По ту сторону листа

– Ха-ха, – диким смехом рассмеялся Корнелиус, осматривая всех присутствующих.

Через несколько секунд засмеялась и остальная часть зала, дабы не отделяться от босса.

– А вы мне определенно нравитесь, вы такой, каким вас и представили: прямой, несдержанный засранец с синдромом Бога, – сказал Корнелиус, продолжая смеяться.

Том продолжал отстраненно наблюдать за всем происходившим, а Майк не нашел ничего лучшего, как начать истерически смеяться вместе с Корнелиусом.

– Сначала я сомневался, стоит ли иметь с вами дело, думал, что ваша мрачность – это всего лишь образ для большего пиара. Теперь я точно хочу, чтобы вы участвовали. Ха, перестаньте на меня так смотреть, а то во мне дырка появится, – продолжал Корнелиус.

– Ну, тогда давайте сюда этот кусок бумаги, я поставлю крестик и свалю из этого кошмара, – сказал Том, протягивая руку за контрактом.

Быстро поставив подпись, не сказав ничего, он просто встал и направился к выходу. Майк, который так до сих пор и не мог прийти в себя, схватил свой кейс и тоже спешно направился к выходу. Выйдя из зала, он догнал Тома, который был уже одной ногой в лифте.

– Что это сейчас было? Ты собрался меня прикончить? Я и так волновался, а после твоей реплики чуть с инфарктом не упал. Я понимаю, что проще научить обезьяну курить, чем тебя поменять твой характер, но все же, – продолжал Майк.

– По-моему, им понравилось, я всегда буду говорить то, что думаю. Я не собираюсь подстраиваться под этого ублюдка. Он бы свою душу продал за многомилионный контракт. Да и вообще, какая разница? Думаешь, из-за этой реплики он бы упустил возможность по дешёвке снять рекламу, которая потом окупится вдвойне? Не смеши. Даже если бы я плюнул ему в лицо, он бы так же посмеялся и сказал, какой я классный. Да он родную мать продаст по выгодному предложению, – говорил Том, выходя из лифта.

– Я все понимаю, ты такие места не любишь, но в следующий раз лучше просто молчи. Я все быстро сделаю, и мы спокойно уйдем, – ответил Майк, продолжая догонять Тома, который, как танк, шел вон из здания.

– Бла-бла, как будто я когда-нибудь слушаю твои советы. Лучше отвези меня домой, чтобы я мог довыспаться, а вечером я приду на ужин, – сказал Том, садясь в машину.

Приехав домой, Том не стал спать. Он сел за свою любимую печатную машинку в попытке написать хотя бы строчку. Он сидел час, второй. Вокруг него постепенно образовывалась огромная куча скомканной бумаги. Он не мог написать и строчки, как будто вовсе никогда ничего и не писал, будто его талант просто канул в воду. С красными глазами и поникшим лицом он сидел и смотрел на пустой лист бумаги. Том не мог понять, что мешало ему писать. В начале своей писательской карьеры он без труда мог написать все, что угодно. В то время вдохновение словно держало его за руку и не отпускало. И казалось, так будет всегда. Он с ужасом смотрел на лист, который был так же пуст, как и его душа. Том был опустошен, раньше он чувствовал все, что писал. Он писал, не задумываясь о том, что пишет, он просто писал. Он проклинал Бога за то, что забрал его талант, писательский талант был для него всем. Его ужасала мысль о том, что он больше никогда не напишет ни строчки.

Просидев так еще некоторое время, он с криком схватил печатную машинку и швырнул ее в свой мини-бар. Разбитые стеклянные дверцы разбросали свои осколки по всему полу. Словно молодая особа разбила сердце молодого парня, который страстно ее любил. Пройдясь по осколкам

к мини-бару, он схватил бутылку Jack Daniels и, словно безумец, словно алкоголик, которого мучала ломка, начал быстро выхлебывать до дна уже начатую бутылку. Он не мог остановиться, он словно хотел забыть все это как страшный сон. Но не боязнь остаться без денег так угнетала Тома. Для него главным был его талант. Он был художником, чьей кистью были кнопки старинной пишущей машинки, после нажатия которых черные чернила превращали слова в живописную картину. Он был художником, потерявшим свои краски, ребенком, потерявшим свою главную игрушку. Он не тонул, но и достать его не мог. В диком порыве паники он искал выход в сексе без обязательств, в дорогой выпивке. Он пытался собраться с мыслями, но попытки были тщетны.

Наконец успокоившись, он сел на диван с почти пустой бутылкой Jack Daniels в одной руке и сигаретой в другой. Взглянув на часы, он понял, что до ужина в гостях у Майка еще полно времени. Чтобы не сидеть в квартире и не дожидаться вечера в атмосфере безысходности, Том решил развеяться, подышать выхлопами машин, которые стали для него заменой свежего воздуха. Он, поднимая себя с дивана, накинул пиджак, который уже отдавал недельным запахом выпивки и сигарет.

Выйдя на улицу, Том медленным шагом пошел вперед. Измученным взглядом он вглядывался в каждого прохожего, в каждую витрину магазина в надежде найти хоть отголосок вдохновения. Погуляв около часа, Том вернулся в квартиру, решив, что прежде, чем идти на ужин, нужно привести себя в порядок, хотя бы немного, подобрать чистую одежду и побрить недельную щетину. Поднявшись в квартиру, Том порылся в гардеробе и нашел более-менее чистую рубашку. Вообще его гардероб был не особо богат цветами. Черные и белые цвета были, пожалуй, единственными, не раздражавшими его. Сбрить щетину Том так и не соизволил, слишком уж она ему нравилась, придавала мужественности. Оглядев квартиру перед выходом и увидев на полу неубранные осколки стеклянной дверцы, Том поискал взглядом, чем можно было бы подмести осколки. Ничего под рукой не оказалось. Не видя другого выхода, Том аккуратными движениями загнал осколки под диван.

Том вышел на улицу и начал ловить такси. В душе у него были смешанные чувства. Чувство одиночества и потерянности не покидало его. Он так и не мог понять, хочет ли он вообще идти на ужин или разумнее было бы остаться дома и лечь спать, в надежде на то, что завтра все будет по– другому.

Желающих подвезти Тома оказалось не так много. Спустя несколько минут Тому удалось поймать такси, это был новенький Fоrd. Таксист сразу дал понять, что день у него явно не задался и поболтать о жизни (как это обычно любят делать таксисты) он явно не хотел. Это устраивало Тома,

учитывая, что он сам был не любитель поговорить. Сев на заднее сиденье, Том назвал адрес и облокотившись на спинку, стал наблюдать за быстро пролетающими улицами Нью-Йорка.

Казалось, будто все было против него. Гениальный писатель, чей талант был виден даже слепому, теперь не мог написать и строчки. Он продолжал думать, что же стало камнем преткновения, может город так поменял его? Что? Он продолжал задаваться вопросом, почему и за что небеса послали на него такое наказание. Такси плавно подъехало к дому Майка. Посмотрев на счетчик, Том, порыскав в карманах, достал несколько помятых долларов

– главное достояние Америки и ее главная беда. Отдав деньги водителю, Том спешно вышел из такси.

Беглым взглядом он осмотрел дом, по внешнему виду было сложно представить, что тут живет агент одного из самых успешных писателей современности.

Дом ничем не выделялся, ни архитектурой, ни размером, абсолютно ничем. Незнающий человек совершенно уверенно сказал бы, что тут живет среднестатистический американец. Единственное, что отличало его от других домов – это машина. Porsche 911 явно выделялся от других припаркованных здесь машин. Оглядевшись еще раз, Том постучался в дверь, через которую был слышен смех дочери Майка. Дверь открыл сам Майк.

– Я уже думал ты не придешь, собирался тебе звонить, – сказал Майк, всей своей улыбкой говоря – добро пожаловать.

– Видишь, как я легко разрушил твои надежды на тихий вечер с семьей. Я решил, что должен увидеть женщину, которую ты обрек на вечные муки, она от тебя еще не устала? Я тебя вижу несколько часов в день, и то ты выносишь мне мозги так, что хочется оглохнуть навсегда, чтобы не слушать твое нытье, – с ухмылкой проговорил Том, заходя в дом.

– Ты единственный, кто считает мои советы нытьем, я стараюсь посоветовать, как сделать что-то…

– О, Иисус, я только вошел, а ты уже начал свою лекцию. Как она с тобой живет? Да, и может, познакомишь меня с ней? – говорил Том, осматривая дом.

– Короче, иди, садись за стол и не ерничай.

– Хорошо, мамуля, только не ругайся, – сказал Том, направляясь за стол, игнорируя просьбу Майка помыть руки. Том сел на первое же место, которое приглянулось ему.

– О Томи, давно ты у нас не был. Стол еще не совсем готов, мы сейчас все быстро организуем, – это была Люси.

Верная супруга Майка, она буквально сияла от счастья. Она была рада находиться в обществе мужа, воспитывать дочку и, казалось, никакие трудности не могут заставить ее грустить. И Майк был счастлив рядом с ней,

Том видел Майка другим, не таким, каким он был вне дома. В нем не было той серьезности, которая присутствовала на всех деловых встречах. Этот дом и эти стены делали его другим человеком, семьянином, который был готов пойти на любые жертвы ради своих близких. Именно здесь Том видел искренность чувств: настоящие улыбки, настоящий смех. Любовь буквально наполняла этот дом, смотря на Майка и на Люси, можно было сказать, что они дополняли друг друга. Их глаза сияли, это была не страсть, о нет. Это была любовь в ее истинном виде, чистая и неподдельная. Любовь, которую Том уже давно не видел.

Том невольно проникся этой атмосферой и даже на его хмуром лице самопроизвольно появлялась улыбка. То, что он видел, не вписывалось в ту картину мира, которую он видел каждый день. В нем вновь появилась надежда на то, что этот мир не так прогнил, как ему казалось. Именно теперь Том понял, почему Майк всегда так стремился поскорее попасть домой. Здесь он был по-настоящему счастлив, он точно знал, что именно здесь его ждут два человечка, в которых он мог быть уверен на все сто процентов. Он знал, что его ждет жена, которая всегда готова выслушать его, готова поддержать и посоветовать, когда это нужно. Маленькая дочка, чьи глаза, словно бусинки, сияли, и чья улыбка была ярче солнца. Любовь, которая окружала Майка, давала ему стимул жить дальше, давала ему повод жить дальше. Майк не видел всей серости остального мира, всей жестокости, а если и видел, то не так ярко. Причиной тому были жена и дочь. Они были главным подарком для него в этой жизни, были для него оберегом. И, наверное, выражение: ”Мой дом – моя крепость” очень хорошо бы подошло сюда. Именно тут он получал заряд энергии на весь день и желание вернуться обратно.

Всё это выглядело словно картинка с открытки, и Том понимал, что именно этого ему не хватает в жизни, чтобы быть счастливым, что все те деньги, которые у него были, являлись, по сути, простыми бумажками, бумажками, которые могли купить все, кроме истинного счастья. Он еще больше осознавал, насколько его жизнь пуста. Он жил своей книгой, своими героями, а теперь, когда этого нет, он понял всю никчемность своей жизни, всю пустоту и отсутствие смысла в своем существовании. Его переполняло смешанное чувство, чувство гордости и радости за Майка, но его тут же перебивал страх, что он навсегда так и останется одиноким.

– Том? Ты с нами? – озадаченно спросил Майк.

– Да…Просто залюбовался вами, вы так…хорошо смотритесь, – неуверенно сказал Том, потрясённый семейной идиллией.

– Хех, спасибо. Я думал, ты опять скажешь, что-нибудь в своем стиле. Не часто от тебя услышишь комплимент, – сказал Майк. Через несколько минут стол был уже готов. Когда все сели за стол, Том почувствовал себя

немного неловко в этом доме. Он продолжал наблюдать за тем, как Люси и Майк опекали свою маленькую дочурку. Он не мог оторвать от этого глаз, он будто был сторонним наблюдателем, падшим ангелом, который падая вниз, отчаянно пытался зацепиться за облака.

– Как проходят съемки фильма? Майк говорил, ты следишь за всем на съемочной площадке, редактируешь сценарий, присматриваешь, чтобы актеры играли правильно, – спросила Люси у Тома, невинным взглядом смотря на него.

– Мягко говоря, не очень. От моего сценария там остались крохи. Его изменили, как им было удобно. Поэтому у меня нет особого желания участвовать в этом параде бездарностей, – сказал Том.

– Слушай, ты так и собираешься каждому, кто спросит про твой фильм, говорить, что твой сценарий изуродовали? Признайся, что тебе просто лень ехать туда и что-либо делать. Я читал сценарий, и надо заметить, он очень неплох, – осуждающим тоном сказал Майк.

– Да ну? Ты читал мою книгу? Моя книга и убожество, которое ты называешь “неплохим” сценарием, абсолютно разные. Моя книга была идеальна. Сценарий, который я написал для них, тянул на «Оскар». Эти идиоты решили, что они умней меня и изменили его до неузнаваемости, – продолжил Том, полностью уверенный в своей правоте.

– Майк, я уверена, что Том лучше знает. Все-таки он написал книгу и ему лучше знать, что лучше, – вмешалась Люси, пытаясь защитить Тома.

– Вот, видишь. Ты один, кто постоянно со мной спорит. Так что сиди уж молча и не спорь со мной, – говорил Том, радуясь своей победе.

– Том, я читала твою книгу и надо сказать – это шедевр. Когда ты планируешь написать что-то еще? – спросила Люси, отводя тему от спора Майка и Тома.

– Я бы с удовольствием начал писать ее хоть сейчас, но, к большому сожалению, желание и возможность это разные понятия, – печально, опуская свой взгляд в тарелку, промолвил Том.

– Не знаешь о чем писать? – переспросила Люси.

– Чтобы что-то написать, нужно, чтобы тебя посетило вдохновение, которое не спешит ко мне. Каждый день я сажусь за пустой лист бумаги и пытаюсь написать хоть строчку, но все тщетно. Но думаю, уже совсем скоро, что-нибудь я точно выдам, – улыбаясь, говорил Том, делая вид, что он совсем не беспокоится по этому поводу.

– Ты, главное, не расстраивайся, я уверена, что это просто временное затишье, – говорила Люси продолжая сиять позитивом.

Казалось, будто ее улыбка вечна. Ее доброжелательность и искренность невольно переходили к окружающим, может, поэтому Майк был так счастлив. Ее позитива хватило бы, чтобы внушить умирающему, что все