Прошлое в наказание

Он тотчас перевернул бумаги, которые читал, поднялся, шагнул мне навстречу, вяло пожал руку, глянув на стоявшего рядом капитана, спросил:

– Какими судьбами?

– Был у твоего руководства. Решил навестить тебя.

– Ну… проходи.

Капитан исчез, а я осматривал кабинет, не слишком большой, но и не маленький, на одного человека, с приставным столом, за котором уместится еще человек шесть. Выходит, у Эдуарда имелись подчиненные. Любопытно, что он был в штатском.

– Какое у тебя сейчас звание?

– Майор, – неохотно сообщил он.

– Давно?

– Недавно. Летом получил.

– Растешь.

– Расту, – осторожно согласился он.

– А что молчал?

– Ты не спрашивал.

– Поздравляю.

– Спасибо.

Он явно был не расположен к разговору. А у меня к Эдуарду имелся лишь один вопрос. И я задал его:

– Кто все-таки стрелял тогда в людей?

Пристально глядя мне в глаза, он как-то механически произнес:

– Не знаю. Я этим не занимаюсь.

Я понимал, что ни слова от него не услышу, даже если он знает. Глупо было лезть к нему с таким вопросом. Глупо.

– Садись, – Эдуард показал на приставной стол.

Я отрицательно покачал головой.

– Пойду. Много работы. Референдум готовим. Я всего лишь хотел тебя увидеть. И увидел. Еще раз со званием майора.

Возвращаясь в Кремль, я думал о том, что вроде бы мы с Эдуардом поддерживаем приятельские отношения, но остается между нами что-то, мешающее стать по-настоящему близкими людьми. И это что-то – вовсе не прошлое, которое разделило наших родителей. Все дело в разнице жизненных позиций. И тут я споткнулся: «А в чем именно?.. Наверно, в том, что для него демократия, права человека, уважение к закону не имеют значения… Потому и Настя от него уходит…» Но я чувствовал неубедительность этого объяснения. Было что-то более важное, что я не мог сформулировать. То, что на самом деле разделяло меня и брата, что, скорее всего, послужило причиной их развода с Настей.

После моего визита к генералу мы стали получать информацию напрямую, объединяли ее с информацией, поступающей от глав регионов. Мы ежедневно готовили обширные справки, которые передавали Филонову и президенту. Картина получалась на удивление радужная: везде ожидались прекрасные результаты референдума и выборов.

Декабрь стремительно приблизился, начал отсчет своих ненастных дней, наполненных снегопадом и вьюгой. Впрочем, я мало зависел от погоды: ранним утром садился в ожидавшую меня «Волгу», потом выходил из нее возле первого корпуса в Кремле. А поздно вечером проделывал все в обратном порядке. Порой днем отправлялся по делам в какие-то организации, в тот же Институт государства и права. Но и в этом случае мое пребывание вне стен кабинетов было минимальным.

Двенадцатое декабря надвинулось на нас, окружило ворохом новых забот. Текущие сводки по явке со всех уголков страны, результаты опросов проголосовавших – вот что занимало меня и мою группу. Ничто не вызывало опасений, но Филонов с крайне озабоченным видом изучал данные, потом отправлялся с докладом к президенту.

Ближе к вечеру мы перебрались в зал для приемов Кремлевского дворца съездов, который превратился в центр подведения итогов референдума и выборов. Уйма народу наполняла огромное пространство зала – важные чиновники, известные политики, государственные деятели стояли или сидели группами. Жириновский, сопровождаемый большой свитой, неспешно ходил кругами. Я наблюдал за ним с иронией – клоун, который строит из себя невесть что, примитивный демагог, который не может рассчитывать на серьезную поддержку населения. Президент появился ненадолго и вновь удалился к себе в первый корпус.

Настроение у всех было праздничное. Когда начали передавать первые данные с Дальнего Востока, мы подумали, что это ошибка, – Либерально-демократическая партия лидировала. Но вскоре пошли сведения из Приморья, Восточной Сибири, и там тоже партия Жириновского брала верх, заметно обогнав «Демократический выбор России» Гайдара.

Жириновский ликовал – его партия побеждала. Народ купился на дешевые посулы. «Каждой женщине по мужику, каждому мужику по бутылке водки». Примитив! И глупость! Что будет делать мужчина с женщиной после целой бутылки водки? А референдум со скрипом, на минимуме дал нужный результат – принятие новой Конституции. Совсем не то, на что мы рассчитывали.

Какова же цена тех данных, которые посылали главы регионов и управления Министерства безопасности? Великая досада сжимала мое нутро. Врали. Подтасовывали результаты. Всех бы уволил. Немедленно. Всех до единого.

Когда я сказал об этом Филонову, он грустно усмехнулся:

– Всех не надо. А многих стоило бы. Но это нелегко будет сделать.

Я не стал у него спрашивать почему. Прекрасно понимал – ой как непросто президенту с регионами, когда Кремль мало что может дать им, когда экономика все еще в разрухе, когда не хватает тех, на кого можно всерьез опереться. И потому президент не спешил карать ответственных чиновников за пределами Москвы. Лишь в крайних случаях летели их головы. Таковы были тогдашние реалии.

Новая жизнь

Страна стала жить по новой Конституции. Вновь, как в царские времена, обзавелась Государственной думой, а в придачу и Советом Федерации, куда, кстати, по итогам выборов смогло войти немало достойных людей. Президент получил огромные полномочия, не без участия Конституционного совещания. А в остальном ничего не изменилось. Все те же проблемы донимали страну – с экономикой, с преступностью, с неустроенностью жизни многих и многих. Впрочем, еще звучали высказывания о том, что удалось разрешить конституционный кризис. Но я понимал – это только слова. Противоречия остались, их лишь загнали внутрь.

Сбросив тяжелый груз референдума, я почувствовал себя куда свободнее. Едва покончил с накопившимися делами, отправился к Насте. Она по-прежнему была немногословна, сумрачна, и все-таки я уговорил ее сходить пообедать в ресторан. Мы отправились в сторону Старого Арбата. Мороз был небольшой, и небо висело над нами светлое, хотя солнце пряталось за высокой пеленой облаков.

– Как Василий? – спросил я.

– Нормально, – выдохнула она.

– Что нормально? Как у него учеба? Привык к школе?

– Да. Хотя учительница жалуется, что он частенько не может высидеть до конца урока, вскакивает. Читать научился. По слогам.

Разговор мы продолжили в ресторане, после того как сделали заказ.

– Уже вторую неделю живем по новой Конституции, – с лукавой улыбкой изрек я, – а ничего не изменилось. Такое ощущение, что и не было референдума.

Настя глянула на меня с удивлением.

– А ты думал: приняли Конституцию, и сразу новая, совсем другая жизнь начнется?

– Не думал. Конечно, не думал. Но через какое-то время хотелось бы увидеть перемены.

– Будут. Юридические нормы приживаются медленно, нужно подождать. – Передо мной была прежняя Настя, легкая, не придавленная грустными размышлениями. – При этом есть опасность получить не тот результат, на который рассчитывали.

– Так бывает? – демонстративно удивился я.

– Да. Лишь правоприменительная практика может показать, работают ли заложенные в законодательстве механизмы и как именно они работают. – Увидев мое сомнение, она добавила: – Конституция – слишком сложный документ, чтобы заранее все оценить.

И все-таки я ей не поверил. Решил, что это какие-то юридические суеверия. А в законе что запишешь, то и будет.