Ты не воскреснешь

Вильнюс подвис на какое-то время, обсасывая роящиеся в черепе мысли.

– С балластом мы здесь не пройдем, – тихо произнес он. – Придется их бросить…

– Совесть имей, босс…

Я отвернулся от него и уставился на покрытые желтой пылью стены. Старая – добрая песчаная дрянь. Как много этого дерьма было в моей жизни за последние годы, не передать. У меня было ощущение, что люди уже лет двадцать подряд воевали только там, где под ногами был песок. А я уже ненавидел каждую его песчинку, забившуюся в мои ботинки, и буквально пропитавшую мои носки и подштанники.

Вильнюс хмыкнул. Я не глядя на него пожал плечами и почесал себе яйца через штанину. В конце концов, ему заплатили три штуки за квалификацию. Ему и предстояло их отрабатывать…

– Надо поднять шум, – снова включил мозги Вильнюс. – Тогда можно попробовать прошмыгнуть по самому краешку. Может быть…

Он достал из-под своего жилета планшет с картой и сунул его мне под нос. Что-то подсказывало мне, что кандидата для этой неблагодарной работенки он для себя уже определил.

– В нашем распоряжении есть две площадки на выбор…

Вильнюс заглянул мне в глаза, пытаясь понять, слушаю я его или нет. А я подумал, как интересно все обрастает подробностями. Вот уже и вертолетных площадок оказалось две. Интересно, что еще новенького всплывет по ходу дела? Я бы обрадовался, если бы выяснилось, что в моем контракте пропустили нолик в сумме гонорара. Или если бы китайцы забыли вставить в свою адову бомбу батарейки…

– Основной отряд пойдет вот сюда, – он ткнул пальцем с грязным, сломанным ногтем в окраину города с той стороны, где находились остатки джунглей. – А группа прикрытия – вот сюда.

Я проследил за его пальцем. Его заскорузлый кончик застыл примерно в километре в глубине пустыни. Это было даже не смешно. На открытой местности отряд прикрытия, то есть и меня в том числе, перебили бы как мокрых куриц. Хотя, конечно, так становилось проще отсечь хвосты огнем с вертушки… Но это лишь в том случае, если эта вертушка вообще была в планах. А ни в этом, ни в чем-либо другом я уже не был уверен.

– Сделаешь доброе дело?

– Давай, – пожал я плечами с притворным равнодушием. – Только Смит пойдет со мной…

Вильнюс вопросительно поднял брови. Было похоже, что та часть, где я подыхаю, его вполне устраивала, но та часть, на которой настаивал я, ему нравилось значительно меньше.

– На кой черт тебе нужен Кенни?

– Мля, серьезно, его еще и Кенни зовут? – фыркнул я.

Ушлый звездюк не обратил никакого внимания на мою реплику. Наверняка он все прекрасно понял и без моих пояснений. Мне был нужен заложник. Причем такой, который сможет гарантировать, что чертова гребаная вертушка обязательно появится. И Кенни, мать его, Смит подходил на эту роль лучше всех.

Я снова равнодушно пожал плечами.

– Можешь считать это моим маленьким предсмертным капризом, босс…

За мной как-то уже обещали вернуться. За мной и еще пятерыми отличными парнями. А потом из нас шестерых остался я один и неделю перся через бурелом по раскисшей весенней жиже, затыкая дырки от пуль медвежьим говном и паутиной. Но урок был усвоен, и теперь я не был таким легковерным. Зато я был на сто процентов уверен, что офицер Кенни Смит ни разу не был самоубийцей. Это было хорошо видно по тому, как он, пища и царапаясь, цепляется за свою никчемную жизнь. Он вызовет мне вертушку второй раз. Как миленький вызовет. И она вернется за мной на запасную площадку. И я полечу домой тратить свои кровно заработанные крохи.

– Ладно, как скажешь, – Вильнюс хлопнул меня по плечу и повернулся к мужикам, семафоря им команду «подъем».

***

Больше часа мы с Рамиресом носились по жидким, вусмерть пересохшим перелескам, уводя китайскую мотопехоту прочь от города. Сколько мы накрутили НОАКовских котлет, подсчитать было уже невозможно, но счет в нашу пользу был очень приличный. И это при том, что все гуро[61 - Японский псевдоанглицизм (васэй-эйго), описывающий направление в литературе и искусстве Японии, характеризующееся наличием сцен с расчленение, каннибализмом, сексуальным насилием и т. п.] мы устроили втроем, если считать семенящего за нами на коротком поводке Кенни Смита. Из всей нашей шоблы со мной увязался только Рик Рамирес, которого я и не особенно-то отговаривал от такого опрометчивого поступка. Прочие господа благоразумно предпочли драпать в сторону вертушек и их трудно было в этом винить. Во-первых они тащили на себе раненых, а во-вторых такая малочисленность, как я и предполагал, сыграла нам на руку. Мы маневрировали так, как не смогло бы ни одно пехотное подразделение более-менее приличного состава. Китайские вояки просто не успевали на нас реагировать, как ни пытались. А замес мы с Рамиресом, надо сказать, устроили знатный, по всем правилам военного искусства.

На самой окраине городишки, встав на один борт, догорала потерявшая бдительность гусеничная коробочка[62 - Бронемашина (жарг.)], ощетинившаяся крупнокалиберными пулеметами. Нам пришлось истратить на эту тварь наш единственный ПТГ, иначе от нее совсем не было никакого житья. Гранаты для «барабана» у меня кончились еще раньше.

Первую волну, состоявшую всего лишь из нескольких человек, которые «клюнули» на наше появление, мы расстреляли, словно в тире. Вторая волна была гораздо солиднее, поэтому этих ребят мы навели на заранее расставленные мины. Все было сделано как написано в умных книжках. Но потом настало время целой череды небезопасных для здоровья экспромтов. Когда мы, передвигаясь по фронту, начали дубасить по НОАКовцам из оставленных нам «Тип 67», они окончательно поверили, что с нашей стороны будет прорыв и рванули нам на встречу. За это время наши ребята немного отошли в тыл, заложили широкую дугу и, таща на себе раненых, сирых и убогих, ушли по направлению к посадочной площадке. И только потом, увидев, что потрепанные тушки четырех «Сикорски» нырнули куда-то за маячащие вдалеке повядшие кроны деревьев, наши преследователи наконец сообразили, что их поимели, рванули обратно в кущи, но было уже слишком поздно. Вертолеты выпрыгнули из умирающих джунглей и скрылись в дымке.

Убедившись, что вертолеты ушли, даже не поцарапав себе задницу, я хлопнул Рамиреса по плечу и махнул рукой, предлагая отступать. Мы прекратили огонь и, бросив в песок дымящие и грозящие рассыпаться на части шестьдесят-седьмые, тихо ушли в дебри, прихватив стоически перенесшего этот бой Кенни. Правда ушли мы не вглубь территории, а немного в сторону. Попетляв немного среди оставленных на этот случай растяжек, мы развернулись, залегли и огляделись. НОАКовцы ушли в ту сторону, куда нам и было нужно. Я не сомневался, что Вильнюс перед тем, как свалить, оставит им пару гостинцев, так что китайцы еще какое-то время должны были быть заняты, собирая свои кишки с деревьев.

На пару с Рамиресом мы по-быстрому проверили толстый бронежилет, в который был запакован Кенни, сунули ему в потные ручонки трофейный Тип-92[63 - Полуавтоматический пистолет Type 92 (QSZ-92) кал. 5,8х21 (5,8 DAP-92) (КНР).], чтобы было из чего застрелиться если его возьмут-таки за задницу, и понеслись вниз по склону горы, словно двое олигофренов с верной горжеткой на поводке. Наш план был форменным идиотизмом, но при всей своей дебиловатости, это был лучший вариант из всех возможных – мы ломанулись прямиком в город. Прямо на узенькие улочки, под тень щербатых стен, засраных песком и пылью домов, и под пули засевших на крышах снайперов.

В принципе, это было значительно лучше, чем оказаться в кольце, под огнем поисковых групп, которые гонялись за нами, или ушли догонять наших «туристов» на пути к вертушке, но должны были рано или поздно очухаться и задавить нас, как сраных клопов. Плюс, в случае, если наш план дал бы трещину, а я не сомневался, что так оно и будет, в городе всегда можно было попытаться укрыться и занять круговую оборону, чтобы продать свои шкуры как можно дороже.

Подгадав подходящий момент, мы выскочили из джунглей, скрытно обошли один из секретов, который за нами охотился, и, перемахнув через бетонный пескорез, стараясь не топтаться по торчащим из дорожной пыли взрывателям противопехотных мин, вывалились на первую попавшуюся улочку. Я пер передовым, Рамирес держал наш тыл. Мистер Смит, как особо важная персона, был зажат между нами. Двигаясь таким паровозиком, мы миновали первый патруль без особых проблем, вовремя заскочив в переулок, заставленный каким-то гнильем, коробками, ящиками и прочей муйней. Со вторым пришлось немного повозиться, но нам все-таки удалось аккуратно их снять, подловив их у мусорных контейнеров, в переулке, утянув в тень и по-тихому свернув им бошки на бок. Что характерно, цэ-рэ-ушный глистопер Кенни, даже глазом не моргнул, когда мы с Рамиресом подкрались к щелкающим клювами китайцам и прикончили их как курей на птицеферме. Я прекрасно понимал, что долго такое безобразие продлиться не могло, поэтому совсем не удивился, когда на третьем патруле наше везение вполне предсказуемо закончилось и мы, наконец, спалились по полной программе. Поднялась пальба, и нам пришлось поджав хвосты драпать под прикрытие каменных стен и непростреливаемых мертвых зон, на бегу огрызаясь беглым огнем.

Какое-то время мы еще сохраняли возможность немного передвигаться вдоль пустых улиц. Но это передвижение было больше похоже на постоянный поиск укрытия, способного уберечь и от обнаружения, и от обстрела. Любое окно или срез крыши могли оказаться огневой точкой, поэтому сечь за ними приходилось особенно тщательно, чтобы не стать жертвой пули снайпера или очереди из пулемета. Так, передвигаясь стремительными короткими бросками от одного убежища до другого, мы шли до тех пор, пока нас не накрыли окончательно.

Стараясьне терять, на сколько это возможно, заданный изначально темп, мы прошмыгнули следующую улицу, то здесь, то там сбивая с крыш заборзевших снайперов и разбрызгивая по стенкам тех, кто рискнул подобраться к нам по низам. Рамирес все также оставался в арьергарде[64 - От фр. arri?re-garde (тыловая охрана) – термин, означающий в военном деле войска прикрытия.], прикрывал наши спины, по мере необходимости перебрасывая огонь туда, куда нужно. Но, со временем, двигаться стало вовсе невозможно. Нас поливали из всего чего только можно, как газон из шланга, в воздухе, казалось, было черным-черно от косяков летящих в нем пуль. Мы стали отползать туда, где можно было укрыться. Пытаясь хоть как-то усилить бронирование, Рик сорвал с петель боковую дверцу у пылившейся на обочине малолитражной развалюхи, и, используя ее как импровизированный штурмовой щит, кое-как прикрыл наши задницы, не столько от летящих со всех сторон пуль, сколько от выбиваемых ими из стен и грунта осколков бетона и камней. В какой-то момент, одурев от постоянного грохота и ударов в дверцу, которую он держал на предплечье левой руки, он попытался поудобнее перехватить свой щит, и получилось так, что это чуть не стоило мне жизни.

Какая-то конская пуля долбанула меня в переднюю плиту жилета, и я, слегка забалдев, всей тушей растянулся на земле, полулежа на собственном раздутом до безобразия ранце. В глазах у меня плыли радужные круги, в ушах стоял гул, а сбитое дыхание никак не хотело восстанавливаться. С воплем «Мля!», перекрывшим грохот боя, Рик подскочил ко мне, но тут же сам получил несколько пуль в наплечник жилета и завалился рядом. На подневольного, по сути, Кенни рассчитывать было глупо, этот изворотливый скунс едва успел сигануть за маленький грузовичок, забитый коробками с торчащей во все стороны капустой и еще какой-то ерундой, и замер, прикинувшись штопаным шлангом.

Понимая, что жить мне остались считанные секунды, сидя на жопе посреди дороги, как белый медведь в снегу, я извернулся, как мог, и залез в боковой карман ранца за дымовой гранатой. Рамирес огрызался, едва успевая отстреливать желающих на нас посмотреть, а я аккуратно вытянул чеку непослушными, онемевшими пальцами, дождался, когда жестянка начнет распускать свой ядреный смрад, и неуклюже вывалил ее нам под ноги, постаравшись откатить ее подальше под ветер. Стандартная шашка должна распускать шлейф примерно секунд за пять. Слишком долго, когда ты сидишь под обстрелом. Закончив, я пнул Рамиреса ботинком в жопу и не вставая перекатился подальше от того места, где мы отдыхали. Через мгновение там, где мгновение назад лежал я, начал визжать расстреливаемый асфальт. Под прикрытием дыма, кашляя как два туберкулезника, мы взгромоздились на четвереньки и проковыляли под стену ближайшего домишки. Прихватив трущего глаза Кенни за шиворот, чтобы не пытался отставать, я ломанулся внутрь этой хибары через дыру, оставшуюся от вдрызг разбитой шальными пулями стеклянной двери.

Мелкая стеклянная крупа посыпалась мне за шиворот, когда я, пролезая в проем, задел верхом шлема висящие в раме остатки былой роскоши. Внутри было темно, как у черта в заднице, на полу валялась поломанная мебель, телефоны, факсы и клавиатуры. На вид здание казалось какой-то конторой или офисом мелкой компании, плохо пережившей неудачный ремонт или спешный переезд. Окна повсюду были затянуты толстой полиэтиленовой пленкой, поэтому что там творилось снаружи можно было лишь попытаться угадать. Я оглянулся через плечо и заметил, что за этой чумазой пленкой сразу же начали мелькать сгорбленные тени. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что наши загонщики собирались штурмовать наше утлое укрытие, и стягивали под стеной бойцов.

Чтобы окончательно не потерять преимущество, мы быстро приладили под дверь простенькую растяжку из взрывателя от противопехотной мины и трофейной китайской взрывчатки типа «Семтекса[65 - От чеш. Semtex – один из видов пластичной взрывчатки, действующие взрывчатые вещества – пластифицированный ТЭН и гексоген, производства компании Explosia (Чехия).]», и ушли немного вглубь приютившей нас хибары. Пока мы линяли по извилистым коридорчикам с низкими потолками из дешевых пористых панелей, я лишь мельком взглянул на запаянную в пленку карту, без спроса прихваченную мной у Вильнюса, и тут нам в спины ударила тугая волна от взрыва, выворотившего помещение, которое мы только что покинули, наизнанку. Смит рухнул на колени, не удержавшись на ногах, и принялся трясти головой, пытаясь вытряхнуть обратно свои барабанные перепонки. Не будь на нас с Риком наушников, плакали бы наши уши вместе с ушами Кенни. Я поднял ушлепка обратно на ноги и несколькими пинками скорректировав движение нашей разом оглохшей банды в нужном направлении, двинул вслед за ними, постоянно озираясь через плечо на заволоченное дымом черное нутро коридора.

Шуруя по пустым кишкам здания, мы сходу вышибли несколько преграждавших нам путь дохленьких дверей, проскочив эту чертову хибару насквозь до тех пор, пока она, наконец, не кончилась. Когда бежать больше стало некуда, я остановился и устало опустился на жопу, устроившись под тоненьким пластиковым подоконником крайнего окошка, используя короткую передышку, чтобы бегло проверить свой карабин и посчитать оставшиеся патроны. Взрыв на входе немного поубавил прыти у НОАКовцев, так что эти несколько секунд можно было использовать для того, чтобы немного прийти в себя. Бредший следом за мной Кенни не стал долго искать место для отдыха и просто рухнул на пол посередине комнаты. Замыкавший нашу процессию Рамирес сполз по стенке рядом со мной и вопросительно уставился на меня. Парень, похоже, был уверен, что у меня есть ответы на все вопросы. Реальность здорово его огорчила бы, знай он, как дела обстоят на самом деле. Дядя Лазарь внезапно оказался из такого же дерьма и мяса, что и все остальные, чем, похоже, сильно всех раздосадовал. На Кенни мне было насрать с высокой колокольни, он, гаденыш, сам нарвался на неприятности, и его жизнь интересовала меня только с точки зрения гарантий собственого выживания. Согласно моей внутренней классификации, он был вполне себе расходным материалом, вроде туалетной бумаги. Подтерся и выкинул. И я бы с удовольствием так и сделал, если бы не нужда изнасиловать его на предмет эвакуационной вертушки. А вот Рамирес, молодой дурак, здорово встрял, увязавшись следом за мной. Тогда я видел ситуацию по-своему и думал, что будет очень некрасиво, если этого безмозглого шнурка пристрелят, пока он будет по-собачьи заглядывать мне в глаза.

Я прижался хребтом к стенке, вывернув шею пошарил глазами по улице сквозь загаженное полупрозрачное окно, убедился, что к нам никто не собирался вломиться, и пихнул Кенни стволом карабина в бочину.

– Давай, зови своих летунов.

Кенни начал послушно копошиться со своим насквозь пропыленным коммуникатором, вызывая на связь пилота вертушки, а я снова вытянул из-под жилета заламинированую карту, и сперва сунул ее под нос Кенни, показывая куда надо звать вертолет, а потом передал ее Рамиресу. Парень быстро сориентироваляся, прикинул где мы, откуда и куда нам предстояло двигаться, и коротко кивнул в ответ.

Все время, пока мы драпали через окраины этого городишки, я четко придерживался заранее выбранного направления – строго в «песочницу». Так что теперь, чтобы добраться до окружавших обитаемый островок пескорезов нам всего лишь оставалось пересечь две параллельные улицы. А затем перемахнуть через ограждения и уйти в пустыню хотя бы на один километр, чтобы местные вояки не смогли добраться до вертушки. Я показал Рамиресу то место, где по моим прикидкам сидели мы, провел пальцем по предполагаемому маршруту и, в конце траектории, обвел небольшой пятачок в песках – нашу предполагаемую конечную остановку. Рамирес только посмотрел, не раскрашено ли это место в пустыне красной «сеточкой» радиоактивного заражения, и кивнул головой еще раз, обреченно соглашаясь.

– Давай попробуем…

Я заглянул ему в глаза, чтобы убедиться, что он все еще адекватен, и ободряюще хлопнул его по плечу. Было видно, что парню перестала нравиться вся эта затея с отвлекающим маневром и партизанскими плясками вокруг своры злобных НОАКовцев. Но он снова устало ответил мне ободряющим кивком, и я повернулся к Кенни.

– У тебя все готово?

Кенни уже прятал свою звонилку куда-то за пазуху.

– Так точно, – он закончил возиться в карманах и по-военному одернул полы одежды. – Расчетное время двадцать минут.

Рамирес заглянул через мое плечо, сверился с картой и недовольно цыкнул зубом. Времени было слишком много. До места рандеву мы даже по самым пессимистичным прогнозам должны были добраться раза в полтора быстрее. И еще почти десять минут нам оставалось петлять по барханам и каким-то образом сдерживать прущих изо всех щелей НОАКовцев. В то же время, оставаться и сидеть на прежнем месте было для нас самым натуральным самоубийством. Я не сомневался, что к тому времени китаезы уже закончили наше блокирование.

– Сидеть здесь все равно больше нельзя, – озвучил мои мысли Рамирес. – В конце концов, если они такие ссыкуны, они просто взорвут это здание ко всем ебеням вместе с нами.

Я кивнул в ответ. Бедолага Кенни молча смотрел на нас по очереди, переводя глаза с меня на прямо на глазах заматеревшего латиноамериканца, и, наверное, гадал, переживет ли он наше знакомство или все-таки нет.

– Тогда нам надо двигать дальше…

Я кивнул, соглашаясь, и полез к себе в рюкзак. В наличии у нас оставалась еще пара кусков трофейной пластифицированной бодяги, заранее нашпигованной ржавыми болтами и гайками, и с установленными дохленькими радиодетонаторами, пара дымовых шашек и несколько ручных гранат. Все что могло понадобиться для не слишком долгой, но очень шумной жизни. Я накидал на колени сидящему на корточках Рамиресу поделенные пополам хлопушки, подключил питание к детонаторам и вывел их на единственный у нас пульт-радиовзрыватель.