Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– Так я что-то не совсем вас пойму, Валентин Архипович, – до удивления Ромыча, серьёзным голосом озвучила своё недоумение Алла, – ваше предложение к кому всё-таки относится?

– А это только вам решать. Вы подумайте об этом, а я вместе с вами. – Сказал Валентин и, повернувшись к Ромычу, вполуоборот ей сказал. – А сейчас нам нужно идти. Но я с вами, Алла, навсегда не прощаюсь. – С чем Валентин подхватывает Ромыча и они выходят на улицу. Где Ромыч, непонятно что себе вообразив, немедленно потребовал от Валентина отчёта в его действиях в клубе. – И что всё это значит?

– Уговор. Да, кстати, он дороже денег. – Усмехается в ответ Валентин.

– Чего-чего? – ничего не поняв, переспросил Ромыч. А Валентину сейчас всё смешно и радостно, и оттого он не понимаем Ромычем.

– А того. – Даёт свой философский ответ Валентин.

– Так ты её, что знаешь? – спросил Ромыч.

– Теперь да. – Опять ничего не прояснив, а только ещё больше запутав, ответил Валентин. И Ромычу только и осталось, как махнуть на это рукой и перенаправить свой интерес на другое. – И теперь куда? – спросил он Валентина.

Валентин посмотрел по сторонам, где и задержать взгляд не на чем, – вокруг, а точнее рядом (на аллее, через дорогу, слишком далеко и неразумно заглядываться мыслью), ни одной скамейки, приятной для взгляда ног и другого привлекательного объекта для наблюдения (здесь всё зависит от личных предпочтений), – и, вернувшись к Ромычу, под видом уважения к чужому мнению, решает сбросить груз выбора на его плечи. Итак, можно сказать, всегда. Как только Валентин начинает испытывать затруднения в дальнейших планах или ему становится скучно, то он начинает проявлять внимание к мнению Ромыча. И понятно, что Ромыча такое отношение к себе не устраивает. Но так как он мало что может противопоставить Валентину, человеку совершенно неповоротливому и не сдвигаемому со своей задуманной мысли, то Ромыч и занял такую свою флегматичную ко всему позицию, где ему нет дела ни до чего.

Так что Валентин пусть даже не пытается его на такие сюрпризы провести, Ромыч и ухом не поведётся, а будет пребывать в скучности своего существования. – А хоть куда. – Только это сказал Ромыч, как его предположение насчёт Валентина (то, что он ситуативно его слушатель) тут же получило своё подтверждение – Валентин уже его и не слушает, а смотрит куда-то ему за спину. И при этом с нескрываемым любопытством, тем самым вынуждая Ромыча залюбопытствовать насчёт происходящего за его спиной. Но только не вслух и не на словах, а пока что только ушами, которые он навострил на слух. Но там ничего такого, что могло ему дать понять об объекте внимания Валентина, не доносится до него. И это совсем неудивительно, когда здесь, вообще-то, не пустой улице, а с проходящими в разные стороны людьми, достаточно оживлённо, и проходящие по проезжей части машины, тоже вносят свой шумовой эффект в местную атмосферу.

Ну а Валентин, явно специально, ничего не объясняет Ромычу и продолжает наблюдать за тем, что там, за его спиной, происходит. И Ромыч вполне уверен в том, что случись сейчас такое, что некий отчаявшийся в жизни человек, с сумасбродными мыслями насчёт посторонних людей, и в особенности к тем, кто к нему спиной стоит, увидев его спину, немедленно решит с ней разобраться с помощью отвёртки, которая для таких случаев всегда им носима с собой, то Валентин, ближе всего находясь взглядом к намерениям этого человека, даже и не подумает его об этом предупредить. А Валентину будет крайне интересно увидеть, как Ромыч из этой ситуации выкрутится, с отвёрткой в спине. Хотя нет, и Валентин всё-таки не такой бесчувственный человек, и он как-никак напарник Ромыча, и он ему сообщит об этой опасности, но только в самый последний момент, когда рука с отвёрткой будет уже занесена над спиной Ромыча.

И видимо как раз сейчас этот знаковый для спины Ромыча момент и настал – Владислав вдруг обратился к Ромычу с вопросом и при этом шепотом (а это не просто напрягло спину Ромычу, в противостоянии к отвёртке, а он в ногах одеревенел в ожидании неизвестного). – Ты за моей спиной кого-нибудь такого, за кого бы можно зацепиться взглядом, не видишь? – А вот когда Владислав произнёс свой вопрос, то Ромыч немало удивился его направленности (в противоположную сторону) и тому, что Владислав с этим вопросом обращается к нему, а не спешит обернуться и посмотреть назад. А это говорит о том, что Валентин действительно натолкнулся на что-то или на кого-то важного, раз решил придерживаться такого рода конспирации.

И Ромыч, стоящий спиной к фитнесс клубу, а лицом к проезжей части дороги, а за ней к аллее, а Валентин выходит, находился к клубу лицом, начинает одними глазами высматривать тот объект повышенного внимания того, кто находится сейчас у него за спиной и кто заставил Валентина понизить свой голос до шепота (а это не мало значит). Ну а так как там людей не слишком много, а тех, кто находится в статичном положении и вообще на пересчёт, – один тип, вальяжно рассевшийся на скамейке и плюс дамочка с коляской, остановившаяся на прохожей части аллеи, чтобы поговорить по телефону, – то выбор для Ромыча очевиден – это в единственном числе тип на скамейке.

И хотя он его в последнюю очередь заинтересовал, если бы его мнение было решающим, – мамаша с коляской, по мнению Ромыча, куда интересней, хоть и с ребёнком, – всё же Ромыч не может учитывать факта того, что его мнение всех волнует в последнюю очередь. И, как правило, всегда бывает, то, что его интересует, совершенно неинтересно тем людям, с кем он имеет вот такой, со стороны визуальный контакт. Так что то, что этот тип не вызвал у него никакой заинтересованности, есть верный знак, что он тот самый объект, который интересен тому, кто там у него за спиной.

И как сейчас же Ромычем видится, то всё это действительно так – этот тип на скамейке, вдруг замер в пристальном внимании к кому-то, а точнее, к тому, кто там находился за его спиной. Что ещё больше возбуждает любопытство Ромыча и его желание повернуть голову и взглянуть назад. Но Ромыч не может этого сделать, тогда он спугнёт того, на кого сейчас смотрит этот тип, да и Валентин так угрожающе и красноречиво на него смотрит: «Не вздумай головой вертеть, падла», что у Ромыча шея задеревенела и не слушает его.

Так продолжается где-то с минуту, а может и целых две, пока Валентин, всё тем же конспиративным образом, через шепот, не отдаёт ему команду. – Сейчас разделяемся. Ты следуешь за тем типом на скамейке, я же иду за своим объектом. – И не давая возможности Ромычу оспорить команду или хотя бы получить от него необходимые пояснения: «Докуда вести этого типа? Применять ли силу при необходимости? И вообще, откуда ты, Валентин, знаешь, что там сидит человек на скамейке, когда ты сам меня попросил отыскать того, за кого можно зацепиться взглядом?», Валентин обходит Ромыча и скрывается за его спиной.

А Ромыч, видя перед своими глазами поставленную перед собой задачу в виде типа на скамейке, который пока что сидит на своём прежнем месте, но при этом невооружённым взглядом видно, что ему не сидится на том же месте, и он, вывернув в сторону голову, следует своим взглядом за кем-то, хоть и заинтригован, но ведёт себя как профессионал – он не воротит свою голову, а со скучающим видом направляется к неподалёку стоящему киоску «Роспечати». Где он сливается с ним и, наконец-то, может посмотреть в давно его интересующую сторону, туда, куда прежде смотрела его спина.

Но там ничего такого, заслуживающего особого внимания, им не обнаружено, и даже Валентина не видно. Что говорит о том, что тот скрылся за одним из поворотов, который скрыл собой и того, кто так был всем сейчас интересен, и Ромычу остаётся только догадываться, кто это мог быть. Хотя некоторые догадки на этот счёт у него есть – это та самая телефонная болтушка, которая была ими ещё с крыши дома примечена, и которая их затем привела во внутрь клуба. – Но какое отношение она имеет к этому типу со скамейки и всё это, не плод ли воображения Валентина? – задался вопросом Ромыч, глядя боковым зрением в его сторону.

И хотя Ромыча начали обуревать насчёт Валентина сомнения, – Валентин специально его здесь оставил, чтобы там, без лишних помех, понаблюдать за той, за кем вести наблюдение в одно лицо сподручней и приятней, – он не бросает это своё дело на самотёк, а со всей внимательной ответственностью относится к нему. Для чего он даже прикупил газетку с кроссвордами, на случай если дело с наблюдением затянется в каком-нибудь скучном месте. Что весьма вероятно при сегодняшнем состоянии вещей на этом поле внимательной друг к другу активности людей – человек всё больше склоняется к пассивности своего жития-бытия, где он лицом склонился к центру своей вселенной, смартфону, который он с утра до вечера, как Аладдин, наглаживает, пытаясь из него извлечь своего джинна, который осуществит все его самые заветные желания.

Это раньше, людям такой, сопровождающей и не вступающей в прямой контакт профессии, приходилось крайне сложно, и бывало, что и не перевести дух от пробежек не было времени, от того, что их ведомый подопечный, слишком был спортивен и увлекался бегом трусцой по жилым кварталам города, где его не всегда и догонишь, и он часто уходил от слежки. А вот сейчас совсем другое дело, и человек за кем приставлена эта любопытная людская компания, даже догадываясь о том, что за ним ведётся со всех сторон наблюдение, во-первых, не придаёт этому особое значение, – я персона публичная и без внимания со стороны не буду ярко светиться, – а во-вторых, то он никогда не побежит к лестнице, чтобы даже уйти от слежки (обленился человек в край), а выждет момент с лифтом, чтобы с помощью него скрыться. В общем, все больше полагаются на хитрость и выдумку, чем на физическую составляющую, которой давно уже и нет.

– И кто же ты на самом деле есть? – задался вопросом Ромыч, глядя на этого человека на скамейке, начавшего приподыматься со своего места. Но разве на этот вопрос, вот так ответ узнаешь, конечно, нет. И пока за ним не проследуешь и не узнаешь, хотя бы где он живёт, то нечего рассчитывать на своё воображение, которое в своём понимании и вырисовки человека, конечно, может и без всего этого обойтись, но это путь в иную реальность, а Ромычу нужны реальные факты. И поэтому он оставляет все вопросы на потом и начинает своё движение вслед за этим выдвинувшимся в свой путь типом.

Глава 10

Не такая, как хотелось бы логике развития событий. Где повествование идёт не по своей накатанной логикой дороге, а оно начинается с одного, а заканчивается совсем на другом. И думай после этого, что правда, а что вымысел. В общем, обнадёжил автор читателя своим умением увиливать от прямого ответа на возникшие к нему вопросы, а также большой сноровкой на ровном месте создать интригу, быть непонятным и опять же умением осваивать данные ему жизнью сюжеты так, как только ему понятно. Ему бы детективы писать, а не романтические истории, с интригующим на драматизм сюжетом.

Для того чтобы состоялась та или иная, по поводу и без всякого повода встреча, одного желания людей, жаждущих встретиться, не важно по какому поводу и даже по поводу того, что давно или никогда не встречались (хочу, мол, вот с тем дерзким на взгляды в мою сторону типом завтра в безлюдном месте для дуэли встретиться, и кто мне, человеку сам себе голова, это запретит) будет не всегда достаточно. И плюс к вашему на то желанию, что есть фактор обстоятельный и основательный, но всё же субъективный, должно всё так совпасть, – а это уже внешний фактор объективности, – чтобы ваши желания не разошлись, во-первых, с желанием того, с кем вам желается и даже уже обозначена встреча (в том самом месте, где я тебе всю рожу разобью, так что никак не ошибёшься), и во-вторых, и может быть точно, в главных, на то должна быть воля обстоятельств, за кем стоит всякая и ваша в том числе судьба.

И как бы вы себя не автономизировали, – я есть альфа и омега, и я сам определяю свою судьбу, – вам приходится признать, что вы не всегда собой владеете (да, бывает, выхожу я из себя; а вот куда, то и не знаю), и за вас полагается и полагает всего вероятней ваша судьба. И как ею на ваш счёт разумеется, то она по более вашего о вас и о вашем предстоящем будущем знает, вот и готовит вас к нему, посылая вам на вашем пути все эти затруднения и препятствия. И вы на них наталкиваясь, а бывает и так, что как баран в новые ворота упираетесь и всё бесполезно, конечно, по чём свет и к месту словами чистите свою судьбу, ни смотря на всё это, тем не менее, всё равно на своё место ставитесь и начинаете не только себя, но и внешние обстоятельства принимать в расчёт.

Правда, бывает и обратная ситуация, когда у тебя нет нисколько желания встречаться с кем бы то ни было, а особенно вот с этим, наипротивнейшим для тебя человеком, но объективность такова, что тебе больше это нужно, чем тому наипротивнейшему для тебя человеку. И ты, стиснув зубы, договариваешься с ним о встрече и идёшь на неё, когда в тебе всё против. И получается, что не ты определяешь события, а они делают тебя, и в хвост, и в гриву. А пытаться отвести от себя такие показания в твоей не независимости суждения тем, что у тебя ничего из того вышеупомянутого отродясь нет, то лучше бы ты помолчал кентавр несчастный, выставляя напоказ свою отродясь эволюционного пути человека неграмотность и атавизм мысли.

Но хорошо, что рассматриваемый нами случай не включает в себя всё вышеупомянутое грамотейство человека-кентавра, а в нашем случае всего присутствует понемногу и оттого он может назваться самым обычным случаем из жизни людей чем-то непохожих на вас и на других людей.

И вот со всем этим расчётом на себя и на внешние обстоятельства, – договорённость с Валентином, кого не обойдёшь, моросящий дождь, кого легче обойти чем Валентина, – Ромыч следовал к месту ранее с Валентином обговорённой встречи – к одной знаковой лавочке в парке. Ну а чем это место так замечательно, то точно не самой лавочкой, коих в этой парковой зоне полно установлено, через каждые двадцать метров. Ну а если значимость знакового места определяется не той отличимостью, которую упоминают, когда обговаривают место встречи, то всего вероятней, то, что с собой принесёт на эту встречу тот, с кем назначена встреча, а может этим человеком будешь ты, и является тем, что будет придавать значимость этому месту встречи.

Правда, в руках Ромыча, не слишком спешно направляющегося по парковой аллее к пункту своего назначения – уже показавшейся в визуальной видимости лавочке, – ничего не было, и тогда можно было предположить, что тот, с кем у него назначена встреча, придёт не с пустыми руками. А если и у него руки ничего в себе держать не будут, то тогда только одно остаётся – он или Ромыч несут с собой некую новость, о которой по телефону не сказать, а чтобы её сообщить, нужно обязательно с глазу на глаз встретиться.

И судя по замеченному Ромычем вдалеке, скорей всего, у той самой, назначенной для встречи лавочки, Валентину, то он более ответственней что ли, отнёсся к договорённости встретиться в этом знаковом месте с Ромычем. Правда он, а также Ромыч обговаривались здесь встретиться не на прямую между собой, а как бы это неожиданно для всякой разумной и опирающейся на логику мысли не звучало, но за этой встречей стояло третье лицо, которое позвонив каждому из них, в момент сместило все их прежние планы (а они, если не забыли, договаривались пересечься по ходу своего дела) и назначило для них это место встречи. Где их будет ждать не только лицо своего напарника, но и некий сюрприз, о котором больше ничего не было сказано по причине того, что какой тогда это будет сюрприз, если о нём рассказать всё заранее.

И тогда похоже получается, что Валентином двигало прийти на место встречи чуть Ромыча заранее и поспешнее, не его пунктуальность и обстоятельность, а он просто прелюбопытнейшего свойства человек, который не мог не прийти раньше Ромыча на обговорённое место встречи, и тем самым не первым увидеть ожидающий их сюрприз. Правда, как это видит Ромыч, приближаясь к лавочке у которой стоял Валентин, то он больше озадачен, чем испытывает радости от открытия, представившегося ему первому сюрприза. А вот что это за сюрприз такой, то Ромыч сейчас по своему ходу и пытается с трудом из-за спины Валентина, всё пространство на лавочке перекрывшей, рассмотреть. Но всё бесполезно, и Ромычу остаётся уповать лишь на то, что когда он подойдёт поближе к лавочке, то он сможет рассмотреть то, на что там уставился Валентин.

И вот он почему-то бесшумно подходит со спины к Валентину, затем без на то там лишних разговоров обходит его сбоку, и чёрт меня побери, что это значит, а вернее, кто это ещё такой, там на лавочке, в свернувшемся положении лежит и посапывает. Но все эти вопросы в Ромыче вскипели только на волне его эмоционального накала, который в свою очередь получил такой для себя нагрев в Ромыче по причине крайнего несоответствия им увиденного с ожидаемым. Хотя это полностью соответствует понятию сюрприз, о котором его вообще-то предупреждали.

Ну а то, что он оказался столь для Ромыча неожиданным, то никто в своих действиях не собирался делать поправки на как выясняется, тонкую душевную конституцию Ромыча, кто оказывается, и сам как сюрприз, раз так не хладнокровно реагирует на встречу с сюрпризом в виде бродяги на лавочке.

Но может здесь какая-то ошибка. Ведь эти бродяги никогда не придерживаются установленных человечеством правил общежития, и они может только для того и живут, чтобы их нарушать и влезать своим естеством туда, куда их не просят. А судя по этой, с таким умиротворением посапывающей физиономии типа на лавочке, явно в провокационных целях укрывшегося газеткой, когда так давно не принято в бродяжническом сообществе, да и не актуально в такую то тёплую погоду, то этот тип, может и не будучи точно в курсе того, что тут, на этом месте обозначена важная встреча со своим сюрпризом для сторон этой встречи, действуя скорей по наитию (вот такие неустроенные жизнью пилигримы, часто так бывает, что служат проводниками судьбоносных решений, и они немного посвящены в области потустороннего, спя бывает на таком-то холоде в одних носках, а бывает и без них; и им за это ничего не бывает, только пятки сильней чешутся), взял и своим тут присутствием вмешался в ход этих, теперь на их глазах событий.

– И как это понимать? – задался вопросом Ромыч, продолжая смотреть на бродягу, кому и никак не чешется под их прямыми взглядами (а пятки друг о дружку не считается).

– Можно, конечно, как хотим понимать, – говорит Валентин, находясь в том же внимании к бродяге, – но что-то мне подсказывает, что так понимать не стоит. Не для того нас сюда привели, и этого типа сюда положили. – И вот как спрашивается, с этим Валентином разговаривать, когда он такой только для себя зашибись человек. И Ромыч мог бы и сам всю эту лабуду сказать, чтобы выказать себя шибко умным. И он бы сейчас Валентину указал, что харе так умничать, но тут он обратил своё внимание на мысль Валентина о том, что этот тип на лавочке не самовольно сюда прилёг, и за этим стоит вмешательство посторонних сил, и это сместило акценты его размышлений, как о Валентине, так и о бродяге на лавочке.

– И кто его сюда положил? – явно не подумав, задался вопросом Ромыч.

– А разве это для нас важно. – Говорит Валентин. И хотя он опять себя выражает высокомерно по отношению к Ромычу, всё-таки на этот раз Ромыч должен признать его правоту – им в отличие от этого типа на лавке, это никак не важно. А вот что им важно, то пусть Валентин, раз он такой умный, и скажет.

– А что важно? – из своего исподтишка интересуется Ромыч.

– С какой целью его сюда положили. – Отвечает Валентин, повернувшись к Ромычу и, посмотрев на него так, как будто есть такая информация, что именно он, если и не знает этого, то знает тех, кто это знает. А Ромыч и понятия никакого не имеет, кто и зачем всё это устроил, и с какой стати его об этом спрашивать. Что он и подчёркивает в своём ответном вопросе. – И с какой?

А Валентин, что за человек такой упрямый, ясно ведь Ромычу, что он знает ответ на этот вопрос, но при этом ни за что не признается в этом, а будет себя и его мучить, ломая до последнего голову в поиске ещё каких-нибудь вариантов ответа на этот вопрос, начинает тут словесно мудрить. – Надо посмотреть. – Говорит Валентин и переводит свой взгляд на бродягу. И Ромычу ничего пока другого не остаётся делать, как с недовольством в нос: «А чего на него смотреть? Тут смотри не смотри, ничего от этого не изменится», следует за Валентином и смотрит в ту же что и он сторону.

А там и в самом деле ничего не изменилось с тех пор, как они покинули бродягу своим взглядом – разлёгся падла и ничего его в этом мире не волнует (это Ромыч в своём раздражении на Валентина так несколько несдержанно рассмотрел бродягу). И при этом по нему и по его беспечному довольству на лице видно, что ему вполне себе комфортно здесь, на скамейке, располагаться. И создаётся даже такое впечатление, что он-то в отличие от тебя, вечно куда-то спешащего и ищущегося себя в этом мире, уже нашёл своё место в нём. И получается, что он более тебя умён и рассудителен – я-то для себя всё давно решил, и вон в каком счастливом удовольствии располагаю собой, тогда как ты до сих пор не нашёл для себя пристанища, тихой гавани для мысли и тела, и находишься на побегушках у чужой мысли.

И это всё, между прочим, относится и к вам остолопам, кто стоит тут передо мной все в сомнениях, тогда как я тут похрапываю и грежу не просто бесчинством своей мысли, неограниченной никакой моралью, а она есть продолжение моего не знающего ограничений жизненного авторитета и беззаботности своего существования. А вот вы во всём ограниченные люди, и оттого не можете себе позволить того, что я себе прямо сейчас на ваших глазах позволяю.

На этом месте, дабы подчеркнуть всё это своё самосознание и чуточку самонадеянности, бродяге бы звучно продемонстрировать своё естественное самоволие, являющееся итоговым результатом его пристрастий к неэкологичной, жирной, питательной пищи, из которой только и состоит ежедневный рацион таких как он людей-пилигримов. Но он видимо был несколько скрытным человеком, и оттого воздержался от посвящения в свою внутреннюю жизнь посторонних людей. Среди которых, он более чем уверен, и его эта уверенность раз за разом подтверждается, большей частью встречаются люди с наклонностями к дедуктивной деятельности, взявшие на себя обязанность поддерживать в мире правопорядок, где такие как он вносят дисгармонию в этот правопорядок.

И эти люди с дедуктивными наклонностями, естественно посмотрят на такое его выражение себя под прицелом своей пристрастности к таким как он людям-пилигримам. И не пройдут мимо него, как сделал бы самый обычный человек, а начнут прислушиваться к нему, принюхиваться, и анализировать этот его, не просто выхлоп себя, а его декларацию о намерениях сбить вас с толку. А такая самодеятельность не приветствуется в публичных местах, и бродягу в миг препроводят туда, где не так просторно дышится и можно себя самовыразить.

А Валентин, да и Ромыч, наверное, всё это за ним и в нём заметили, и немножко даже ему позавидовали. – Вот так бы нам хоть разок отстраниться от своих проблем. – Что-то такое читалось в их взглядах на бродягу. Но так как им такая на свой счёт блажь была недоступна, они ещё больше нахмурились на этот мир и в сторону этого гада на скамейке.

И Ромыч даже во всём своём виде выказывал желание немедленно встряхнуть этого гада со скамейки и всё за него для себя выяснить. С чем он, для одобрения Валентином своего предложения, посмотрел на Валентина и не получил от него этого одобрения. По крайней мере, не вот так сразу. – Не будем спешить. – Говорит Валентин, должно прочитав этот взгляд нетерпения Ромыча.

– А что тогда нам делать? – не успокаивается Ромыч. – Выжидать, когда он проспится. А пока он тут прохлаждается, чтобы как-то себя занять, почитать новости на этой газетке, которой он тут прикрылся от ветра.

– А это мысль. – Заявляет вдруг Валентин, зацепившись за сказанное Ромычем. И не успевает Ромыч спохватиться за то, что это он первым набрёл на эту многообещающую мысль, как Валентин без его авторского разрешения уже пользуется трудами его творчества – он наклонился в сторону бродяги и принялся разбирать то, что там пропечатано в газете.

Ну а Ромычу, оставшемуся за спиной Валентина, оставалось только довольствоваться вторичными, из рук Валентина новостями, которыми он начал делиться по мере своего изучения газеты. Правда, как делиться? Само собой не так, как это делают ведущие теленовостей, кто профессионально подходит к освещению новостей. Где они всецело уважают своего слушателя, никогда не поворачиваясь к нему спиной, как это сейчас делает Валентин, очень внятно и с хорошей дикцией разжёвывают слушателю новости и не пытаются при этом комментируя их, высказывать свою точку зрения. И ладно бы просто вставить своё осуждающее или наоборот позитивное слово, но нет, Валентин от себя такое словосочетание добавит, что и забудешь о чём изначально шла речь.

– Хм. Интересно. – Конечно, очень интересно и по-своему интригующе, вот так начал Валентин доводить до Ромыча сведения о том, что там пишут в газете. Где Ромычу, остающемуся в стороне, остаётся только догадываться, что там так Валентину интересно. Но при этом Ромыч не выказывает себя любопытным лицом и он, хоть и со злым лицом, смиренно стоит за спиной Валентина и ждёт, когда тот соблаговолит объяснить ему, что ему так интересно там представилось. А Валентин больше пока ничего не говорит, как бы усиливая интригу в Ромыче. И надо отдать должное его знанию Ромыча, он сумел всего этого нетерпения добиться от Ромыча своим игнорированием его любопытства.