Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– Тогда в каком свете вы видите развитие этой, только для меня нежданной встречи? – Спросил Валентин и добавил. – Но только давайте без излишних фантазий и ожиданий от этой нашей встречи. – И видно Валентин был слишком груб с этими преотличными парнями, раз они, как минимум, так посчитали в лице вышедшего вперёд Угрюмого, в руках которого была книга.

– Честно слово, обидно слышать такие оскорбительные слова в свой адрес и видеть, что людьми движут одни стереотипы и штампы. И если тебя в подворотне окружили несколько просто преотличных парней, с видом не вызывающим доверие, то это значит только одно – тебя ничего хорошего не ждёт от этой встречи: один убыток. – С дрожью в голосе проговорил Угрюмый, глядя на Валентина искоса.

– Я всегда готов признать свою ошибку, если я на то получу должные основания. – Ответил Валентин. И опять слова Валентина прямо-таки режут слух этого преотличного парня Угрюмого, о котором Валентин ничего не знает. А он может быть добрый малый и всю жизнь тянулся к добру, а тут такие в его сторону предубеждения злодейского характера, что Угрюмый, как человек крайне податливый и человеколюбивый, не смог не оправдать возложенных на него ожиданий людской молвой и стал всего лишь соответствовать всем этим их наветам на него.

– Хотите – буду от мяса бешеный – и, как небо, меняя тона – хотите – буду безукоризненно нежный, не мужчина, а – облако в штанах! – что-то такое отвечал в ответ этим людским взглядам на себя Угрюмый. И как из этого его поэтического ответа выясняется (а кому им он обязан, по этому новаторскому рифмованному слогу не трудно догадаться), то его появление в книжной магазине было связано не только с его не любовью к букинистам. А это было только отчасти так – Угрюмого интересовали читатели определённой направленности предпочтений (типа антиутописты-Пелевинцы), с кем ему желалось пообщаться в сообразных их представлениях о жизни условиях. Правда, почему Валентин подошёл под описание этих людей, трудно понять, но сейчас это уже не важно.

– А я не удивлён тому, что я сейчас слышу от человека, смотрящего на мир через призму стереотипов, – с долей досады говорит Угрюмый, – такие люди никогда ничего не дают миру, а только привыкли с него брать и получать, хоть в качестве аргументов и оснований. – А теперь уже Угрюмый сумел удивить Валентина. – Вот как. – Болтнул Валентин. – И как я понимаю, то было бы неплохо, если бы я тебя сумел переудивить. Так? – Спросил Валентин. Угрюмый искоса посмотрел на Валентина и дал ему ответ:

– Скажу так, это ведь ты своим стереотипным образом мышления и меня подбил мыслить штампами в ответ. А вот если ты посмотришь на всё это дело под другим углом, то ты сам избавишься от своего стереотипного мышления, и мы вслед. – Сказал Угрюмый.

– Хм. Интересно. – Хмыкнул Валентин. После чего он засовывает книгу под мышку, снимает с носа очки смотрит на Угрюмого и компанию, давится усмешкой, надевает очки и спрашивает Угрюмого. – Прежде чем спросить вас о том, что вам нужно, я бы хотел тебя спросить: Что у тебя за книга?

– Что за книга? – переспрашивает Угрюмый, затем приподымает её перед собой, смотрит на неё и, переведя взгляд на Валентина, с долей удивления спрашивает его. – А разве ты не знаешь?

– Что-что? – ничего не понимая, вопросил Валентин и посмотрел на вытащенную из под своего локтя книгу. Затем он отрывает от неё взгляд и смотрит… Вот чёрт! На кассира на кассе в магазине, у которой он сейчас стоял с выбранной книгой. А этот Угрюмый стоял поодаль у одного из стеллажей с книгами и что-то там для себя выбирал. – Странно всё это. – Пробубнил про себя Валентин, протягивая кассиру книгу для оплаты.

Ну а что случилось дальше, уже в действительности, а не в разыгравшемся воображении Валентина, чуть ли не предсказуемо. Так Валентин, выйдя из магазина, направил свой ход прямиком в ту самую сторону, куда впереди него последовал и Угрюмый. Но к его удивлению, при прохождении Угрюмым знакового проулка, он там не был никем окликнут, а уж Валентина там ещё меньше знали, и он, в общем-то, не встретил на своём пути такого рода происшествий. Да и если честно, то за весь тот день, пока Валентин пребывал в этих очках, он ни разу не столкнулся с даже самой мелкой неприятностью, даже на встреченных на его пути лицах прохожих, которым сегодня было несвойственно выказывать на своих лицах неприязнь к нему.

И хотя всех этих фактов, в общем, было маловато, чтобы из всего этого делать далеко идущие выводы и очкам приписывать те свойства, которых, может быть, и в помине нет, но Валентин, если во что-то поверит, то его в это подчас так крайне переубедить, и будет лучше с ним согласиться и признать, что те же очки обладают такими характеристиками, стимулирующим доброту отношения окружающего мира к Валентину.

Так что теперь становится понятно, почему Валентин решил раскрыть секрет этих очков Ромычу – он хотел лишний раз убедиться, что эти очки не так просты, а с секретом. Правда, этот Ромыч, такого невыносимого характера человек, что он ни за что не признается в чём-то, что не будет отвечать его внутренним настройкам. А настроен Ромыч язвительно, вредно и критично к этому миру и в особенности к Валентину. И поэтому Валентин на прямую не говорит ему, что это очки не только в фигуральном и буквальном виде розовые, а они действительно в себе заключают этот взгляд оптимизма на мир. И не только это, а как из истории с Угрюмым сумел умозаключить Валентин, то они могут внести свои коррективы в хмурую действительность.

– И что это? – спрашивает Ромыч, глядя на очки.

– Визуальный идентификатор. – Валентин решил, таким специализированным образом, представить очки. Ведь молодёжь нынче рассуждает категориями научно-технического прогресса и Ромыч, как её представитель, пожалуй, сразу и не поймёт, назови ему вещь своим именем, в частности очки очками. А вот обозначь их каким-нибудь мудрёным словом, с наличием специальных технических наслоений, то уже только за это, очки вызовут уважение и заинтересованность. И судя по появившейся на лице Ромыча заинтересованности, – он даже перестал жевать жвачку, – то Валентин попал в точку.

– И как он работает? – спросил Ромыч.

– Его поверхность считывает подаваемые на него нейронные сигналы из твоего мозга, и на основе них, подбирает для тебя наиболее соответствующий твоему поиску вариант персоналий. – Ответил Валентин.

– Вот как! – подивился Ромыч, не сводя своего взгляда с очков. И видно он загорелся их на себе опробовать, раз не стал вникать в детали того, каким образом, всё это работает.

– Посмотреть дашь? – с какой-то прямо неуверенностью спросил Ромыч. Отчего Валентин даже испытал в лёгкой степени расположение к Ромычу.

– Дам, – говорит Валентин, – но только не сейчас. Для них требуется специальная подготовка. А иначе ты в них ничего не увидишь. Фокусировка в них для глаз сильная. – И понятно, что Ромыч не поверил сказанному Валентином.

– Так бы и сказал, что не хочешь мне их давать. – Возмутился Ромыч. – Вот только я не пойму одного. Зачем тогда мне нужно было ими травить мою душу. – А вот это восклицание Ромыча, уже в себе подразумевало ответ, если Валентин действительно хотел заставить нервничать Ромыча. Но Валентин, как бы Ромыч к нему критично не относился, никогда не был замечен в проявлении прижимистости, и он протягивает Ромычу футляр с очками и говорит. – Только потом мне не говори, что ты ничего в них не увидел, потому что я всё раньше тебя в них высмотрел. – Что и говорить, а это был ловкий ход со стороны Валентина. И теперь стало понятно, зачем он сейчас продемонстрировал это упрямство с очками, – теперь Ромыч полностью под его контролем и не сможет возмутиться, что он в этих очках ничего не видит, и что Валентин, мягко сказать, ввёл его в заблуждение насчёт такой мудреной функциональности очков.

Ромыч, скорей всего, уловил эту скрытую хитрость Валентина, но соблазн посмотреть в очки был так силён, что он не послушал свою интуицию, которая просто кричала о том, что Валентину, в делах связанных с визуальной картинкой, никогда нельзя доверять, как пить обманет, и протянул руки к очкам. Ну а дальше всё идёт, как никто из них этого не ожидал – Валентин не ожидал, что Ромыч так быстро увидит, а Ромыч не ожидал, что он так резко увидит. А вот что и что всё это более понятливо для нас значит, то к этому объяснению мы сейчас и перейдём.

А всё на самом деле до банальности очень просто – Ромыч перевёл свой взгляд, уже вооружённый этими очками, по всё тому же направлению, куда они и ранее смотрели, и там такой объект для наблюдения увидел, что глаз не отвести, пока не убедишься …А чёрт его знает в чём. Но вот в горле при виде таких объектов всегда сглатывается, и ты себя начинаешь чувствовать несколько душевно подавленным. И это отчасти понятно и объяснимо.

Вот если ты, к примеру, образно говоря, невысокого росту (что ни в коей мере не относится, ни к Ромычу, ни к Валентину, и оттого и объясняется фигурально), то, исходя из этой твоей природной данности, твоя голова пребывает в определённых этим ростом слоях атмосферы, со своими атомными характеристиками и по химическому составу, а также со своим ореолом обитания мыслей. И оттого тебе ближе те люди, кто находится с тобой на одном уровне отношений к этому миру, на одной высоте реальности. И вот когда ты встречаешь на своём пути людей иных взглядов на реальность, – они могут быть ниже тебя, а могут быть и на каблуках, и значит, завышать свою самооценку, – то эта видимая недосягаемость, до которой тебе иногда роста не хватает, чтобы дотянуться хотя бы рукой, а надевать ботинки на высокой платформе ты не желаешь (ты противник нечестных методов конкуренции и допинга), и заставляет тебя, в попытке осмыслить эту новую для тебя данность (как там ей, в её высоте живётся и думается на наш невысокий счёт), взволноваться, а твою голову слегка заголовокружиться, когда ты задерёшь вверх голову и хапнешь не привычного для тебя разряженного воздуха.

И видимо Ромыч и сейчас на что-то подобное, а точнее, на кого-то столь высоко стоящего в его глазах натолкнулся (хотя не близкое расстояние сглаживает эти высотные разности), отчего он впечатлился и не стал соответствовать себе прежнему – человеку-моллюску, которого волнует только одно, собственный комфорт и целость его ракушки, где он, помещённый, и живёт.

Ну а Валентин не стал сразу же интересоваться к Ромыча, что он там замер, глядя в свою стереоскопическую трубу, в его очках, а он сам приложил свой глаз к трубе, посмотрел в глазок и, убедившись в том, что Ромыч всё же человек, хоть и толстокожий, и ему, как и всякому человеку свойственно заблуждаться на свой не пробивной счёт, а также насчёт тех небесных существ, которые вгоняют в сомнения на свой счёт даже самых не сомневающихся в себе людей, отстраняется от трубы и обращается к Ромычу. – Ну и что ты увидел?

Ромыч, что на него не похоже, не отрываясь, смотрит в трубу и говорит. – Кажется, мы нашли того, кто нас приведёт к нашей цели.

– И чего не хватает до того, чтобы быть уверенным в этом? – спрашивает Валентин. Ромыч отрывается от трубы, смотрит на Валентина и говорит. – Погрешности.

– Интересно. – Ответил Валентин, подав рукой знак, что он ждёт обратно очки. Ромыч снимает очки, отдаёт их Валентину и возвращается к трубе. Но совсем ненадолго – он вдруг меняется в лице, как будто что-то потерял и, оторвавшись от неё, с долей непонимания в лице, смотрит на Валентина и частично на футляр с очками в его руке, который он ещё не убрал.

– Что-то не так? – с еле проскальзываемой в лице усмешкой задаётся вопросом Валентин. Ромыч неуверенным голосом говорит, что всё так.

– Тогда за дело. – На контрасте с неуверенностью в голосе Ромыча, голос Валентина прозвучал как сама самоуверенность. С чем он убрал в карман футляр и начал складывать свою стереоскопическую трубу. Чем вслед за ним занялся и Ромыч. При этом Ромыч вновь приобрёл прежнее состояние своего невозмутимого духа, с которого спроса нет, отчего он всегда сам лезет в бутылку со своими вопросами. – И какие планы? – задался вопросом Ромыч.

– Придём, увидим и …Дальше видно будет. – Сказал Валентин.

– Что сказать, – усмехнулся Ромыч, – любишь ты, Валентин, хитрые планы, о которых и сам ещё до конца ничего не знаешь.

– Что ни говори, а это наиболее рациональный подход. – Ответил Валентин, выдвигаясь в сторону чердака.

– Совсем не уверен. – Как обычно бывало, Ромыч в нос и в спину Валентина пробубнил это своё сомнение.

Глава 9

Служащая продолжением предыдущей главы, и не только по своей очередности, но и по своему смысловому значению. А всё потому, что главные герои предыдущей главы, занимают несколько отстранённую позицию по отношению к жизни, зависимы от внешних обстоятельств и ищут истину в споре.

Вот и сам Ромыч уже и не знал, почему так выходит – стоит ему с Валентином куда-нибудь зайти или где-нибудь оказаться, что одно и тоже, как всё внимание обращено к Валентину, а он, значит, находись на его задворках. И хотя Ромыч не особо стремился к известности и к другому роду публичности, ему по большому счёту всё было до лампочки (он, скорей всего, был латентный электрик: не прочь пустить свет в глаза, запустив в голову стакан или кулаком туда же – вот такой он был противоречивый и по своему оригинальный человек), всё же человеку необходимо для поддержания собственной самооценки, – полностью самодостаточных людей не бывает, – чтобы его время от времени замечали и отмечали.

Нет, конечно, Ромыч отлично понимает характер взаимоотношений с миром со стороны Валентина, заметить которого на своём пути подчас обидно для своих отдавленных ног, но иногда и ему хотелось, чтобы не уступивший ему дорогу тип с отдавленными ногами, с плачущим и извиняющим видом посмотрел на него, а не на Валентина. Ведь они напарники, а это значит, что все прибыли от их совместной кооперации (а раз она состоялась, то это говорит о её необходимости), должны делиться поровну. Правда при этом Ромыч почему-то никогда не касался вопроса издержек и расходов, которые всегда есть, и их на себе несёт опять же Валентин. Но это вопрос слишком для Ромыча спорный и неинтересный, отчего он его старался не замечать.

Вот и на этот раз, как только он с Валентином, предварительно натянувшим на свой нос эти странные очки, зашли в клуб по воспитанию и конструированию из человека хлипкого, малоподвижного и в общем, ленивого (если бы его не приспичило (здесь по разному: от рекомендаций врачей, до его желания оказать на кое-кого сильное впечатление), то видали бы вы его здесь), в человека другой, здоровой и железной формации (а можно ещё и кубиков на живот на вставлять), то девушка на стойке администрации поприветствовала улыбкой и словом, прежде всего Валентина, а не его. И хотя для всего этого были объективные причины и обстоятельства, – Валентин зашёл первый, а уж потом Ромыч, – тем не менее, Ромыча эти объяснения очевидностью фактов не устроили.

Но Ромыч не показал виду, продолжая смотреть на окружающий мир через призму своего флегматичного взгляда, посредством пережевывания жвачки. Но чем дальше, тем, как говорится, удивительней всё происходило для Ромыча.

Так Валентин, по заранее обговорённому плану, захотел наглядно ознакомиться со всеми видами местных услуг, которые предлагаются этим клубом всем желающим подтянуть свой живот и другие сального характера неустроенности и обвислости на своём теле. Для чего он, предварительно ознакомившись с прейскурантом местных цен, выразил готовность пройти внутрь клуба, и воочию убедиться в том, что здесь находится то самое место, которое ему подходит.

Администратор заведения, подтянутая и очень любезная девушка, которую даже не портила несуразность её взлохмаченной причёски, посчитала убедительными доводы Валентина, – не все залы меня вмещают, а некоторые просто блекнут передо мной, – осмотреть зал для занятий спортом, и предложила следовать ему и так уж и быть, и Ромычу (это так подумалось Ромычу), вслед за ней.

Ну и Ромыч, видя такое не первостепенное к себе отношение со стороны администратора клуба, Аллы (у неё на бейджике было написано это имя), естественно принялся демонстрировать на своём лице полное пренебрежение, с элементами придирчивости, ко всему ею показанному.

– Ну-ну, попробуйте меня, человека столько спортивных клубов повидавший и поменявший из-за их не эффективности, хоть чем-то удивить. – Жуя жвачку, сквозь прищур взгляда поглядывал на Аллу и на всё вокруг Ромыч, рефлекторно надуваясь в груди при встрече на своём пути местных атлеток. Ну а говорить о том, что Ромыч что-то услышал из всего ею сказанного, даже и не стоит.

Так за всем этим Ромыч и не заметил, как они всё обошли и вновь вернулись к стойке администратора. Где Ромыч занял свою прежнюю позицию позади Валентина, который о чём-то не громко беседовал с этой Аллой. И если поначалу Ромыч испытывал только нетерпение человека уже заждавшегося, то в один из смешливых моментов со стороны Аллы, которая отчего-то вдруг стала любезна до смешливости, Ромыч вдруг придал всему этому значение и как результат, он был удивлён происходящему за стойкой администратора, а если фигурально точнее, то за его и спиной Валентина: Валентин хоть буквально и стоял к нему спиной, но если на это посмотреть в фигуральной проекции, то получалось, что именно Ромыч стоял к нему спиной, а Валентин делал там, что он хотел.

А в удивление Ромыча вогнало то, какой живой интерес вызвал Валентин у этой Аллы, с виду вроде бы не дуры и вполне себе ничего. И это Алла, по глубокому размышлению Ромыча, не раз проверенного практикой, вот никак не должна была отдать предпочтение Валентину перед ним, куда пригожее и симпатичнее выглядящего, чем Валентин. А тут прямо такое, нескладывающееся в разумный порядок вещей недоразумение. Нет, конечно, Ромыч не против того, чтобы и Валентин получил свою порцию женского внимания, но не за счёт же него в самом деле.

И тут не оправдаешь эту дуру, Аллу, её служебными обязанностями, быть предельно вежливой и гостеприимной с посетителями и потенциальными клиентами, которых нужно убедить купить абонемент, а как Ромыч отлично видит, имевший набитый глаз, тот тут имеет место не служебная, а человеческая искренность. И Ромыч начинает прислушиваться к тому, о чём там вёл речь Валентин.

– Ну так, к чему мы в итоге пришли? – интересуется у Аллы Валентин. – Нужен я вам в качестве украшения вашего клуба, или вам не нужен талисман на удачу.

– Кто ж от счастья сам лично откажется. – Усмехнулась Алла. – Вот только какова цена за это счастье. По карману ли она нам. – Заинтересованно спросила Алла.

– Не знаю как насчёт вашей платёжеспособности, – а это не тот вопрос, который в данном случае имеет хоть какое-то значение, – и ваши взгляды на целесообразность трат, но цена за подлинное счастье всегда высока, иначе оно не будет оценено. – Сказал Валентин и тут же добавил. – Впрочем, всё очень индивидуально.