2028

Вася ушёл, а я всё стоял спиной к ней. Услышала ли она? Обратила внимание на нас? Я всё никак не мог решиться подойти, а ведь она там стоит сейчас одна, и это отличный повод, чтобы начать разговор.

Я вдохнул полной грудью, наконец точно решив. Потом развернулся и увидел, что кто-то к ней уже подошёл. Какой-то парень, высокий, уверенно облокотившись локтем о стойку, о чём-то с ней разговаривает. Он заказал тоже бутылку, и вот они стоят вместе, как мне показалось, слишком близко друг к другу. Увидел, как Саша посмеялась над какой-то его шуткой, а потом хлопнула его по плечу, даже как-то по-мужски, что ли. И я почувствовал укол ревности. Я смотрел на них и представлял, как тычу этого хмыря носом в кафель.

Потом помотал головой и быстро пошёл отсюда прочь. Настроение снова испортилось, и как назло чувство усталости не подступало. Я миновал коридор с жёлтыми стенами, вышел на лестничную площадку, спустился на второй этаж и оказался в продольном жилом коридоре. Идя мимо полуоткрытых аудиторий, корил себя за трусость и неуверенность. Наконец, дошёл до нужной белой двустворчатой двери. Она находилась напротив расступившегося пространства с большими заделанными окнами. Раньше здесь была кафедра политологии. Сейчас же эту комнату мы делим с Виталиком.

Я открыл дверь и вошёл внутрь. Комната пустовала. Возле запечатанного с противоположной от входа стороны окна по обеим сторонам располагались матрасы: слева – мой, справа – Виталика. У стены справа стоял старый шкафчик, в котором мы хранили свои вещи, а напротив располагалась маленькая деревянная тумбочка, почти пустая за исключением пары фонарей, двух книжек и стопки ненужной бумаги. Рядом со входом была ещё одна дверь, ведущая во второй кабинет, но сейчас там было что-то типа склада неработающей техники.

Закрыв дверь, я медленно прошёл по комнате и остановился у окна. Было сумрачно, свет дня неохотно протискивался сквозь узкие щели между прибитыми досками. После звона голосов в коворкинге мои уши ещё привыкали к тишине, что витала в этой комнате. Она ощущалась плотно, отдавая слабым, еле заметным звоном. Я молча смотрел в бреши между заколоченными досками. Сквозь узкие щели прорисовывалось ничего: серая плотная мгла закрыла собой всё.

Простояв так некоторое время, я развернулся к лежанке справа, посмотрел на неё. Застеленная, пустующая. Перед своим выходом на первую вылазку Виталик тщательно заправил её, хотя раньше такого за ним я не замечал.

Я присел на свою лежанку, на неубранную и чуть смятую постель, прислонился спиной к стене и положил на неё затылок. Прикрыл глаза, вслушиваясь в тишину, ловя эфемерную пустоту, что сейчас царила в комнате. Ощущая одиночество. Снова посмотрел на лежанку напротив. Так я сидел до тех пор, пока усталость снова не подступила ко мне. Сняв ботинки и не раздевшись, я завалился набок, укутался одеялом, и через минуту уже забылся во сне.

Глава 3. Вопросы, требующие ответов.

Когда я проснулся, комната была погружена в кромешную тьму. Я понял – уже поздний вечер. Сколько я проспал – не знал. За время подобной жизни, когда весь организм перестроился на непрерывную частоту повышенного внимания, я приспособился просыпаться без будильника. Да и таких вещей сейчас у нас уже не было. Но само по себе время оставалось; механические часы, висевшие на стене в коворкинге и напротив аудитории, ведущей на балкон, отсчитывали стрелками секунды, и мы точно знали, какой нынче час.

Спать мне удавалось по семь часов, ни больше, ни меньше. Выработал мой организм такой режим сна. Но сейчас было очень темно, и мне казалось, что я проспал довольно долго.

Я приподнялся на локтях, поморгал глазами, зевнул и осмотрелся. Потом, когда чуть отошёл от спросонья, сел на матрас и слегка потянулся. Глаза мои машинально устремились вперёд, где по другую сторону находился ещё один матрас. Пустующий.

Веки всё ещё не хотели разлипаться полностью, но я смог заметить, что матрас оставался заправленным так же, как и при моём приходе. За четыре года жизни в вечном мраке глаза наши приспособились ко тьме, и хоть моё зрение было неидеальным, я точно подметил для себя, что за всё время, что я спал, матрас напротив не трогали. А это значит только одно…

Сколько же я проспал?

Комнатную тишину, текучую и плотную, резко прервал размеренный скрёб по входной двери, будто кто-то ножом или когтем водил по древесной поверхности с той стороны. Я обернулся на выход, чуть затаил дыхание, прислушался. Скрёб протяжный, но настойчивый, будто бы снаружи кто-то усердно хотел попасть внутрь.

Стараясь лишний раз не шуметь, я поднялся с матраса и побрёл к двери, не надевая ботинок. Приближаясь к ней, я услышал с той стороны ещё один странный звук: чьё-то протяжное, заунывное завывание. Подойдя вплотную, я прислонился к холодной жёсткой поверхности одним ухом, напряжённо вслушиваясь. Скрежет царапающего когтя был отчётливым. Вой был тихим и мрачным. Но потом оттуда раздалось ещё и приглушённое рычание.

Там кто-то был. По ту сторону двери.

Сердце усиленно забарабанило в груди, перебивая преломлённые, неприятные, вызывающие дрожь звучания извне. Что-то с той стороны неистово стремилось поспасть сюда, но будто делало это на последнем издыхании.

А потом всё стихло. Пропали разом все звуки, даже удаляющихся шагов не послышалось. Я простоял у двери некоторое время, всё ещё боясь издать лишний звук, а снаружи утвердилась гробовая тишина. Сердце не успокаивалось, и звуки его ударов, как мне показалось, наполняли сейчас комнату. Сглотнув, кажется, ещё громче, ком в горле, я приложил ладонь на рукоять двери. Поскрипывая своими старыми петлями также предательски громко и неприятно, она отворилась внутрь.

Я осторожно выглянул наружу. Светящиеся керосиновые лампы куда-то пропали, и непроглядный мрак заполонил собой длинный коридор. Я сделал неуверенный шаг вперёд и вышел из аудитории. Почему так темно и так тихо? И ещё в нос ударил резкий, неприятный запах…

Ничего не видя в этой густой темноте, я вернулся в аудиторию, подошёл к тумбочке и достал один из ручных фонариков. Держась за тоненькую железную рукоять, я покрутил выключатель, и лампа озарила стены комнаты холодным светом. Взглянув на чернеющий зев выхода, я выставил руку вперёд, как бы отсюда, изнутри стараясь рассеять мрак впереди. Но он висел плотно, лампа выхватывала блеклые стены в трёх шагах от меня. Пришлось всё же идти.

Выйдя, осмотрелся снова. В свете лампы выплыл из тьмы угол стены справа, от которого, поблёскивая, тянулись размазанные полосы чего-то алого. Я шагнул ближе, всмотрелся. Кровь. Свежая. И всё ещё ароматизирующая железом.

Горло вновь перекрыл подступивший ком. Поводив фонарём по сторонам, я обнаружил чуть дальше зияющие пулевые отверстия. Отпрянул назад, повернулся влево, светя в густую тьму. Холодный свет выхватил ещё стены и пол на расстоянии двух метров от меня. Туда же, по полу, уходил ещё один длинный багряный след. И больше ничего. Ни тел, ничего…

Меня пробил сильный озноб, по спине пробежались мурашки. Что произошло? Почему меня не разбудили? И главное – где все остальные? Свет лампы затухал после двух метров и не мог показать, что было ещё дальше. Но идти вперёд я побоялся. Испугался рассекать тьму. Но… что это? Меня пронзило странное чувство. Словно… в этот самый момент оттуда, с другого конца, кто-то сейчас пристально смотрит на меня…

Я развернулся, будто на параде и, превозмогая страх, поплёлся по тёмному коридору в противоположную сторону – к центральному корпусу. Спустя пять шагов остановился, вспомнил, что не надел ботинки. Кругом стояла тишина, будто мёртвая. Всё здание словно погрузилось в глубокий сон, и не было слышно ни единого отголоска даже из самых дальних его недр. Где все? Где выжившие? На нас напали? Твари смогли прорваться внутрь? Но почему меня не разбудили? Почему не предупредили?

Создалось впечатление, что во всём тёмном, безмолвном, пустом университете я был один. А потом, откуда-то сзади, долетел приглушённый звук смачного чавканья. А к нему и слабый утробный рык присоединился спустя мгновение.

Я тронулся с места, стараясь не оборачиваться назад, но всё время меня подмывало сделать это. Некоторые двери аудиторий, мимо которых я проходил, оказались выбиты. Я вышел в центральный корпус, поводил фонарём, освещая пространство. Выход на балкон был открытым нараспашку, и оттуда медленно текла по полу, обволакивая мои щиколотки, густая белесая пелена. Я почувствовал, как ноги начинают мёрзнуть, будто окунувшись в студёную прорубь.

Неуверенно, с трудом вытягивая каждый шаг из этого, казалось бы, зыбучего марева, я пошёл по центральному коридору. Нужно было найти хоть кого-нибудь. Нужно было понять, что произошло. Но возле распахнутых, измазанных кровавыми разводами и отпечатками чьих-то рук застеклённых дверей я ощутил что-то странное, будто холодок прошёлся по самой моей душе, и вновь остановился. Снова почуял шёрсткой чей-то пристальный, сверлящий затылок взгляд. По спине пробежали мурашки.

Пробрал сквозняк, проникая под куртку, вгрызаясь в кожу. Я застыл на месте, а лицо моё парализовалось страхом, необъяснимым безмолвным ужасом. Я боялся обернуться и посмотреть, но знал – за моей спиной кто-то находится. Этот кто-то безмолвно застыл и выжидал, пока я обернусь. А потом, словно со всех сторон и будто бы из ниоткуда, донёсся голос, разлетевшийся эхом в голове.

«Стой».

На другом конце коридора громыхнула очередь; сверкнул, как молния, багровый отсвет вдали, и из-за поворота в другой корпус раздалось чьё-то протяжное верещание. Мгновение – и тут же чей-то надрывный вопль, уже человеческий, старался пересилить его. А потом вновь загромыхал автомат, и тьма впереди озарилась несколькими новыми вспышками.

Я резко вскочил, схватился за куртку и стал жадно сжимать её в районе груди. Сердце бешено колотилось, словно птица, стремящаяся вырваться из клетки. Потом вытер лицо, посмотрел на ладонь – влажная.

Скинув одеяло, сел на край матраса. Просидел какое-то время, медленно потирая лицо. Потом осмотрелся: в комнате стояла кромешная тьма, было уже поздно. Сколько я проспал?

Всё ещё не отойдя от спросонья, стал глазами водить по тёмной комнате, желая убедиться, что нахожусь в реальности. Потом мои глаза остановились на матрасе напротив. Он пустовал; постель его была нетронута. И даже, как мне показалось, всё на нём находилось в том же положении, как и перед сном. Значит, Виталик так и не приходил. На всякий случай осмотрел место у матраса в поисках каких-либо вещей, которые говорили бы о его присутствии. Возможно, вернувшись, он не стал ложиться сразу, а просто оставил вещи и пошёл по своим делам.

Пусто.

Сидя на матрасе, я посмотрел на белую дверь, чьи контуры блекло вырисовывались из темноты, и прислушался. Меня пробрало чувство дежавю. Никаких странных звуков за ней не послышалось. Потом я надел ботинки, встал и подошёл к ней. Замер возле неё, прислушался ещё раз, на всякий случай, а потом неуверенно положил ладонь на ручку и открыл. Обстановка снаружи показалась мне привычной. Коридор освещался слабо, но всё же освещался. По нему сейчас сновали студенты, направляясь кто куда. Я стоял у выхода, пялился на всех, кто проходил мимо, а те словно не обращали на меня внимания.

«Кошмар… Это был просто кошмар», – подумал я, потом шагнул назад и закрыл дверь.

– Ну и приснится же такое, блин… Жуть похлеще, чем в каком-либо фильме ужасов…

Пройдя по комнате пару раз, я остановился у матраса и начал заправлять его.

«Но каким он был реальным, правдоподобным. Насколько тонко я ощущал всё, что в нём было. А ведь во сне не ощущают ничего. Ни холода, запахов».

Я обернулся, посмотрел на пустующий, прибранный соседский матрас.

– Всё же, он не вернулся…

Из пелены забытья до меня добрался в слегка раздробленном, искажённом виде тот голос, разлетавшийся по всему пространству и исходящий отовсюду. Показался он мне знакомым, но вспомнить его детальнее у меня не получилось, как я не напрягал мозг.

Единственное, что я понял наверняка – Виталик не вернулся. Ибо, если бы вернулся, то вещи его лежали бы здесь. Оставил бы их в аудитории тихонечко, заботливо не будя меня, а сам отправился бы в коворкинг, купил бы выпивку и, сидя у костра, начал бы хвалебно рассказывать всем о своей первой ходке. Но прошёл уже день, сейчас вечер. Так долго никто из поисковиков никогда не задерживался. Значит, что-то могло произойти… Но что?

«Нужно узнать это. Обязательно. Я должен», – смотря на пустующий, опрятно гладкий матрас, решил я для себя.

Но у кого спросить? Виктор Петрович наверняка знает, что произошло. Но я не мог представить, с какой стороны лучше зайти. Можно было бы плюнуть на всю предосторожность и спросить в открытую. От этой мысли я осёкся: не хотелось вот так, напролом и в наглую начинать этот разговор с таким человеком, как он. Да и вряд ли Виктор Петрович будет открыт для откровений; скорее, пошлёт, куда подальше, и это в лучшем случае. Он и знать то не знает о моём существовании.

Я выкинул эту смелую идею из своей головы. Вышел из аудитории, поднялся на третий этаж, пришёл в коворкинг. Внимательно осмотрелся, всё ещё надеясь увидеть Виталика средь здешней гомонящей толпы. Но нужного лица так и не встретил. Потом решил заглянуть в столовую: половина рядов сейчас пустовала. Вторая половина была занята лишь на треть: студенты сидели за столами и ужинали, сопровождая это дело разговорами. Среди ужинавших его не было тоже.

Разочаровавшись в тщетности своих поисков, я покинул столовую. Шёл через коворкинг не спеша, уткнувшись глазами в пол. Кто-то из студентов сейчас смеялся над какой-то шуткой, и мне стало как-то тошно от этого. Настроение было паршивое, и ещё паршивее было то, что мне вот-вот заступать на смену с таким настроением. К нему подключилось ещё и это чувство, вновь вспыхнувшее глубоко внутри. На входе висели часы. Я посмотрел время, оставался один свободный час.

Что делать? Нужно хотя бы перекусить, а то я целые сутки ничего не ел. Но аппетита не было вообще. Оставаться здесь я тоже не хотел, не хотел среди тех, кто отдыхает у костра в хорошем расположении духа. Моя мрачная физиономия привлекала бы ненужное внимание, а попытки расспросить, в чём дело, и вовсе бы раздражали.

Я поднялся по ступеням и побрёл по коридору. И впереди, среди потока людей, увидел Илью: поисковик вышел от лестничной площадки и нёс что-то габаритное в руках. Шёл он спокойно, но широким шагом, и его затылок всё дальше отделялся от моего взора, норовя скрыться среди других голов. Я машинально ускорился, осторожно обходя встречный людской поток. Нужно догнать его, спросить. Я ведь хотел сделать это вчера, но так и не решился. Но сейчас упустить момент уже нельзя.

Я ускорил шаг ещё больше, почти сорвался в бег, но спина в чёрном длинном плаще постепенно терялась в гуще. Тут же передо мной один из профессоров опустил тележку и окликнул меня.