поражения под Модоном, А.Г. Орлов писал: «Сей неблагополучный день превратил (перевернул. – Авт.) все обстоятельства и отнял надежду иметь успехи на земле» (курсив наш. – Авт.)[460 - Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. XIV. С. 362.], и его оценка оказалась провидческой: экспедиция не имела больше сколько-нибудь серьезных успехов в сухопутных операциях (если не считать двух осад Бейрута и его капитуляций). Территории Османской империи с моря были защищены крепостями, взятие которых при военно-технических условиях того времени требовало долгой осады и атак большими десантными соединениями. А таких сил у морской экспедиции до конца войны так и не появилось.

Военные неудачи апреля-мая 1770 г. в Морее стали не только крушением «надежд иметь успехи на земле», они фактически разрушали все иллюзии относительно возможности согласованных действий единоверных греков и русских против «агарян» и перспектив полноценной военной активности греков. По прошествии двух с лишним лет, в августе 1772 г., А.Г. Орлов, оценивая морейскую кампанию, вновь высказал ту же мысль в письме к Н.И. Панину: «Робость и неверность Греков в самом открытии сей экспедиции заградили нам все пути к сухопутным предприятиям и заставили устремить все силы наши на действия морские»[461 - Переписка графа Н.И. Панина с графом А.Г. Орловым-Чесменским. 1770-1773. С. 254.] (курсив наш. – Авт.).

Письма не только А.Г. Орлова, но и Екатерины уже весной-летом 1770 г. содержат жесткие характеристики собратьев по оружию – греков: «когда морейские греки столь худо подражали примеру храбрости… не хотели извлечь себя из-под ига порабощения их собственным духом робости, неверности и обмана, над ними сохраняемого»[462 - Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 548, 568.], «Греки и Спартане совсем переродились; они больше стараются о грабежах, нежели о вольности»[463 - Переписка российской императрицы Екатерины II и господина Вольтера, продолжавшаяся с 1763 по 1778 год. С. 123.]. А в марте 1771 г. Екатерина напишет Орлову: «нельзя более считать на диверсию и содействование в праведной нашей войне греческих туркам подвластных народов, по причине свойственной им, или лучше сказать врожденной уже склонности к рабству и совершеннаго в характере их легкомыслия»[464 - Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 658.].

Именно после неудач а Морее тема «неверности» и «робости» греков приобретает высочайше одобренную тональность, попав и в придворную поэзию, и в драму Павла Потемкина «Россы в Архипелаге». П. Потемкин вложил в уста А.Г. Орлова такие слова:

Являет все теперь чрез множество премен,
Что Греческий народ геройских чувств лишен.
Давно ли клявшися законом небесами,
Хотели вы пролить всю кровь за вольность с нами,
Но клятвам изменив, предательми явясь,
Ушли средь бою вы, неверных убоясь,
Морейских дел пример еще ли вас прельщает,
Не зря опасности вас бедство устрашает,
И души слабыя терзает и крутит[465 - Потемкин П. Россы в Архипелаге. Драмма. СПб., 1772. С. 27.].

Анализировать опыт совместных действий в Морее их участники продолжали и после войны. В частности, о «грабежах» майнотов немало писал в своих мемуарах С.К. Грейг, анализируя неудачи в Морее. По его мнению, майноты были вовсе ненадежными союзниками («майноты, разграбив совершенно все окрестности Мисистрии, возвратились с добычей в недоступные свои горы и таким образом только они извлекли огромную выгоду из Морейской экспедиции», или далее: «Греки, в особенности майноты, которые с таким усердием присоединились к русским при первом появлении и успехах в Морее, видя, что дела приняли оборот, не отвечающий их надеждам, думали теперь о спасении и личной безопасности и потому сдавались туркам – или удалялись в горы…»[466 - Собственноручный журнал капитана-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга. С. 785-786.]), и усилия их «начальников» сдержать их оказались напрасными.

Собор в крепости Наварин, превращенный турками в мечет

Разочарование в возможностях греческого восстания оказалось тем горше, чем сильнее у инициаторов архипелагского предприятия были надежды на совместные действия в войне против осман.

Однако инициаторы Архипелагской экспедиции были, думается, несправедливы, возлагая всю ответственность за неудачи в Морее на греков[467 - Тем более необоснованными и тенденциозными являются заключения Г.А.Гребенщиковой относительно участия, а точнее неучастия греков в военных действиях в Морее и Архипелаге. Зачастую они связаны с неверной интерпретацией или нежеланием привлекать «не устраивающие» автора источники. Значительно более взвешенную оценку предлагает Г.Л. Арш (История Балкан. Век восемнадцатый. М.: Наука, 2004. С. 422-444).]. Причины неудач следует искать не только в слабости и неорганизованности греческого национального движения, но и б несоответствии численности российских вооруженных сил задачам ведения войны в Морее. И греки имели основание проклинать тот день, когда они откликнулись на призывы российской императрицы: следствием спланированной Екатериной II и Орловыми «диверсии» в «наичувствительнейшем месте» Османской империи стала гибель одной седьмой части населения Морей в ходе жестоких расправ со стороны османских карательных отрядов.

Бой при Наполи-ди-Романъя. Журнал С.П. Хметевского

И все-таки с уходом российского флота от берегов Морей жители полуострова и близлежащего о. Крит, даже после подавления восстания на западном Крите под руководством Даскалоианниса, рассчитывавшего на помощь российского флота в 1770 г.[468 - Camariano-Cioran A. La Guerre Russo-Turque de 1768-1774 et les Grecs. P. 527; Pappas N.C. Greeks in Russian military service in the late eighteenth and early nineteenth centuries. P. 72.], не сразу оставили надежды на поддержку русских. В 1771 г., когда российский флот едва ли не господствовал во всем Архипелаге, жители Морей продолжали посылать его командованию не только своих добровольцев[469 - 25 февраля 71 г. Стефан Мавромихали подговорил 300 майнотов на службу и просил судно, чтобы их привезти (РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 87); 27 мая 1771 г. митрополит навплийский, архиепископ Реито, еп. Дамалит, священник Панаго, иеромонах трипольский и др. подписали письмо с просьбой о помощи, ибо турки узнали, что они хотят с жителями Морей служить русским (Там же. Л. 92).], но и романтические планы новых совместных военных акций. Кажется, на российские силы все также рассчитывали, значительно преувеличивая их возможности.

В числе «прожектеров» был уже упоминавшийся Пандази Палеолог, письмо от которого было получено российским командованием 7 июня 1771 г. Он объяснял, почему год назад майноты сорвали планы наступательных операций («до самого Каламата нет ни одной деревни, которая б между собой была согласна, но всегда друг с другом живут, как неприятели»), тем не менее он уверял: «в Морее состоит людей 20000 маниотов, кои состоят под властию вашего превосходительства (А.Г. Орлова. – Авт.), которых выведу я воевать во всей Морее с жалованьем». Пандази Палеолог просит взамен совсем немного: жалование 20 тысячам майнотов, патронов более миллиона штук, да к тому же еще и кораблей 5-6, чтобы встали у побережья[470 - РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 114-117.]. Похожий по размаху и фантастичности, совершенно несоразмерный российским возможностям план пришел и с о. Кандия (Крит) от кандиота Ивана Сидерачи. Сей хитроумный Одиссей XVIII в. намеревался вместе с четырьмя своими друзьями под покровом ночи ввести российские войска в сильную турецкую крепость Канеа на о. Крит. Он просил у Орлова (которого именовал «защитником всех православных, надеждой востания упадшаго греческаго народа и утешением всех бедных и печалных христиан») совсем «небольшой» подмоги: «одну тысячу человек российского регулярного войска и довольное число гренадеров с ручными гранатами, и людей, которые будут носить пороху для пушечных зарядов», да еще «нада, штобы и флот недалеко от берега был, так чтобы он около рассвета мог на море появится против самой крепости для приведения неверных в большую робость»[471 - См.: Приложение 3. С. 501.].

Излишне говорить, что подобным планам не суждено было сбыться.

По прошествии времени и греки, и русские, и европейские наблюдатели стали критически оценивать итоги и возможности русско-греческого сотрудничества. Уже вскоре после окончания войны, когда стало очевидным, что восстание греков было использовано российской императрицей не только для укрепления своего имиджа освободительницы угнетенных, но и для нанесения удара по противнику в войне, о майнотах в европейской прессе вновь стали писать как о смелых воинах, «наследниках спартанцев». В частности, французский эллинист Мари-Габриель-Огюст-Флоран граф Шуазель-Гуффье (1752-1817), посетивший Морею уже в 1776 г., считал, что русские вполне могли положиться на майнотов, но «ошибочно информированные своими агентами», русские приплыли со значительно меньшими силами и боеприпасами, чем обещали, «вынудили греков на революцию» и тем обрекли жителей Морей на поражение и на неисчислимые жертвы[472 - Choiseul-Gouffier. Voyage pittoresque de la Grece. Paris, 1782. Part 1. P. IX, 4, 6.]. В дальнейшем именно эта трактовка событий в Морее стала, как уже отмечалось, главенствующей в западной историографии.

Безусловно, морейская кампания показала, что Средиземноморская экспедиция Екатерины II не была предназначена для реализации романтичных идей борьбы за греческую независимость. Екатерина мыслила прагматично: греки могли воспользоваться ситуацией для борьбы за свое освобождение, а Россия, опираясь на греческое восстание, нанести удар по Османской империи в неожиданном направлении. Как бы ни были увлечены братья Орловы греческой идеей, в качестве командующего Архипелагской экспедицией А.Г. Орлов должен был принимать решения, исходя из задач сохранения боеспособности флота и реализации возложенных на него военных целей. В итоге, покинув Пелопоннес, Россия оставляла за собой взаимные обиды, на века омрачившие межкультурное общение[473 - ???????????? ?.А. ?? ????????. ? ?? ??????????? ??????????? ??? 1770 ??? ?? ?????????? ?????. ?????? 1967; Camariano-Cioran A. La guerre russo-turque de 1768–1774 et les grecs; ???????? ?. ??????????? ??? ?????????? : ???????? ??? ???????? ?????????????.].

Чесменский успех и его последствия

Уход российского флота от берегов Морей был ускорен появлением в водах Греции объединенной турецкой эскадры. Встреча с ней Эльфинстона едва не обернулась катастрофой под Наполи-ди-Романья.

К концу первой декады июня 1770 г. суда российских эскадр Спиридова и Эльфинстона соединились[474 - 27 мая, в тот день, когда суда, оставшиеся в распоряжении А.Орлова, покинули гавань Наварина, эскадра Эльфинстона имела бои на востоке Пелопоннеса близ Наполи-ди-Романья и острова Специя. Поскольку турки теперь имели большое численное превосходство, положение эскадры стало опасным. По словам А.Орлова, «если бы Эльфинстон хоть чуть проиграл от бешенства его, могли бы все в порте быть заперты и неизбежно погибнуть» (Материалы для истории русского флота. 4. XI. С. 550). Эльфинстон благоразумно оставил поле сражения.]. Ввиду пререканий между руководителями эскадр по поводу необходимых действий, А.Г. Орлов поднял на линейном корабле «Трех Иерархов» кайзерфлаг, означавший, что именем императрицы к нему переходит единоличное командование объединенным флотом. В погоне за турецким флотом объединенная эскадра направилась к острову Парос (вероятно, тогда уже оценив его как удобное прибежище, ставшее впоследствии столицей Архипелагского княжества), а оттуда проследовала к острову Хиос, и при Чесме во время дневного сражения 24 и ночного боя 25 июня одержала блестящую победу, полностью уничтожив турецкий флот.

Чесменский бой. Журнал С.П. Хметевского

Чесменская битва – неожиданная, но при том едва ли не самая блистательная победа российского флота. Она же – самая известная и многократно описанная в мемуарах и историографии часть Архипелагской экспедиции[475 - Чесменский бой хорошо описан в литературе. Из последних работ см.: Монаков М.С., Родионов Б.И. История российского флота. М.; Кронштадт, 2006. С. 243-248; Гребенщикова ГА. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 263-282. Одно из наиболее подробных описаний битвы приводится в Журнале С.П. Хметевского (Приложение 8. С. 587-590)..].

Успех Чесмы серьезнейшим образом изменил мнение всей Европы относительно возможностей Архипелагского предприятия, от которого стали напряженно ожидать новых смелых акций, даже взятия Царьграда. Российский придворный поэт Павел Потемкин отозвался на эти ожидания стихотворением, завершающимся словами:

Родившись в свет, Орлов! для знаменитых дел