Грачевский крокодил

– Потолкуем, потолкуем! только пойдем ко мне в кабинет, чтобы никто нас не подслушал. Откровенно сказать, я чую, по какому ты делу-то приехал.

– Чуешь?

– Чую.

– И прекрасно! меньше разговоров будет…

Они перешли в небольшую комнату с одним окошечком, выходившим на двор. Возле окна стоял письменный стол, вдоль правой стены помещался громадных размеров диван, а вдоль левой – комод, два, три стула и сундук, окованный железом.

– Так вот он, твой кабинетец-то! – проговорил становой, поглядывая на сундук.

– Этот самый.

– Проповеди-то здесь сочиняешь?

– Чего их сочинять, коли никто слушать не хочет.

– А в сундуке что? деньги небось! – И, развалясь на диване, становой подложил под бок подушку, набил трубку, закурил ее и принялся дымить на всю комнату.

Но отец Иван не слушал шуток станового и, подсев к нему, вынул из кармана знакомое уже читателю письмо и, подавая его становому, спросил:

– Уж не по этому ли делу ты приехал-то?

– Вишь как засалил! – проворчал становой, развертывая лениво письмо: – словно блины в него завертывал.

– Еще бы. Третий день читаю. Ну что, по этому?

– Верно! Отгадал!

Отец Иван даже руками всплеснул.

– Ах, – вскрикнул он: – ах!.. Что же делать-то?

– Что делать-то? – переспросил становой и выпустил изо рта такое густое кольцо из дыма, что отец Иван не вытерпел и поймал его на палец.

– Да, что делать?

– А вот то же самое, что ты сейчас с кольцом проделал! – проговорил становой и на этот раз выпустил уже несколько колечек, одно другого меньше.

– Я что-то тебя не понимаю.

– Потрафь в центр дела, как ты потрафил в центр кольца, вот тебе и все. Понял?

– Понял… Только-то там иное.

И, немного помолчав, он спросил:

– Какую же ты грамотку-то привез?

– Грамотка хорошая, печатная…

– Неужто повестку? – чуть не вскрикнул отец Иван,

– Повестку.

– Так, стало быть, дело-то началось уж?!

– Стало быть, началось, коли в суд вызывают.

– Покажи-ка…

– Можно. Только портфель мой в той комнате, и идти лень… наелся очень…

И становой выпучил на отца Ивана сонные глаза свои.

– Принести?

– Сделай божескую милость… лень…

Отец Иван поспешно вскочил с дивана, бросился вон из комнаты и немного погодя воротился с портфелем в руках. Становой проговорил: «спасибо», кряхтя достал из кармана брюк вязку ключей, разыскал тот, который требовался, щелкнул замочком и, пошарив в бумагах, вытащил повестку.

– На-ка, почитай! – проговорил он.

Отец Иван взял бумажку и прочел повестку, которой столичный мировой судья вызывал Асклипиодота Психологова в камеру, по делу об обвинении его в краже у коллежского регистратора Скворцова из незапертого стола двухсот рублей.

– Что, ловко? – спросил становой.

– Ах, мерзавец! ах, мерзавец!.. – горячился отец Иван, хлопая себя по бедрам: – ах, расточитель…

– Ну уж и расточитель! – проворчал становой. – Что же теперь делать! Как быть…

– А вот позови сына, и я вручу ему повестку.

– Да не про то говорю я, – перебил с досадой отец Иван, продолжая метаться по комнате, как белка в клетке. – Я спрашиваю у тебя совета, как поправить дело!..

– Да ведь в письме-то тебе пишут, как поправить. Так и сделай… Отопри вот этот сундук, вынь приличную пачку денег, поезжай в Москву и постарайся замять дело. Вот и все! – проговорил становой, продолжая преспокойно полеживать на диване.

Отец Иван даже испугался.

– Что, не любишь?

– Легко сказать!

– А коли трудно сделать, – перебил его становой, переворачиваясь на другой бок: – так не езди,

– А тогда что будет?

– В острог запрячут.