Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой

Возможность смертных сил далеко превзошел!
Россия на тебя с признанием взирает,
Европа дел твоих успехи прославляет.
Но славе оных дел еще тем не конец,
Орлов! тебе еще готовится венец.
Султан во ужасе тебя ждет и трепещет,
«Отвсюду русский гром на мя днесь стрелы мещет»
«…Мой рок меня страшит! Я вижу, что Орлов,
победы соверша, обняв мои пределы,
Пройдет не им, но мне ужасны Дарданеллы!»
Герой! Свершай сей рок и флоту повели,
Нет трудностей уже для Россов на земли,
Екатерина есть земное божество,
Ей повинуется все в свете естество.
Стамбул падет тобой, дерзай, рази врагов,
И славою побед безсмертен будь, Орлов![476 - Потемкин П. Стихи Его Сиятельству графу Алексею Григорьевичу Орлову на преславную победу флота, бывшую сего 1770 году июля 5 дня по новому штилю. СПб., 1770. С. 1-2.]

Однако Царьград взят не был, в Петербурге ожидали новых беспримерных военных побед в Архипелаге, а получали лишь известия о не всегда успешных кратковременных высадках на турецкие берега[477 - Например, в октябре 1773 г. от прибывшего в Петербург А.Г. Орлова императрица потребовала дать отчет, почему нет видимых результатов военной активности флота в Архипелаге, и что нужно предпринять, чтобы начать операции на материке в поддержку армии Румянцева. На вопрос, достаточно ли будет прислать в Архипелаг еще 20 тысяч войска (!), Орлов ответил, «что с толиким числом мог бы он идти прямо в Константинополь». Однако войско так и не было прислано (Архив Государственного совета (АГС). СПб., 1869. Т. I. С. 385-386).]. В Европе же все большую озабоченность вызывали «рутинные» действия российских крейсеров, блокирующих Дарданеллы, досматривающих суда и нарушающих ритм левантийской торговли. Постепенно в Европе стали появляться саркастические замечания о том, что «никогда не было экспедиции столь успешной и столь удаленной, в которой офицеры бы были менее наставляемы своим правительством, более невежественны относительно стран, более преданы бесполезным парадам и более отравлены удовольствиями, нежели русские в Средиземноморье»[478 - Bruce of Kinnaird /. Travels to discover the source of the Nile in the years 1768,1769,1770,1771,1772, and 1773. Edinburgh; London, 1790. Vol. 1. P. 28-29.].

Турецкие военные корабли у крепостей Дарданелл. Журнал С.П. Хметевского

Что же все-таки смогли совершить под руководством А.Г. Орлова участники Средиземноморской экспедиции, чтобы использовать Чесменскую победу?

Смогли закрепиться на нескольких десятках островов Архипелага (тех, где не было сильных турецких крепостей) и создать базу флота на Паросе (о ней см. гл. 5). Смогли одержать серию побед на море: из них самыми значительными были победы 1772 г. в Ионическом море под Патрасом (М.Т. Коняев), снова в бухте Чесмы (С.К. Грейг) и под Дамиеттой у берегов Египта (Панаиоти Алексиано). В 1774 г. незадолго до заключения мира опять же в Хиосском проливе около Чесмы 21-30 мая (1-10 июня) эскадра А.В. Елманова захватила и уничтожила 25 турецких судов.

Операции, требовавшие высадки десанта и действий «на сухом пути», как уже отмечалось, приносили меньше успехов. В 1770 г. был осажден о. Лемнос, но несмотря на длительную осаду, остров взят не был[479 - Участвовавший с возведении батареи и высадке десанта на Лемнос инженер-поручик Г. Келхен причины неудач при штурмах крепости объясняет и так: «у неприятеля было одних ружейных близь 1000 человек по стенам, камены бросали женщины и малые робяты». Лишь 25 сентября (5 октября) крепость Лемноса начала переговоры о сдаче: «В полдень в крепости Лемнос на цитаделе выкинул неприятель бел с черным крестом флаг, что означало, по обыкновению содержащихся на бекете турок, сдача крепости». Но в этот самый момент произошло непредвиденное: именно в момент начала переговоров 5 октября на помощь защитникам Лемноса подоспело 5-тысячное турецкое подкрепление (винили Эльфинстона, перед этим снявшего осаду Дарданелл). Силы стали неравными, продолжение борьбы за остров – невозможным. Когда турецкое подкрепление оказалось в «крайней близости», осаждавшие подорвали батареи, 2 пушки и пороховой погреб, погрузили на плоты часть инструментов, артиллерию и людей. 26 сентября (6 октября) весь десант переправился на корабли, кроме того, на суда переправили всех 103-х больных лихорадкой, находившихся в деревне Плате. Турок, вышедших из крепости, поместили как пленников (а среди них было шестеро «знатных людей») на судно «склавонского командира, а российского капитана графа Войновича», и в боевом порядке корабли покинули Лемнос (РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. л. 30об.-37об.).].

В 1771 г. в результате десантных вылазок: в августе в заливе Макри у Ливисы были сожжены турецкие провиантские склады, а на о. Негропонт (Эвбея) смогли захватить склады с пшеницей и переправить добычу на свою базу в Аузе; в сентябре десант под командой С.К. Грейга захватил несколько складов с мукой и пшеницей у порта Кавала и десант П. Алексиано взял крепость Кефалос на о. Станчио (Кос); в ноябре развернулись десантные операции на о. Митилина (Лесбос), завершившиеся гибелью фрегата «Санторин» и пленением 28 человек вместе с капитаном И.Т. Овцыным.

В 1772 г. летом военных действий не велось в связи с перемирием, а осенью С.К. Грейг безуспешно попытался взять крепость на о. Хиос. В 1773 г. самыми значительными событиями стали взятие (второе) Бейрута 29 сентября (10 октября) 1773 г. М.Г. Кожуховым и И. Войновичем (см. подробнее гл.8), а также неудачные десантные операции эскадры А.В.Елманова – нападение на крепость Будрум (30-31 июля) и кровопролитная высадка на о. Станчио (6-7 августа)[480 - См. подробно: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II.].

Кажется, что Чесменская победа, обеспечив безусловное преобладание российского флота в Восточном Средиземноморье от Дарданелл до Египта, так и не смогла переломить положение с сухопутными десантными операциями, которые оставались рискованными и часто малоуспешными. Однако следует учитывать, что пополнения, присылаемого в Архипелаг из России, всегда было недостаточно и сухопутные операции выполнялись весьма скромными силами – русских солдат, по подсчетам Г.А. Гребенщиковой, на берег при Будруме высадилось 432 человека, а при Станчио 550!

Основную массу сухопутных десантных сил Архипелагской экспедиции составляли нерегулярные части, именуемые «албанскими». Уже осенью 1770 г. стало ясно, что с уходом из Морей идея сотрудничества с жителями Балкан и Архипелага в борьбе против турок не умерла. В затяжной осаде крепости Пелари на Лемносе принимали участие почти вдвое больше «славон и албан-цов», чем русских, и эти нерегулярные части проявили на этот раз героизм и организованность. В журнале инженер-поручика Г. Келхена, участвовавшего в осаде, описывается, как во время одного из штурмов «албанцы, склавонцы, романцы и греки, хто и покушались итить в брешь (пробитую в стене. – Авт.) с крайним напором, как уже имы то и начето было, но видя наших солдат без движения, будучи не в силах, отступили, кроме что из оных капитан Псаро, быв поблизости бреши с 70 греками и не успев отступить, принужден лежать всю пятое число (5 августа ст.ст. – Авт.) до самой ночи под стеною, и так во оную атаку из албанцов, шклавонцов, романцов и греков убито и ранено 30 человек»[481 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. ЗОоб.]. А С.П. Хметевский отмечал: «Славонцы в самое то время хотели ворваться в брешь, но по нещастию человек шесть изрубили, также и по зделанным нарочно лесницам крепость хотели штурмовать, но лесницы были коротки, и все оное предприятие не служило к нашей храбрости и благоразумию, и такая неудача принудила крепость оставить, и впредь подобно сему покушения не чинить, а уговаривать по прежнему каждую ночь, чтоб крепость отдать без кровопролития»[482 - Журнал С.П. Хметевского. Приложение 8. С. 600.].

После ухода с Лемноса адмирал Спиридов, оставленный в ноябре 1770 г. командовать всей Архипелагской экспедицией на время отсутствия А.Г. Орлова, предпринял меры по организации «албанского войска», учтя, вероятно, просчеты, допущенные в романтический период начала военных действий в Морее. Для пополнения сухопутных сил Архипелагской экспедиции в марте 1771 г. Г.А. Спиридов обнародовал призыв к «храбрым всегда в военных делах христианского закона» славянам, грекам, македонцам, албанцам и румелиотам, «которые сребро и злато за малое дело ставят, а предпочитают больше всего военную свою славу и вольность», вступать на российскую военную службу. Кроме «вольности во все будущее время», им были обещаны взятая добыча и плата деньгами «не на пьянство и не на картежную и костяную игру, блядовство и мотовство», но на обувь, одежду, провиант[483 - Политические и культурные отношения России с югославянскими землями в XVIII в.: Документы. М., 1984. С. 300.].

18 января 1771 г. Спиридов писал командиру Шлиссельбургского полка полковнику Е.Ф. Толю о том, какими бы он хотел видеть добровольцев: «чтобы люди были росту виднаго, плотные, чистые и здоровые и не старых лет да, ежели еще и холосты или вдовы, не имущия у себя детей, ибо таковыя охотно с нами и в Санкт-Петербурх могут ехать и у нас тамо навсегда остаться…». Далее Спиридов высказывал свое отношение к добровольцам из разных балканских этнических групп: «К солдатству способнее славоне [потому], что они наш, а мы их язык больше разумеем, да и народ к ружьи привычный и храбрый, греков, хотя такие видные, но мало к ружью привычных и не боязливых неприятелю, руменионы же, македонцы и албанцы не меньше к ружью привычны и храбрости имеют, как и славона, а, может быть, смелее и стрелки хорошие, но [не] так скоро по своевольству их, привычке к шалостям и по незнанию нашего языка к регулярству привыкнут, однако думаю, что по нынешнему всех их состоянию будут охотники и станут просить о принятии в службу в солдаты и егери»[484 - РГА ВМФ. Ф. 315. On. 1. Д. 1. Л. 138-138об.].

Местом сбора албанских и греческих добровольцев, которые на малых и средних судах стали ежедневно прибывать на Парос, была база российского флота в Аузе. Только за май 1771 г. «прибыло для принятия службы из Албании албанцев 825, из Морей албанцев 974, греков 261, из Романии романиотов 106, из Кандии греков 262, из разных островов греков 231, да со всеми, которые оставались теперь, албанцев и греков при флоте 2659 человек»[485 - РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 1860. Л. 142о6.], и в последующем приток добровольцев продолжался. 29 мая 1771 г. для них, как и за год до этого для двух «легионов» в Морее, были освящены 4 новых знамени, а 8 июля прибывший в Аузу А.Г.Орлов устроил смотр албанским и греческим волонтерам[486 - Там же.].

Таким образом с 1771 г. российское командование, учтя опыт Морей, сделало ставку не на «всех греков», а на тех добровольцев из населения Балкан и Архипелага, для кого военная служба стала профессией, заработком и времяпрепровождением. Смелость и выносливость, проявленные «албанцами» на этом этапе войны, способствовали тому, что у русских в отношении к добровольцам из греков и славян вернулись и уважение к их смелости, и сочувствие к их угнетенному положению. Например, участник экспедиции М. Коковцев, бранивший мирных «непросвещенных» жителей Архипелага, писал: «Во время пребывания российского флота в Архипелаге, ободряемы российским оружием, явили они (греки. – Авт.) знаки отличной храбрости; самые малыя их суда при нападении турецких галер лучше жглись, нежели соглашались отдаться в плен неприятелю. Нерегулярные войска, из них набранныя, яко то албанцы (потомки древних македонян), [с]фациоты (нагорные кандиоцкие жители [Сфакьи]), другие, при высаживании их на берег показывали всегда отличное мужество, их оживляющее. Ипсариоты, миконцы и прочие островяне вооружали небольшие суда, тартаны, полугалеры и соколевы называемыя, которыми при помощи Российского флота не токмо множество турецких купеческих кораблей пленили, но, выходя часто на берег, опустошали селения»[487 - Коковцев М.Г Описание Архипелага и варварийскаго берега, изъявляющее положение островов, городов, крепостей, пристаней, подводных камней и мелей; число жителей, веру, обряды и нравы их с присовокуплением древней истории, и с тремя чертежами. СПб., 1786. С. 71-72.]. О смелости добровольцев писали в своих мемуарах С.К. Грейг и С.П. Хметевский.

Вместе с тем, албанские отряды, пребывавшие под командой своих офицеров, таили угрозу неподчинения, а их «шалости» вызывали страх и многочисленные жалобы местных жителей, с которыми приходилось разбираться российскому командованию[488 - См., например: РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1. Д. 93. Л. 211об., 235об., 237-237об., 299-300 и др.]. В периоды перемирий любое «своеволие» албанцев могло обернуться серьезными последствиями для хода мирных переговоров, а потому, например, в июле 1772 г. А.Г. Орлов предупреждал А.В. Елманова: «албанцы привыкшия к своеволию и грабежам не в виду и не в руках у русских командиров делывали некоторыя шалости, но то по военному состоянию кое-как проходило, а теперь бы с перемирием не претерпеть бы нежелаемые следствия»[489 - РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 46. Л. 74.]. Примечательно, что в период перемирия 1772 г. многие албанские подразделения были распущены, но далеко не все. И в 1773, и в 1774 г. без албанских частей все так же не обходилась ни одна военная операция с высадкой на побережье. После же заключения мира с турками именно из «албанского войска» последовали первые и самые многочисленные прошения переехать с семьями в Россию.

Воины-албанцы, какими их увидел в 1776 г. граф Шуазель-Гуффье

И все-таки не всегда удачные операции Архипелагской экспедиции «на сухом пути» сыграли свою серьезную роль. Постоянные удары, наносимые десантными отрядами по различным точкам обширных прибрежных территорий Османской империи и ее островных владений с целью захвата или уничтожения турецких складов боеприпасов, снаряжения и продовольствия, разрушения арсеналов и верфей, наносили урон обороноспособности Порты, заставляли турецкое правительство содержать и укреплять свои гарнизоны, отвлекая вооруженные силы от участия в войне на суше с армией Румянцева, подталкивая к выгодному для России мирному трактату. Участие же в сухопутных операциях добровольцев – албанцев, македонцев, греков, славян, румелиотов и др., которых чаще огульно именовали «албанцами», – обеспечило не только саму возможность большинства этих операций, но и создавало традицию реального взаимодействия, пришедшего на смену романтизированному «единению».

Однако, чтобы, как писала Екатерина II, «замыслить и большее», имеющихся сухопутных сил оказалось недостаточно. И этот опыт также был учтен в будущем. В 1787 г., готовя новую Архипелагскую экспедицию (правда, так и не отправленную), канцлер А.А. Безбородко выразился вполне ясно: Чесменская победа «прославила российский флаг», да и «народы единоверные с нами и ныне, как прежде, возстанут противу Турков», «но их присоединенное пособие не составит нужной силы, буде мысли простирать на потрясение монархии турецкой, на поиск противу Дарданелл, Царьграда и других мест важных. И так чтобы намерению важному и полезнейшему дать всю важную деятельность, непременно нужно послать с сим флотом достаточное число сухопутных войск и о снабжении равномерно оными условиться с императором (австрийским. – Авт.)… без чего, по примеру судя прежнему, не будет в состоянии наш флот утвердить или распространить свои завоевания, а наипаче нанесть беду турецкой столице и местам, предстаящим охранению оной» (курсив наш. – Авт.)[490 - АГС. Т. 1. С. 502-503.].

Крейсирование или каперство?

После Чесменской победы главным в деятельности Архипелагской экспедиции стало патрулирование морского пространства от Египта до Дарданелл, от Балкан до Малой Азии и сирийских берегов. О том, почему именно крейсирование, а не военные десанты, оказалось ведущим направлением активности, А.Г. Орлов писал Н.И. Панину: «Бог благославил усилия наши, и мы почти в начале первой кампании увидели себя бесспорными владетелями всех вод Средиземного моря, где только пролегли турецкие селения. Однако и в сем нашем выгодном положении иного предпринять мы не могли, как пресекать подвоз съестных припасов в наинаселеннейшие неприятельские места, не помышляя более о покушении на сухом пути»[491 - Переписка графа Н.И. Панина с графом А.Г.Орловым-Чесменским. 1770-1773. С. 254.] (курсив наш. – Авт.). Разумеется, пресекался и подвоз вооружения.

«Крейсирование» вместе с блокадой Дарданелл должно было пресечь подвоз грузов в столицу Османской империи «и оголодить» Константинополь. Кроме того, оно часто сопровождалось захватом «призов» (грузов, которые принадлежали туркам или могли быть признанны военными). Крейсера останавливали и досматривали суда всех держав, как враждебных, так и нейтральных и союзнических. Это дает основание некоторым исследованиям называть «крейсирование» российских военных «каперством»[492 - Каперство – военные действия против военных и торговых судов враждебного государства, осуществляемые частными судами-каперами (нем. Карег, фр. corsaire, англ, privateer), получившими на то специальное разрешение.] и даже «корсарством». Так, по мнению

А.Б. Широкорада, склонного все упоминания о «крейсировании» в Восточном Средиземноморье называть «корсарством», пиратство было важнейшей составляющей российского присутствия в Архипелаге[493 - Широкорад А.Б. Адмиралы и корсары Екатерины Великой. Звездный час русского флота. М., 2006. С. 88-96. В данные, приводимые автором, вкралось немало фактических ошибок и тенденциозных трактовок.]. Напротив, Г.А. Гребенщикова с не меньшей безапелляционностью утверждает, что «за период нахождения в Средиземном море российских эскадр фактически полностью прекратилось пиратство и корсарство на море, когда русские корабли совместно с датскими и английскими осуществляли конвоирование коммерческих судов и обеспечивали охрану грузов»[494 - Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 443.]. Думается, однако, оценка действий крейсерских отрядов не может быть столь однозначной.

Вторгаясь в 1769-1770 гг. в Средиземноморский регион, командующие эскадр были строжайшим образом предупреждены императрицей о крайней осторожности в отношении судов Франции и других нейтральных держав, о соблюдении всех обычаев «салютации» при встрече с иноземными судами и при входе в порты, дабы действия российского флота не могли породить дополнительных трений с европейскими государствами[495 - Рескрипт Г.А. Спиридову июня 1769 г., в частности, гласил: «Прежде всего, иметь вам (Спиридову. – Авт.) главным и непременным правилом служить, чтоб во все время плавания вашего отнюдь не остановлять и не осматривать никаких христианским державам принадлежащих торговых судов… ибо намерение наше весьма удалено и от самого малейшаго утеснения чьей либо коммерции», «напротив чего суда магометан должны всегда добрыми призами почитаемы и как таковыя в пользу употребляемы быть». (Цит. по: Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке. С. ХСП, XCV). То же подтверждалось Рескриптом Спиридову от 13 января 1770 г. (Там же. С. XC-XCI).]. Все эти наставления первоначально строго соблюдались[496 - О количестве залпов, которыми обменивались суда, постоянно пишут инженер-офицеры флота (РГВИА. Ф. 846. Он. 16. Д. 1860).], и только после Чесменской победы, когда Российский флот стал в значительной степени хозяином в Восточном Средиземноморье, осторожности в отношении к иностранным судам, плавающим в водах Архипелага, заметно поубавилось.

С осени-зимы 1770-1771 гг. для обеспечения контроля за всеми передвижениями командование экспедиции разделило регион на зоны ответственности крейсерских отрядов, состоящих (кстати, подобно сухопутным силам) как из регулярных судов российского флота, так и из приданных в отряды судов с греческими или славянскими капитанами-арматорами, получившими русские патенты. Крейсерская деятельность осуществлялась круглый год и ограничивалась только во время перемирий, когда крейсерам запрещали подходить близко к турецким берегам (в это время активно подкупали греческих купцов, чтобы те разведывали ситуацию)[497 - РГА ВМФ. Ф. 190. Он. 1. Д. 46. Л. 69, 141об.; Ф. 315. Он. 1. Д. 609. Л. 9-13.].

Каждому отряду «крейсеров» отдавались распоряжения, предусматривающие их значительную самостоятельность[498 - Это не исключало координации действий с «соседями». См., например, переписку крейсирующих между островами Зея, Андрос и Специя капитанами Скуратовым и Мельниковым о том, какими сигналами они будут обмениваться в случае появления неприятеля, и о том, чтобы «быть один от другова навиду». (РГА ВМФ. Ф. 188. On. 1 Д. 65. Л. 172-173).]. Во главе крейсерских отрядов могли быть как капитаны, так и военные моряки высшего ранга. Например, по прибытии эскадры контр-адмирала Арфа в 1771 г. ему был выделен для крейсирования район от Миконоса до азиатского побережья (до островов Хиос и Митилини/Лесбос) «для смотрения и разведвания неприятельских судов… неприятельские разбивать… призы брать…» и сигналить о турецком флоте, выходящем из Дарданелл[499 - РГА ВМФ. Ф. 190. Он. 1. Д. 44. Л. 79.]. В 1772 г. эскадра под командованием контр-адмирала Елманова с 27 февраля (9 марта) по июль крейсировала у Дарданелл, прочно заперев проход к столице Османской империи.

Главным над арматорскими судами («судами с патентами») 5 ноября 1771 г. А.Г. Орлов назначил Ивана Войновича, но задачи для арматоров оставались теми же, что и для «регулярных» крейсеров, – досмотр всех судов и разведка о передвижениях неприятеля[500 - РГА ВМФ. Ф. 188. Он. 1. Д. 10. Л. 210-211 об.]. Отношение к арматорам напоминало отношение к «албанцам» – арматоры вызывали как восхищение[501 - Например, см. историю взятия крепости Кастро-Россо Николетто Кужевичем в кн.: Коковцев М.Г Описание Архипелага и варварийскаго берега. С. 67-68.], так и опасения: их подозревали в злоупотреблениях и открытом грабеже европейских торговых судов, в присвоении захваченных «призов». В 1769 и 1770 гг. Совет при Высочайшем Дворе и лично Н.И. Панин в переписке с А.Г. Орловым отмечали, что использование греческих арматоров с русскими патентами – «весьма дешевый… способ беспокоить и обезсиливать нашего неприятеля», но он «встречает единственно то неудобство, что ауториземые от нас каперы, изыскивая только свою пользу и прибыток», станут грабить не только турецкие, но и христианские суда[502 - Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII веке. С. СХХ.]. Действительно, случаи участия «арматоров», как, впрочем, и русских военных судов-«крейсеров» в нападениях не только «для причинения в разных местах неприятелю безпокойства»[503 - Материалы для истории русского флота. Ч. XI. С. 681.] имели место. Однако командование экспедиции предпринимало усилия для того, чтобы пресечь грабежи, а досмотру, изъятию призов и даже захвату некоторых судов[504 - Значительное количество архивных материалов по этому вопросу приводит Г.А. Гребенщикова (Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 347-351 и др.).]придать форму законности.

В международном морском праве этого времени не существовало четких положений о круге товаров, составлявших предмет военной контрабанды, и каждая держава определяла его по-своему. Согласно «Consolato del mare», Россия придерживалась правила, по которому неприятельский груз, перевозимый судами нейтральных государств, составлял приз российского флота, как и сами суда с грузом, идущие под турецким, алжирским, тунисским, триполийским и рагузинским флагами[505 - Материалы для истории русского флота. СПб.,1888. 4. XII. С. 42.]. К тому же весьма неопределенной могла быть акватория морских владений противника, на которую бы во время войны распространялся контроль, а по существу блокада.

Многочисленные претензии европейских держав, особенно Франции, чья левантийская торговля более всего пострадала от подобной блокады[506 - См.: Anderson M.S. Great Britain and Russo-Turkish War of 1768-74 // English Historical Review. [New York], 1954. XIX (№270). C. 39-58.], беспокоили Н.И. Панина и императрицу. Эти беспокойства усилились в связи с осложнением международной обстановки после первого раздела Польши и монархического переворота в Швеции, чреватого русско-шведской войной[507 - См.: Соловьев C.M. История России с древнейших времен. Кн. XIV. Т. 28. Гл. IV; Переписка гр. Н.И. Панина с гр. А.Г.Орловым-Чесменским. С. 256.]. К тому же после Чесменского сражения ряд европейских государств ввел в воды Средиземного моря свои военные эскадры, а французские торговые суда, перевозившие военную контрабанду, согласно возмущенным жалобам А.Г. Орлова, сопровождались фрегатами французского военного флота[508 - Угроза того, что французский военный флот выйдет из Тулона по направлению к Леванту, сохранялась и в дальнейшем, причем главными аргументами сторонников военной акции во Франции были защита торговли и пресечение пиратства. См., например: Уляницкий В.А. Дарданеллы, Босфор, и Черное море в XVIII веке. С. СХХП.]. Это уже грозило вооруженными столкновениями, чего как огня страшились Екатерина и Н.И. Панин. И хотя А.Г. Орлов на их предупреждения возражал (если фрегаты будут мешать досмотру грузов, то нельзя будет обойтись «без пушечного доказательства, а там уже и посмотрим, кто будет правее»)[509 - Переписка графа Н.И. Панина с графом А.Г. Орловым-Чесменским. 1770-1773. С. 243.], он вынужденно проявлял сдержанность.

Первые гарантии от А.Г. Орлова в том, что европейским торговым судам не только никакого повреждения «не будет ученено», но корабли под флагом российской императрицы будут оказывать им покровительство, если те не нарушают правил войны, были даны Орловым на запрос европейских купцов Смирны еще в середине августа 1770 г. Вскоре об этом с удовольствием сообщили европейские газеты (G. d’A. № 83). В сентябре до европейцев дошли сведения и о том, что А.Г. Орлов в Архипелаге подписал обращение «ко всем нациям», что много иностранных кораблей курсирует по морям Архипелага и Греции под флагом России, занимаясь разным пиратством, в том числе и против христианских судов, но граф Орлов просит не считать эти суда русскими, если у них нет акта, подписанного и скрепленного печатью его армии[510 - Такой «акт», или «патент арматора», как показывает Г.А.Гребенщикова, был разработан на основании британского морского права И.Г. Чернышевым в Лондоне, отправлен из Лондона в Петербург и после некоторых исправлений переведен на итальянский язык и в количестве 50 экземпляров «Правила для партикулярных корсаров» переслали в начале войны в Ливорно. Однако, по данным Г.А. Гребенщиковой, «А.Г. Орлов не воспользовался этими патентами», хотя, по ее же утверждению, патентов «принятым в Российскую службу греческим капитанам, с именем российских офицеров на казенных судах» только с мая по декабрь 1770 г. было выдано восемь (Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 196-197,297). Некоторые документы также изданы: The Movement for Greek Independance 1770-1821. A collection of documents / Ed. and transl. by Richard Clogg . London etc., 1976. P. 70-76; АГС. T. 1. C. 388.], а «считать их пеной морской» и наказывать их капитанов (G. d А. 1770. № 78)[511 - Текст этого обращения см.: Петров А. Война России с Турцией. Т. 2. С. 388-389.]. С не меньшим удовольствием франкоязычная «Амстердамская газета» писала и о том, что в декабре 1770 г. русское судно захватило в Архипелаге корсарское судно, на борту которого были 60 рулонов тканей, взятых с французского судна, и российский капитан переправил этот товар французскому вице-консулу на о. Тино (G. d’A. 1771. № 15).

В начале 1771 г. русскими в Архипелаге разрабатываются нормы, регламентирующие действия судов, находящихся на боевом дежурстве. В этих правилах, которым должны были следовать «крейсирующие» суда, полагалось коммерческое судоходство «не беспокоить», христиан от «варварского плену» спасать, но все-таки осматривать грузы коммерческих судов, оказавшихся вблизи боевых действий. В этом случае все вооружение (кроме потребного для купеческого корабля), обнаруженное на судне, объявлялось контрабандой и изымалось[512 - См.: Гребенщикова Г.А. Балтийский флот в период правления Екатерины II. С. 347.].

Уже через год, в начале 1772 г., «Амстердамская газета» сообщила, что, когда взбунтовавшиеся «албанцы» захватили два судна русской эскадры и начали на них пиратствовать, граф Орлов пригласил не только жителей Архипелага, но даже турок (!) совместными усилиями покончить с разбойниками (G. d’A. 1772. № 7). В 1774 г. Спиридов и командующий французским военным судном Леклер Мартели де Шотард договорились и о создании «призовой комиссии», рассматривавшей жалобы купцов и компенсировавшей часть потерянного ими имущества[513 - РГА ВМФ. Ф. 190. Он. 1. Д. 121. Л. 8, 13-15.].

В целом же, несмотря на все официально выражаемые протесты, европейские державы были вынуждены считаться и считались с нормами торговли и судоходства военного времени, установленными в регионе, пребывающем, по заявлению А.Г. Орлова, в условиях блокады. Положительный и негативный опыт, приобретенный Россией в осуществлении этой экономической блокады, был, несомненно, полезен. В дальнейшем он был использован Россией при формулировании принципов декларации о вооруженном нейтралитете 1780 г. (в частности, в декларации уточнялись понятия военная контрабанда и пространство, на которое могла распространяться блокада). Декларация 1780 г., как известно, внесла важный вклад в становление международного морского права нового времени. В следующую войну с турками рассчитывать на сбор обильного «призового» фонда уже не приходилось. Как отметил канцлер Безбородко на совете 1787 г., «общий союз морских держав, прикрывающих купеческую торговлю, не дозволяет теперь выгоду призов, которые тогда (т.е. в 1770-ые гг. – Авт.) приносили пользу»[514 - АГС. Т. 1.С. 503.].

В целом, оценивая итоги военных действий флота и приданных ему сухопутных соединений в 1770-1774 гг., важно отметить, что из множества непростых ситуаций, таящих опасности и для международного имиджа страны, и для авторитета православного Российского царства среди христианского населения Османской империи, и для существования эскадр Балтийского флота в Средиземное море, «бесславный» конец которых казался более чем вероятным, Первая архипелагская экспедиция вышла достойно. Первый приход российского флота в Средиземное море превратился в его длительное пребывание на островах и свободное передвижение по всему Средиземноморью. О том, чем стало присутствие российских моряков в Архипелаге, в Венеции, на Апеннинском полуострове и на Ближнем Востоке, как их воспринимали и что запомнили они, иными словами, как происходило политическое и культурное освоение пространства Средиземноморья, речь пойдет в следующих главах.

Часть 2

Русские в Средиземноморье

Е.Б. Смилянская, М.Б. Велижев, И.М. Смилянская

Глава 5

«Россы в Архипелаге», или греческое княжество Екатерины Великой

Победоносные Российских воев длани
Пленили весь почти вокруг Архипелаг
Везде с почтением Российской видят флаг.

    Павел Потемкин. «Россы в Архипелаге»

Е.Б. Смилянская

Были ли целью России территориальные захваты в Средиземноморье?