Песни безумной Женщины

Безобразные колеса наматывали кишки на вселенскую ось.

Я еще не испытывал такого омерзения, такого внутреннего безобразия, и таких угрызений совести, но не моих.

Небесная Богиня крутит веретено, и плетет нити из галактик вселенной.

Тяжелы мысли, безрассудны поступки, непреступны отвесные скалы.

Безразличные обременения разудалых напастей, слишком высоких, слишком низменных по левому краю.

По правому краю, сплошные пропасти в которые хочется окунуться, но не один раз.

Слишком страшно, чтобы устоять, слишком нелепо, чтобы вот так все закончить.

Принять смерть на соломе, или быть забитым псом системы.

Это выбор не каждого, не каждому выпадает такой шанс.

Благо в невинности, в неравнодушии аппликаций, в слишком шатком колесе обозрения, некогда забытого парка, что слышал детские голоса, и взрослые ссоры.

Быстро не получается, а медленно никому и не нужно.

Традиции больше не традиционны, взгляды уже не равны и непредсказуемы, как и прежде.

Кучи, все так же из навоза, а в них черви, все так же живы и незабвенны.

О чем еще ты мне поведаешь, о безумная Женщина.

Нет сил больше слушать твои песни.

Разве только одну…

Ту, что холодит, когда пытаешься уснуть.

Ту, что бросает в озноб и мочит, когда этого так не достает, это условности.

Не допела ты, а я не дослушал.

Потому что слушать больше не было сил.

Песня 38.

Я бы вообще не хотел выходить, но выбор был мне не дан.

На мойке, мойка.

Слишком просто, чтобы разобраться, слишком безобразно, чтобы хоть что-то понимать.

Слишком мало, чтобы хватило, слишком много, чтобы болтаться посреди поля, на одиноком столбе.

Чай был черный, как будто никогда и не предавал вовсе.

Небо переставало светить, как если бы ему не стоило и вовсе случаться, и стучаться в полузакрытые двери, они так близки.

Замки ветшали, вместе с ними ветшали и приоритеты, замыслы некогда.

Катилось все, и я подпихивал это, раз за разом, минута за минутой, вселенское время нелинейно.

Быстро, насколько это позволительно, медленно, как если бы ничто не могло сравниться с ним.

Таким же образом, образовывались образа, а тверди сыпались, больше не твердея.

Отправь меня на каменоломни, я хочу ломать и крушить их.

Я хочу чувствовать тяжесть рук, и изнеможение ног.

Разрежьте меня вдоль, а затем поперек, ибо я сам не успею это сделать, только на половину.

Призовите Богиню, и она придет, и больше никого.

Разве только ту несчастную Женщину, от которой мне тошно.

Пускай поет обо мне два дня и две ночи, у мусорной свалки, под терзание голодных воронов и собак.

А на третий день, символично оставьте, я сам разберусь что дальше делать.

Что там ваши боли, я чувствую их.

Что там с вашими ранами, они все на мне.

Песня 39.

Ну а давай вернемся, почему бы и нет?

Давай возвратимся неуклюже, как того требуют правила приличия.

Не я это придумал, не ты это опровергла и смешала с грязью, с нечистотами.

Словно позабытые дирижабли, словно выскобленные черепа благонравия.

Как будто знатное пиршество благоразумия, происходившего из твоей волосатой головы.

Причудлива становилось сама мысль, сам замысел небытия и погребения заживо, но ты так хотела.

Да кому это вообще нужно, кто в этом замешан?

Я не мог давать тебе ответы, я не мог давать ответы себе, но ты стремилась разрушить хоть что-то, хоть каплю зерна небывалого костяного куста.

Приемы больше не работали, вместо них были холодные действия неразумных былин, да простроченные швы изодравшихся штанин.