Гюлечка расплылась в улыбке.
– А деньги куда дели, братан, – вдруг оживился Бакинец. – Подумай только, столько бабла! Только не говори, что оформили на Контору. Потому что, если ты это скажешь, я открою окно и как Маугли буду выть с третьего этажа на луну.
– Луна еще… вообще-то, не взошла… – смущенно откашлявшись, ответил Длинный. – Ты меня вечно перебиваешь…
– Не оформил! – Бакинец довольно ухмыльнулся Ветерану в тельняшке. – Наш человек.
– Кстати, так было бы порядочно, – съязвил Прилизанный.
– Вы считаете меня непорядочным? – спокойно спросил Длинный.
– Возможно, я не так выразился… – покраснел оппонент.
– Все нормально. Дело в том, что порядочность, как и другие определения, типа совесть, честь и т.д. – понятие относительное. Тут нет правил, у каждого свой обзор. Ведь и я, не в обиду, вас недостаточно порядочным считаю из-за того, что вы служите власти в обмен на разные бонусы, тогда как большинство простых граждан их не имеют. И дело вовсе не в том, что у нас хорошая или плохая власть, а в том, что любая власть – инструмент для порабощения трудящихся…
– Ваши анархистские мысли, которыми вы и ранее бредили, мне абсолютно неинтересны, – с показным равнодушием перебил Прилизанный, притворно зевая. – Они беспочвенны, вредны для простого обывателя, поскольку затуманивают его сознание нереальными грезами и опасны для любого общества. У вас нет даже альтернативной программы против института власти, который плохо-хорошо регулирует человечество. Может, есть? – с сарказмом спросил он.
– К сожалению, нет, – вздохнул Длинный. – Единственное, что я могу предложить, надо построить храм справедливости в своей душе, пусть даже исходя из этих относительных определений.
– Братан, плевать хотели люди на твои определения, – хмыкнул Бакинец, – как и плевали они на других созревших для справедливости умников. Ты лучше не дави на психику и сообщи, куда дел бабло?
– Точно. Хватит мозги пудрить! Скажи, куда заначку стырил? – совершенно отрезвел от алчности
Ветеран в тельняшке.
Длинный осудительно покачал головой:
– Нетерпение, как порок, присуще более женщинам…
Да, чуть не забыл… Перед уходом я попросил братьев слегка разукрасить физиономии наших клиентов, особенно Ашота, чего они незамедлительно сделали, даже не вникая в суть. В процессе экзекуции пленные, видимо, в полуотключке мычали под закутавшими их лица покрывалами, так как в рот им всунули кляпы. Все было выполнено согласно договору с Арамом, который хотел отбить им охоту ко всякой деятельности в Москве, что и нас устраивало…
Через три дня после описанных событий мы встретились с Арамом, как и условились, в пивнушке, где он все последующие вечера меня ждал. Мы сдержанно поздоровались и заказали пиво с креветками. Лишь убедившись, что мы не в досягаемости чужого слуха, Арам тихо сообщил:
– Их разместили в больницу. Ведется следствие. Мы с Учителем позаботились, чтобы все наши узнали. Не думаю, что после такой лажи вояки вновь появятся.
– Может появятся другие, – я улыбнулся, – но у вас будет повод послать их куда подальше.
– Это верно, – улыбнулся и Арам. – Но надо было убить хотя бы Ашота. Он оскорбил Учителя.
– Это усложнило бы дело, эти люди непростые, сам знаешь… А Ашот и так убитый. Ведь он представлял себя крутым парнем, а подставился как обычный лох.
– И это верно… – еще больше просиял Арам. – Крутой орешек изнутри оказался гнилым… А где деньги?
– Не знаю. В квартире их не было… – я притворно зевнул. – Может и были, но мы торопились… А что, они реально пропали?
– Говорят, да… – Арам пристально посмотрел. Улыбка растаяла.
– Так это к лучшему. Теперь с Ашота будет спрос за профуканное народное бабло.
– Наверно… – Арам немного промолчал, потупив взгляд, после добавил:
– Надо развить эту мысль…
Я не ответил. Пиво было холодное и приятное на вкус. Допивая, я подумал, неплохо бы повторить заказ.
– Ты больше ничего не хочешь сказать? – Арам прикурил сигарету и затянулся.
– А что? Дело сделано. Претензии есть?
– Претензий нет… – я заметил знакомый блеск в его глазах, который он, кажется, постарался погасить. – Вот… – он вытащил из внутреннего кармана упитанный пакет и швырнул в мою сторону. – Как договорились. Можешь не считать…
Я улыбнулся. Арам не способен был скрывать чувства. Он посчитал меня хапугой, как тот парень, который его ограбил. Но я действовал по понятиям. Трофейный дележ между нами не был обговорен. А задачу я выполнил.
Я слегка отодвинул пакет обратно.
– Думаю, в этом нет необходимости. Считай, я тебе оказал услугу. Дружескую услугу… Ведь друзья должны помогать? Сегодня я тебе, завтра ты…
– И это верно… – Арам на глазах просветлел. Но, думаю, деньги были ни при чем. Пакет он небрежно всунул обратно. – Повторим? – он указал на пустые бокалы.
Я кивнул…
– А зачем вы прямым текстом не признались, что деньги взяли? – спросила Аталай. – Зачем усложнять?
– А зачем лишняя болтуха, милая моя, – Длинный после паузы ответил. – Кто знает, какой оборот это дело приняло бы. А так, был такой итальянский фильм под очень актуальным названием: “Я знаю, что ты знаешь, что я знаю”. Мы друг друга поняли.
– Что было дальше? – Прилизанный. – Наверное, было продолжение этой истории?
– Вы правы… – вздохнул Длинный. – И, к сожалению, оно развилось не в лучшую сторону. Мы не рассчитывали на такой сюжет. Ведь все ходы противника невозможно рассчитать даже на шахматной доске, а это жизнь.
Через неделю расстреляли Артура…
– Вай, что вы говорите, – ахнула Аталай. – А его зачем? Такой хороший армянин был. Не хотел войны…
– Хороших армян не бывает! – зло рявкнул Ветеран в тельняшке. – Бывают относительно хорошие армяне.
– Ты смотри, протрезвел! – с сожалением констатировала Гюлечка.
– Так налейте… – предложил Бакинец. Все одобрительно закивали.
– Не понял!.. – разозлился вдруг Тельняшка. – Вы что, спаиваете меня? Не буду! – он решительно отодвинул бокал, который наполнил ему водкой Арзуман.
– Тогда молчи и не воняй, – огрызнулся Бакинец. – Без тебя тошно…
Прилизанный привычно застучал по столу…
Глава XXVI
Как-то утром я проснулся от пронзительного крика Джулии, которая, бросив телефонную трубку, стала горько и безутешно рыдать, – продолжил Длинный. – Я мигом соскочил с кровати и оказался рядом, заключив ее в объятия.