– Что-то ты можешь сказать уже сейчас? Про Конституцию.
– Могу. Слишком много власти у президента.
– Французский вариант, – привычно пояснил я.
– Да, – ровным голосом произнесла Настя. – Но мы – не Франция. Можем получить совсем другой результат в будущем.
Я вяло усмехнулся – что за недоверие к нашему президенту? Разумеется, у Ельцина есть недостатки, но он не станет переступать закон.
– Борис Николаевич этого не допустит.
– Борис Николаевич будет не всегда.
– Еще есть Дума. Она в крайнем случае скажет свое слово.
– Хотелось бы в это верить.
Еще мы говорили о выборах, о работе, о ситуации в экономике. Но я не спрашивал ее о семейных делах, об Эдуарде, я даже не знал, развелись они уже или нет. Я лишь думал, глядя на нее: «Хочу, чтобы она стала моей женой». Да, мне очень хотелось этого.
Когда мы прощались около института, где меня давно ожидала машина, я шутливо поинтересовался:
– Не сердишься, что я тебя вытащил?
Она задумчиво улыбнулась:
– Правильно сделал. А то я совсем закисла. Спасибо. Заглядывай.
Я заглянул через неделю, накануне Нового года. Спросил, где она будет встречать праздник.
– Дома, – сказала она.
– А я, как всегда, вечером заскочу к Марине и Кириллу, а потом поеду в Переделкино к моему другу Мише Манцеву. Там будет вся наша писательская братия. Правда, я сейчас пишу только аналитические записки, всевозможные справки и официальные письма. Можно сказать, поэт канцелярской прозы. Но с писательским цехом связь продолжаю поддерживать. Яркая публика. И в общем, хорошая… – Помолчав несколько мгновений, добавил: – Если хочешь, можешь поехать со мной.
– С удовольствием бы поехала, – мечтательно проговорила Настя. – Но… как же я брошу Васю?
– Он будет спать.
– Нет. Он всегда ждет наступления Нового года.
– Могу заехать за тобой позже.
– Не надо, – мягко отказалась Настя.
То, что она не упомянула Эдуарда, порадовало меня. Хотя это была глупая радость.
Через три дня я осуществил намеченное: заехал к Марине и Кириллу, вручил им подарки, наскоро купленные в ГУМе, немного выпил, немного закусил, а потом отправился в Переделкино.
Все повторилось – и возгласы: «Кремлевский затворник! Налейте ему! Налейте!», и захватанный стакан, который был экстренно наполнен, и совместные усилия по изничтожению вина и водки. Потом Лесин, Ваксберг, Ушаков выспрашивали у меня: «Старик, что сейчас пишешь?» – «Исключительно деловые письма и аналитические записки», – вновь бойко отвечал я. А они рассказывали про новые романы, повести, рассказы. И я по-прежнему ничуть не завидовал им.
Удивил меня Миша. На этот раз вопросов он не задавал, сидел, хмурый, в углу, будто все происходящее не касалось его. Я занял соседний стул, негромко спросил:
– У тебя что-то произошло?
– Нет, – буркнул он.
Я оставил его в покое, а через какое-то время вновь сел рядом с ним.
– Все-таки у тебя что-то стряслось. Может, я могу помочь?
Он долго молчал, потом неохотно произнес:
– Я женился осенью.
– Женился?! – вырвалось у меня.
– Да.
– На ком?
– На женщине… – мрачно ответил он. Помолчав, добавил. – Моложе меня. Мы в Парке культуры познакомились. Я там снимал, ну и… познакомились. А в сентябре поженились. А потом она уехала на гастроли. Она в цирке работает. Гимнасткой. Уехала в Испанию и что-то не возвращается. Должна была вернуться в начале декабря, потом обещала к Новому году… Теперь сообщила, что остается там до конца января.
– А в чем причина?
– Будто бы гастроли продлевают. Но не могут же их все время продлевать.
– Почему не могут? Могут, – легкомысленно изрек я.
Он глянул на меня с надеждой.
– Думаешь, могут?
– Да. Если зрители все время приходят на представления, почему не продлить?
Немного поразмышляв, он предложил:
– Давай выпьем.
– Давай!
Как водится, угомонились мы только к утру, завалились спать в разных углах дома. Я проснулся около часа дня, опохмелился в компании Михаила. Мы сидели на веранде, накинув на плечи куртки, – здесь было холодно, зато не так душно, как в комнатах. Миша вновь пребывал в мрачном настроении. Похоже, мои вчерашние слова перестали действовать. Мне хотелось поддержать друга. Я не нашел ничего лучшего, как заверить его:
– Миша, все будет нормально.
– Что все? – Он поднял на меня грустные глаза.
– И у тебя, и вообще, – нес я какой-то вздор.
– А что – вообще? – вяло отреагировал он. – Не знаю, когда будет нормально вообще. Пока что все предельно мерзко. Уйма нищих. Бандиты безнаказанно грабят, убивают. Школьники хотят стать бандитами, школьницы – проститутками. Всё благодаря тебе и твоим дружкам.