– А ты? – спросил он, дохнув на Патрика густым смрадом спиртного. Рейнское, кларет, виски, определил граф, едва уловимо поморщившись, без него тут погуляли на славу. – А ты сколько дашь?
– Тяни! – Джордж протянул колоду. – Хм… ну да. Королева сердец. Сколько даешь?
– Четыре, – не меняясь в лице, отвечал Босуэлл. Аргайл хмыкнул с уважением, а Белокурый продолжил. – Значит, вот как собирают войска благородные лорды королевы?
– Хо! – молвил Джорджи. – Не будь я в такой степени рыцарем французской вдовы, сказал бы я…
– Что пусть будет благодарна, коли собирают и так! – отрезал Рой Кемпбелл с мимолетной усмешкой. – А что тебе не по нраву-то, Босуэлл? Ну, кроме того, что мы порядком подчистили твой кларет, но это уж мелочность, право слово…
– Да! Что вас, собственно, не устраивает? – внезапно и горячо поддержал Аргайла Джон Гордон Сазерленд.
При этих словах стало ясно, что Сазерленд находится в предельной стадии опьянения, еще позволяющей ему удерживать себя в вертикальном положении, но препятствующей здраво оценивать происходящее вокруг. Босуэлл широко улыбнулся юноше. И веско произнес:
– Меня не устраивает, Джон, что вы ведете крайне распутный образ жизни, а ваши старшие кузены – вот эти двое, да – мало того, что не наставляют вас на путь добродетели, но и сами не являются оной достойным примером. Юношество, Джон, должно блюсти себя чище и строже нас, закоренелых грешников, хотя бы затем, чтоб иметь возможность впоследствии испробовать все уже известные нам пороки…
– Похоже, я где-то уже слышал эти слова, – пробормотал Хантли. – И почти тот же голос. Лет двадцать тому назад, в Сент-Эндрюсе…
– Босуэлл и проповедь о добродетели! – ощерился в ухмылке Аргайл. – Сочетание, глубоко соблазнительное для баб, надо полагать.
– Толковать женщинам о добродетели, – отвечал Патрик, – занятие совершенно бессмысленное. Об этом и в Библии, Рой, на первых страницах есть.
– Я не читал ее, признаться, – отмахнулся тот. – Кроме Pater Nostrum и Credo что еще нужно доброму католику в час нужды?
– А вот спросим сейчас у Сазерленда, ибо он в нужде величайшей, духовной. Я читаю это по глазам, они мутны и не видят горнего света… чего вам сейчас не хватает для счастья, Сазерленд?
– Девок! – чистосердечно признался тот.
Лорды дружно заржали. Босуэлл пожал плечами:
– Так спуститесь до ветра, может, какая-нибудь дурочка попадется на победный вид торчащего гульфика. Не нарвитесь только на шлюху, если хотите жить долго и счастливо.
Хантли воздел указательный палец:
– А вот сейчас ты говоришь в точности, как твой дядя!
– Здоровье железного Джона! – Патрик с ухмылкой приподнял бокал, так вовремя вложенный в руку графа Хэмишем МакГилланом.
– За его здоровье! – кивнул Хантли. – Как он поживает?
– Неплохо, насколько мне известно. Ты мог видеть его семнадцатого числа, на отмененном Арраном «Парламенте вооруженных священников».
– И видел, да не случилось поговорить. Епископ был так зол, что вокруг него вымораживало все живое на пять миль вокруг… Ступай, Джон, – велел Хантли кузену, – что стоишь, как телок, потерявший матку? Иди охоться, но помни завет знатока!
Сазерленд поднялся и, чуть покачиваясь, прислонился в дверной притолоке, Патрик с наслаждением занял его место в кресле возле огня. Мутноватые серые глаза сейчас и впрямь сообщали лицу Сазерленда что-то телячье. Забавное у него родство, подумалось Босуэллу, ведь этот волк Аргайл сожрет парня в один миг, если потребуется корм, да и добросердечный кузен Хантли не станет вмешиваться.
– Но неужели вы, Босуэлл, никогда не искали удовольствий Венеры продажной? – спросил его юноша.
Босуэлл и Хантли переглянулись.
– Только при мне не лгите мальцу, добродетельные лорды, – предостерег Аргайл, смачно сплевывая в пустой кубок косточку от сушеной вишни. – Я-то помню, как было дело.
– Ни одной живой душе! – поклялся Джордж Гордон, глядя на Белокурого.
– Не представляю, как он узнал, но узнал! – Патрик покачал головой, а после от хохота горцев и рейдера задрожал потолок покоев.
Сазерленд, не поняв, о чем речь, в раздражении взмахнул на них руками и уверенно вышел. В приоткрывшуюся дверь пахнуло ночной сыростью.
– Ты говоришь, Арран струсил? – переспросил кузена Джордж, едва лишь Сазерленд шагнул с лестницы в ночь и пропал из виду.
– Да… судя по выражению его укусно-кислой рожи, Долины мне от регента не дождаться. Ну, или он просто тянет время, но мне-то разницы нет.
– Слишком большой кусок, – как бы невзначай, очень отчетливым голосом произнес Кемпбелл, – да еще так не вовремя…
Присмотревшись к горцу, Патрик обменялся взглядом с Хантли – можно было делать ставки на то, сколько в их компании продержится Бурый волк. Пьяным Рой почти всегда держал себя, как трезвый, однако могли сыграть и иные причуды хмеля в крови. И верно, Аргайл, не договорив фразы, упал лицом в стол и уснул – беззвучно, только его и видели. Эту его привычку – засыпать где придется – особенно любил покойный король. Босуэлл помолчал несколько мгновений – ровно столько, чтобы в комнате стало слышно только ровное, мерное дыхание Роя и потрескивание поленьев в очаге, когда кусок дерева распадался на частицы огня. И только затем спросил:
– Джорджи, а ты-то достаточно пьян, чтобы говорить искренно?
– С тобой, ты же знаешь, я искренен всегда.
– Тогда выпей еще, – Патрик сделал знак Хэмишу МакГиллану, – и скажи, что можешь сказать, про Аррана.
Хантли поразмыслил.
– Он хочет нравиться всем – вот что самое скверное. В мужчине, который желает нравиться всем, есть что-то от женщины, с ним невозможно вести дело.
– На чем его можно зацепить, Джорджи? Что он любит? Я не могу ждать долго, мне нужен верный крючок…
– Это ты у меня спрашиваешь? – возмутился Хантли.
– А кого мне об этом спрашивать? Себя? Меня мутило от одних только тиков на его нервной физиономии – во времена при Джеймсе. Мне не с руки было приглядываться, тем более, водить дружбу с ним.
Джордж поразмыслил:
– Он любит деньги. Но не то, что у тебя – даже у меня нет такой суммы, которая его бы соблазнила теперь, когда он стал регентом. И он боится эти деньги утратить. Деньги и возвышение Гамильтонов – вот все, что его интересует.
– То есть, трон. Я тебя понял. Задача не из простых.
– На простую задачу, – сказал Джордж с обидой, – мы бы тебя и не привлекли.
В молчании Босуэлл пропустил одну чарку, затем другую, затем знаком велел МакГиллану подбросить в камин пригоршню сухих иголок розмарина – запах свинарника, устроенного благородными лордами, головы ему никак ее прояснял.
Потом сказал:
– Положим, некоторая идея есть… однако ее следует хорошо обдумать. С Ангусом… на чем они сговорились, Джордж?
– Доходы аббатства Мелроуз, кроме всего-то прежнего. Если помнишь, это фамильная усыпальница Дугласов.
– Помню. Арран раздевается до исподнего, возвращая прежним изгнанникам их вотчины, да еще и приплачивает, чтоб не сердились. Немудрено, что он был так счастлив видеть меня.