Прошлое в наказание

– Он не может дать квартиры всем, кто здесь был два года назад, – предельно спокойно пытался объяснить я. – И потом, мы не ему помогали, мы защищали свою свободу, свой выбор иного пути России.

– Но при этом ему тоже помогли, – настаивал Кирюхин.

– И что?

– Попроси за меня… Всем не надо давать, только мне. В связи с особыми обстоятельствами.

– А там, где ты работаешь, ничего не светит?

– Закрылось наше предприятие. – Он в сердцах махнул рукой. – Закрылось. Я сейчас грузчиком в магазине. А там какое жилье?

Не хотелось ему отказывать. Он бы не понял. Решил бы, что в Кремле не хотят помочь. Поразмышляв, я уверенно произнес:

– Напиши письмо, изложи все обстоятельства. Передашь мне. А я дам ему ход. – На самом деле вариант был один – переслать письмо в мэрию Москвы с просьбой разобраться. И пусть там думают, что с этим Кирюхиным делать.

Я со многими общался в тот вечер. И не единожды слышал: два года прошло, а жизнь осталась прежней. Действительно, многие воспринимали новую жизнь как новый добротный пиджак: надел его, а в карманах тебе и ключи от машины, и от новой квартиры, и много-много денег. Не могли или не хотели понять, что новую жизнь должны строить сами, опираясь на новые возможности. А вот их-то мы и должны были обеспечить. Я – в том числе.

В конце августа позвонил Эдуард. Я был удивлен, услышав знакомый голос:

– Давненько мы с тобой не виделись.

– Давненько, – признал я.

– Ты обедал?

– Нет еще.

– Давай пообедаем вместе. На углу Большого Черкасского и Старопанского переулков есть неплохой ресторан. Подходи туда через полчаса.

Очень не хотелось отрываться от дел, но я чувствовал: надо с ним встретиться. Что-то он хочет мне сообщить. И потому выдавил:

– Приду.

Эдуард был мрачный, озабоченный. Едва мы сделали заказ и официант удалился, я спросил:

– У тебя что-то произошло?

– Нет, ничего… Просто тебя давно не видел. Подумал: а чего бы нам не пообедать вместе.

Я ему не поверил. И не ошибся. Как только нам принесли закуску и водку и мы выпили по рюмке, брат негромко проговорил:

– Не думаю, что эта осень будет спокойной.

– Ты имеешь в виду, что левые на что-то решатся?

– Да. – Он помолчал. – Не ручаюсь, что нынешняя власть выстоит.

Вот как? Я скромно заметил:

– Разве ваша система не должна защищать власть?

Эдуард сдержанно усмехнулся, не спеша налил мне и себе водки.

– Наша система не слишком довольна тем, как с ней обходятся в последние годы. Может дать сбой. – Он поднял свою рюмку, дождался, когда и я сделаю это, чокнулся. – За наше с тобой здоровье.

Выпив, я помолчал некоторое время, обдумывая его слова, глянул на Эдуарда:

– Ты меня предупреждаешь?

– Я всего лишь высказал свои соображения, – аккуратно заметил он.

Вскоре официант принес первое. Мы принялись за еду. Эдуард ел сосредоточенно. Какие-то мысли донимали его. Отставив тарелку, вытер салфеткой губы, задумчиво посмотрел на меня:

– Ты веришь в Бога?

Это было весьма неожиданно. Я не смог сдержать улыбки – опять предстояло непростое объяснение.

– Верю. В Творца.

Несколько секунд у него ушло на обдумывание услышанного.

– В чем отличие?

– Ну, во-первых, в том, что он един для всех живущих на Земле. Христос, Яхве, Будда, Аллах – они учителя. Они помогали разным общностям выжить в этом мире, давали ориентиры. Во-вторых, Ему все равно, верим мы в Него или нет. Он хочет от нас одного – чтобы мы жили без ненависти, без лжи, без зависти. Чтобы нами двигала любовь. А в-третьих, я уверен, что мы не один раз приходим в этот мир. Он создан специально для того, чтобы мы учились. Да, учились быть совершенными. Но основной для нас мир не этот, а другой, не физический. Мир, где живут души.

Он смотрел на меня с тихим удивлением.

– Непохоже на христианство, – прозвучало наконец.

– Я не говорил, что я – христианин. Я лишь ответил на вопрос, верю ли. Верю. В существование Творца.

На этот раз молчание было куда более долгим. Он явно не знал, что сказать. И тогда я решил продолжить:

– Я с давних пор чувствовал, что мы живем на этой планете не один раз. Не знаю, как это объяснить. Чувствовал, и все тут. А потом нашел книгу американского психоаналитика Станислава Грофа про то, как он погружал своих пациентов в глубокий гипноз исключительно с лечебными целями. И расспрашивал их про прежние жизни, пытаясь установить причины заболеваний. И они рассказывали ему про то, кем были и что делали в прежних жизнях. Очень складно рассказывали. А потом его последователь Майкл Ньютон в какой-то момент пошел дальше и начал расспрашивать пациентов, находящихся в глубоком гипнозе, о том, что они делали между жизнями, и те, независимо от возраста, пола, вероисповедания, сообщали нечто, ложащееся в единую картину: как душа возвращается в тот мир, основной для нее, как приходит в себя после земных испытаний, как общается с другими душами, как готовится к новой жизни на Земле, выбирая совместно с наставником не самые комфортные варианты судьбы, дабы получить и пройти испытание. Думаю, что так оно и есть на самом деле.

Посидев некоторое время в раздумье, он медленно покачал головой.

– Православие не допускает никаких других жизней. Кроме одной-единственной.

Тут я не удержался, спросил:

– А ты с каких пор стал верующим?

Он не смог скрыть смущение:

– Да я, собственно говоря… давно сочувствовал верующим. Еще с начала восьмидесятых. А теперь, когда стало возможно… присоединился.

– И в церковь ходишь?