Побег из ада, или Исповедь паникера

В этой книге вы не найдете каких то волшебных рецептов или советов, которые в одночасье изменят вашу жизнь к лучшему, я все таки не врач и не волшебник.. Я просто учусь и такой же как вы. И поэтому могу поделиться с вами только своей жизнью. Это тоже самое что поделиться своей кровью с тем кому ее не хватает и за кого вы в ответе

Ведь мы с вами одной крови Вы и Я.

Если Вы прочитаете мою жизнь посвященную Вам и сделаете то, что смог я, значит моя кровь вам пригодилась и я пролил ее на этих страницах не напрасно.

Одна жизнь, одна любовь и одна книга…

Три загадки создателя всего сущего… для отдельно взятого человека. Хочется верить,. что я нашел на них правильные ответы. Чего и Вам желаю.

Часть 1. Второй

Одного неизвестного писателя спрашивают:

Вашу книгу прочитало только два человека, вас не расстраивает?

– Как здорово и кто же второй?

Павел долго колесил по вечернему городу, который был для него таким родным и одновременно чужим. Он очень его любил и уже долгое время ненавидел. Особенно днем. И в этом противоречии не было ничего удивительного. Его всегда было трудно понять и многим людям, которые его знали, часто казалось, что он одновременно живет на противоположных полюсах. А каково ему было понимать и принимать самого себя? Об этом никто не знал и уже никто не узнает.

Когда-то, очень давно, он сломал себе шею о философский закон единства и борьбы противоположностей и уже давно ходил по жизни с повернутой головой, как будто ее не замечая. А потом, как-то не заметно, надорвал себе еще и душу. Любой хирург-недоучка легко вам вырежет паховую грыжу, если вы пытались взвалить на себя непосильную ношу. Она видна, и диагноз легко поставить. А что делать с душой, которая выпирает из того места, о котором никто не знает, и ты тоже ничего о ней пока не знаешь. Но любое соприкосновение ее с внешним миром у тебя вызывает нестерпимую боль. А самое страшное наступает тогда, когда внешним миром для нее становишься ты сам. И куда бы ты ни спрятался, она везде с высоты своего бессмертия пугает смертью твое бренное тело, которое ничего не может понять. За что мне все это? И вот ты в муках бродишь по миру, неся свою душу на протянутых руках ,и пытаешься спрятаться, оберегая ее от болезненных прикосновений. Пока хватает воли к жизни, ты ищешь того волшебного доктора, который своими золотыми руками сможет вправить ее обратно, в то место где и положено ей находиться до поры до времени.

Сколько людей, религий, философий пытались ему помочь. Как он им верил и ждал от них чуда, что они окропят его святой водой или накормят чудодейственной таблеткой, и он наконец проснется от страшного сна. Но ничего не помогло. Под тяжким грузом у него стали опускаться руки. Видимо закончились силы или просто сели батарейки его жизни. Продолжительная депрессия, с каждым днем закутывали его в свою противную липкую паутину и не оставляла никакого шанса выбраться наружу.

Мысль о том, что пора с этим покончить пришла к нему не сразу. Пускай с обреченностью загнанного зверя, но он любил жизнь, и долгое время цеплялся за нее как мог. И она в знак благодарности платила ему той же монетой. Она подарила ему таких людей, которые были способны полюбить даже его тень. Благодаря им, и ради них он собственно говоря и жил или во всяком случае пытался жить. Что, значит жить для себя, он давно позабыл. Искренне радоваться, мечтать и смеяться он мог только после изрядной дозы алкоголя, который на время дарил ему мифическую свободу. А наутро тяжелое похмелье опять прятало его в тюрьму безысходности и отчаянья, из которой ему всегда приходилось выбираться на белый свет в муках ненависти к самому себе.

Как не странно, но свою внешнюю жизнь, он смог сделать вполне нормальной. Окружающий мир его любил и уважал. Он был в нем успешным и состоявшимся человеком. А вот внутренняя, не годилась ни к черту. Ее инструментом стала ненависть к себе и страх за самого себя. Вот такое противоречие. И при всех своих умных мозгах он так и не смог в нем разобраться. Хотя и очень старался. Может, эти самые мозги ему и мешали? Но этот вопрос сегодня казался ему не уместным. Он уже все для себя решил, и сегодня он поставит точку в последнем предложении своей жизни, которой он так и не смог воспользоваться по настоящему.

Он проиграл ее до последней копейки, до последней капли надежды на то, что он сможет ее изменить.

Какая злая рука написала сценарий этой трагикомедии? Это уже не важно. Сегодня ему нужно с достоинством сыграть в ней последний акт и уже без зрителей.

Он вышел из дома, оставив жене в письменном столе вместе с завещанием записку: «Прости! Я ухожу. Не торопись за мной, я умею ждать». От пафосной банальности написанного его чуть передернуло. Впервые эти слова он написал лет двадцать назад. Тогда в первый раз он отправил семью за границу. Он еле прожил эту неделю. А в последний день ему стало совсем плохо, он думал, что не дождется их и умрет и решился написать прощальное письмо. Так, несколько строк. Эта была одна из них. Когда он встретил своих родных, первым делом он уничтожил свидетельство своей слабости, в виде этой предсмертной записки.

Спускаясь по лестничным маршам , он сравнивал себя с раненым медведем, который уводил за собой злых охотников как можно дальше от своей берлоги. И в этом жертвоприношении спускаясь вниз, он поднимался на пик своего отчаянья. Потому что он уходил от того, что называл в этой жизни любовью. Она была последней линией обороны на его внутренней войне, войне человека с самим собой. Он не убегал, как трус, а уползал, как раненый боец, истекая кровью, но сдав позицию. И добить его некому, он сделает это сегодня сам.

Он знал, какую боль оставляет за собой. Но ради нее он и принял это решение. Он все ей отдал и у него больше ничего не осталось, кроме сжигающей его из нутри боли. Он постепенно превращался в лежащего на земле овоща, но даже из любящих рук он не готов был принять в таком состоянии, даже глоток воды, потому что был гордым. А гордые всегда объявляют приговор себе сами.

Его колодец высох до дна. В любимых глазах, как ему казалось, он все чаще видел жалость и разочарование.

А в себе не находил сил, чтобы оставаться живым. Поэтому он решил уйти. Нет не от нее. А к ней. Только в другое измерение. Поймет ли она . Конечно нет.

Жизнь не обязана понимать смерть.

ОН вышел из подъезда, подошел в своему белому Мерседесу и погладил его лобовое стекло, прощаясь с ним. Сколько раз ты был надежным моим укрытием.

Потом он сел в старую зеленую копейку, купленной накануне за 200 долларов в интернете и отправился в свой последний путь. Маршрут он не выбирал а ехал куда глаза глядят.

-Вы проехали на красный свет. Ваши права.– остановил его молодой гаишник. Павел посмотрел по сторонам, и понял что он уже на выезде из города.

– Пожалуйста, возьмите они вам пригодятся для отчетности, а мне они уже не нужны.

– А вы что собрались на тот свет?

– Вы очень прозорливы, быть вам генералом. А почему вы так решили?

– Да просто вид транспорта для этого подходящий и он вам как-то не к лицу. Возьмите ваши права и будьте осторожней, видимо у вас был сегодня не самый лучший день.

« Пора заканчивать эту езду, а то не хватало еще в аварию угодить в худший день из всех худших»,– думал он, посматривая по сторонам. Причинить кому-то боль никогда не входило в его жизненный сценарии, тем более сегодня.

«Вот это место мне подойдет», – он остановился около старой пятиэтажки, подготовленной к сносу и зашел в подъезд. Пустой дверной проем на втором этаже манил к себе умирающим светом. Переступив через порог, и сделав несколько шагов в чужое прошлое, он увидел в середине небольшой комнаты накрытый газетой ящик, на котором разместились бутылка водки и нехитрая закуска. Огонь свечи выдергивал из темноты лица человекоподобных существ неопределенного возраста и пола. Его неожиданное появление и скорее его облик начали рисовать гримасы ужаса на истерзанных пороками лицах. Судорога сжала горло одного из них и из него начала фонтанировать недопитая водка.

– Доктор Смерть! – прокричал бомж и с диким ревом бросился в окно.

За ним последовало и второе существо чем-то похожее на женщину.

« Как-то неудобно получилось. Испортил хозяевам романтический ужин. Чем я их так напугал? Да, нервишки у них ни к черту. Это ж надо так любить жизнь, что, даже находясь на ее дне, цепляться за нее из последних сил». Он выглянул в окно и искренне позавидовал этим людям, бесформенные тени которых, в свете фонарей метались по двору.

Они еще ценят и берегут, как могут свою жизнь, а он уже нет.

Если бы он посмотрел сейчас на себя со стороны, то увидел бы высокого худощавого мужчину в черном кожаном плаще и шляпе. На его бескровном лице каким-то нехорошим блеском сверкали большие зеленые глаза, спутники беды и печали. В правой руке он сжимал старый потертый саквояж, которым пользовались врачи еще в дореволюционную эпоху. С ним раньше он любил ходить в баню.

Он не знал, что не так давно местный участковый, пустил слух среди обитателей подвалов и чердаков своего района, пытаясь от них избавиться, будто по ночам какой-то врач-маньяк выходит на охоту и найдя уснувших бомжей делает им смертельную инъекцию. Постояльцы полуразрушенных хрущевок, сразу прозвали неизвестного убийцу « Доктор Смерть».

Если бы он об этом знал, то с пониманием отнесся к последствиям этой неожиданной встречи . Все-таки странно устроена эта жизнь, подумал он, если эти бомжи, в чьих жизнях отсутствовал всякий смысл останутся живы, а он, который каждую секунду своей жизни пытался сделать осмысленной сегодня решил себя убить.

Хотя здесь нет никакого вселенского парадокса. Даже если сравнить благоухающую кучу навоза с мыслью гения, то и другое имеют место быть. Восприятие разное, а суть одна, только разнесенная во времени. Все бренно в этом мире.

Никто не знает, что оставит после себя, и что встретит впереди за этой последней дверью. И никого не должно волновать, почему он захотел открыть ее раньше времени.

Он поднялся на пятый этаж

– Жизнь до последнего мгновения ставит тебя перед выбором,– с иронией подумал он, когда луч его фонаря пробегал по пустым дверным проемам квартир. Он шагнул туда куда был направлен свет его фонаря в данный момент.

Он зажег свечу и поставил ее на позаимствованный у соседей со второго этажа ящик и огляделся по сторонам.

Типичная двушка, которая в шестидесятых годах прошлого века осчастливила какую ту советскую семью.

Вот и отметки на дверном косяке, также и он когда-то в похожей квартире отмечал рост своих сыновей.

Память прошлого потянула его обратно. В тот мир, где он был любящим мужем, заботливым отцом и преданным другом. Ноги пытались убежать обратно вниз, чтобы освежить больную голову морозным воздухом, но она не сдавалась, удерживая их на месте, и пыталась оправдаться:

– Ну убежишь ты сегодня, завтра вернешься , чтобы опять топтаться здесь, оставляя следы, на позабытой всеми пыли. Твоя трусость уже доросла до героизма. Ты не сумел распорядиться своей жизнью, так распорядись же хотя бы своей смертью. Разве не для этого ты сюда пришел? Так не тормози, а повиси. Видишь и крюк для этого подходящий.

Прислушиваясь к остаткам своего рассудка, он посмотрел на потолок.

И в самом деле, вполне приличный крюк. Раньше на нем висела хрустальная люстра и освещала чью-то жизнь. А сегодня на нем он погасит свою. Чем не финал для трагической истории.

Это был один из вариантов конца, который он для себя придумал.