Освобождение бессмертия

– Поехали, все! – прикрикнул он на водителей грузовиков, размахивая фуражкой над головой, оставляя лагерь в разобранном виде вместе с работающими генераторами, включенными прожекторами, один из которых в суматохе завалился, перевернулся и упрямо бил в пасмурное ночное небо, через облака которого невозможно было увидеть звезды.

Отдаленные короткие, трескучие залпы и взрывы ракет, выпущенные винтокрылыми машинами, приближались. В высоте, стремительно разбивая лопастями воздух, пронеслось звено из пяти боевых вертолетов. Отстрелявшиеся дежурные машины легли на обратный курс для дозаправки и пополнения боекомплекта, а операторы роботов уже видели на фоне огня и в столбах прожекторов вертолетов силуэты бежавших во весь дух зомби. У существ была информация о том, с какой стороны находится противник: оптика квадрокоптеров хоть и могла отследить движение, если таковое имелось, все равно нередко пропускала или теряла из виду нелюдей. Единицы существ, отсиживаясь в потайных местах, домах, под навесами, в собачьих будках, да мало ли где еще можно спрятаться, и преследуя простейшие цели поиска пропитания, невольно обнаруживали автомобили с людьми внутри, которые уезжали, но спустя минуты возвращались на исходную, что говорило о крайней близости других людей. Обстрелянные беглым огнем вертолетов зомби едва ли потеряли десятую часть. Стремительность и количество существ, подпитывавших друг друга крохами энергии, значительно повышали живучесть каждой особи. Первые из них уже выбегали из Чернобыльской улицы. Дружно и часто застрекотали уже совсем другим голосом сто двадцать седьмые, ругаясь огненными вспышками пороховых газов из короткого ствола. Операторы, впервые услышавшие в наушнике голос орудия этого калибра, переглянулись. Сто двадцать седьмые наносили ощутимый урон. Неприцельные очереди из короткого пулемета, чья точность ухудшилась, но была приемлемой, разбивали человеческие остовы и выбивали снопы брызг с противоположных сторон зомби. Существа падали, вставая лишь через некоторое время, оказываясь в конце бегущей лавины. Но их было много. Теперь дружный огонь семидесяти стволов сильно притормозил волну гнуса, который начал заваливаться и спотыкаться друг о друга. Зеленой травы под ними уже не было. Вертолеты разряжали пушки и блоки неуправляемых восьмидесятимиллиметровых ракет, яркими вспышками при включенном ночном видении ослепляя экраны операторов, перемалывая землю и тела существ с дымом и друг с другом, все еще продолжавших бежать единым организмом на убой. Роботы дали задний ход, разрывая расстояние, тут же внедорожники, стоявшие в паре километров, двинулись прочь от места сражения. Количество зомби таяло, из кучи тел в дыме и огне вставал лишь один из десяти, замедлившийся и с незатягивавшимися ранами начинавший искать пути отступления, но падавший под сфокусированный огонь боевых машин. Зомби поняли, что загнали себя в ловушку, когда это было слишком поздно. Вторая, неожиданная линия ПР-127 оказалась непреодолимой. Остатки их двинулись к реке, другие отступили назад в Иванково. ПР-127 с порозовевшими и светящимися в ночи стволами безошибочно отстреливали их через дым. Военные облегченно выдохнули: хоть им и не пришлось вмешиваться в работу роботов, но руки на джойстиках управления предательски дрожали. Это была победа. Местная, локальная, небольшая, но победа.

***

Тем временем где-то недалеко от Обуховичей из лесной опушки вышло несколько человек. В руках были корзины, в которых болтались грибы, не так уж и много. На спинах рюкзаки, в руках палки, все было как положено, но одна беда: они не светили себе фонарем. Плотно надвинутые кепки и запачканные сажей и грязью лица делали невозможным рассмотреть их даже при дневном освещении. Заметивший их ПР-762, работавший в автономном режиме патрулирования, словно дрессированный пес, засек движение и понесся «обнюхивать» идущих. Они заметили его на большом расстоянии, гораздо большем, чем это можно было сделать человеку в темноте. Тем не менее, держась друг за другом, они продолжали движение на юг. ПР приблизился на расстояние нескольких метров и включил фару, освещая лица. Идущие замерли, позволяя роботу сравнить то, что он видит, с базой данных и замерить температуру. Они терпеливо ждали, пока он зафиксирует каждого. К трем первым шедшим он, осветив и просканировав, потерял интерес, а вот четвертый привлек его внимание. Температура тела тридцать два градуса, тридцать один… тридцать… двадцать девять… ПР отъехал на несколько метров и, достав оружие, длинной очередью опрокинул зомби, затем, рванув на него, схватил манипуляторами и потянул на уже раскрутившуюся циркулярную пилу. Стоящие рядом «грибники» как один отвернулись и, не проронив ни звука, пошли дальше. Распиливаемый зомби воспринял это как должное, принеся себя в жертву, не проронив ни слова, не вскрикнув и не сопротивляясь.

Следивший за монитором ноутбука в одной из будок управления роботами сидел с закрытыми глазами. Наушник из его уха выпал, он мерно и глубоко дышал. Товарищ, сидевший рядом, также пялился в свой экран, но и он был на полпути к Морфею. Другие операторы, следившие за камерами дежуривших ПР-762 на этом участке, тоже боролись со сном. Возможно, в этом была виновата общая духота и плохая вентиляция будки, возможно – темные экраны, на которых часами ничего не происходило, возможно – мерный шум двигателя и равномерное гудение аппаратуры, может быть, изменения в погоде, может быть, отсутствие офицера на своем посту вместе с остальными, который был не в силах находиться в тесном замкнутом пространстве и уже час как ушел в кабину к водителю, где, достав из бардачка пузырек с водкой, тихонько налил себе и рулящему за свой день рождения. Мало ли можно найти причин? Но если бы он сейчас вышел из машины и посмотрел метров на сто назад, он бы увидел, как несколько человекообразных силуэтов с корзинами идут, опираясь на трости, под ночным пасмурным небом в сторону трассы Р02.

Глава 23. Он и она

Черные свечи колыхались, обозначая движение в тоннеле. Лука сидел на земле, а перерождающаяся Лилит – на троне, завернутая в накидку. Ее перерождение проходило спокойно, без пробуждений и беспокойства. Единственное, что беспокоило и в то же время радовало Луку, – это то, что вирус, очевидно, мутировал вместе с изменением его роли в организме носителя. Если раньше он заставлял подчиняться и жестоко наказывал при любом ослушании, то теперь он превратился в помощника, не заставлявшего, но подсказывавшего. Похоже, этот быстро изменяющийся штамм уже в новой форме перешел на Лилит и теперь оставлял на ней совершенно другие отметины. Ее тело не покрылось пятнами, нет, но все сосуды и вены, за исключением верхней части лица, проступили с небывалой четкостью темного, просвечивавшего сквозь кожу цвета. Проявившиеся линии сосудов своим странным рисунком делали Лилит еще более красивой и мистически ужасной одновременно. Он считал удары ее сердца. Несколько раз сердце трепетало, словно боролось со сном, но, будучи не в состоянии преодолеть силу овладевавшей телом колонии, смирялось, продолжая мерно отбивать свое сдвоенное «тут-тук». Лука чувствовал, что процесс завершается, и, было ли перерождение ужасно или нет, судить не ему. Для него Лилит останется навсегда первой и, наверное, единственной, той самой безумной и неудержимой, той, которая отдала свое сердце, тело и душу ему, и, что бы ни случилось, он не уронит этот дар и не переступит через него. Тук-тук… Без нее он лишь получеловек, а с ней он Бог, пусть совершенно не тот, который указан в книгах, не тот, которому поклонялись они и одного из которых положили в мавзолей, но другой, имя которого нарисовано черной краской на стенах этой шахты. Тук-тук… И если так расположила дороги воля вселенной, то он не имеет ничего против. Тук-тук… Кто он такой, чтобы перечить стольким поленьям из человеческих судеб, сожженным вдоль дороги, по которой он идет? Тук… тук… Последние удары человеческого сердца.

Лука встал, взял колокольчик, ждавший своего часа на подлокотнике трона, и позвонил. Мелодичный звук содрогнул пространство и зловещим эхом из темноты донесся до ожидавших. Лука всем существом почувствовал волнение и оживление там, дальше по коридору. Скорее ощутил душой, чем своими способностями, волнения множества человеческих сердец, топот множества ног, испуганных и обрадованных одновременно, спешивших на звон и не веривших в него. То, что он увидел, было выше его ожиданий. Конечно, когда Лилит попросила разрешения на то, чтобы ее братья присутствовали, он не мог отказать, но сейчас появление двух длинных колонн людей со свечами в черных накидках с глубокими капюшонами было неожиданно. Вошедшие, все молодые люди до двадцати лет, наверное, только единицы быть чуть старше, остановились, встав полукругом в нескольких метрах от трона. Лука хотел предупредить их, чтобы они отошли, но, решив, что не будет вмешиваться без надобности, молча наблюдал, стоя в стороне. Лилит уже открывала глаза. Перерожденная и свободная. Он видел, как ее красное угасавшее и бледневшее свечение человеческой жизни исчезло и осталось только серое, и теперь она, плохо понимая, что происходит, силилась встать. Слабость ее тела была очевидна, но Лука не вмешивался. Он знал, что она встанет. Все перерожденные находили в себе силы подняться и пройти несколько метров. Лилит наконец оперлась руками о подлокотники и привстала. Накидка осталась на троне, а она стояла, не понимая своей наготы, покачиваясь от слабости и голода. Мелкая дрожь пробежала по ее телу, сплошь исчерченному четкими, как будто черными, линиями вен, которые образовывали рисунки рек и сеть узоров, причудливо втекавших в татуировки и вытекавших из них. Феникс теперь имел другой образ. Разбитый рисунок словно ожил, неся черепа в лапах над пустыней. Секунду в ее глазах был немой вопрос, но всего лишь секунду. Она посмотрела на Ворона, явно узнав его, и тот громко сказал:

– Приносящий себя в жертву, твой час!

Из полукруга вышел парень и скинул капюшон. Лет четырнадцати, бледный, болезненный, с темными кругами под глазами, лысый, с тонкой шеей и, наверное, такими же тонкими руками. Он, едва дыша, подошел к Лилит. Даже не дойдя пары метров, он вдруг посерел, открыл рот и рухнул навзничь, не успев потушить свечу. Капюшон по инерции проехал по затылку и закрыл лицо.

– Еще, – хрипло приказала Лилит.

Тишина, царившая в подземелье, стала еще глубже. Ворон скинул капюшон.

– Я готов, сестра, – без страха сказал он, сделав шаг.

Лука поразился его бесстрашию и вере. Если Лилит заберет его, то, наверное, это будет большой потерей для их общества.

– Нет… – сказала она, переводя дыхание.

Прекрасная и нагая она прошла мимо замерших в религиозном ужасе отроков.

– Ты! – сказала Лилит.

Тот, к кому она обратилась, понял это без слов, да и трудно, наверное, было бы этого не понять. Он вышел из полукруга, подойдя к ней вплотную. Она сняла с него капюшон. Крепкий, даже немного полноватый парень лет шестнадцати. Короткие густые светлые кудрявые волосы. Она улыбнулась ему, он, глядя на нее, нагую, ужасную и по-прежнему невероятно прекрасную, улыбнулся в ответ. Лилит подошла к нему и обняла, прижавшись всем телом и потушив собой свечу. Глаза в глаза и один глубокий поцелуй. Поцелуй смерти. Парень, еще не понимая, что умирает, попытался обнять ее, но не успел, превратившись в черный снимок смерти. Лилит облегченно выдохнула – голод был утолен, и она отпустила его. Тот упал на спину, показав на неузнаваемом лице улыбку, с которой он ушел из жизни.

– Ты всегда меня любил… – негромко сказала она, глядя на него. – Ты умер счастливым, как и хотел. Прощай.

Только сейчас, поняв, что на ней ничего нет, она легко развернулась и грациозно, словно пантера, прошла к трону, где лежала ее накидка. Запахнувшись, она, не глядя, подошла к Луке, прекрасно чувствуя, где он находится, притянула его за руку и посадила на трон, оставаясь стоящей рядом.

– Ну, что вы стоите? – красивым молодым голосом, полным сил, спросила она.

Лука только сейчас заметил, как красив этот голос.

– Идите. Мы позовем, когда потребуется. Ворон, уводи братьев.

– Да, сестра, – кивнул парень и дал знак остальным.

Люди подхватили ставшие легкими тела и понесли их прочь. Шум их шагов скоро растворился в тишине подземелья.

– Ну, наконец-то, – облегченно выдохнула Лилит и счастливо засмеялась, разглядывая свои пронизанные прожилками руки, присаживаясь к Луке на колени.

Произошедшие с ней перемены словно и не повлияли на нее. Она осталось такой же эмоциональной, как и была, разве что голос ее изменился, стал глубже и… смех. Лука даже не слышал его ранее. Если раньше Лилит по сути своей была робка, за исключением тех моментов, когда обнажалась ее суть, то теперь она говорила громче, увереннее, а ее смех, если закрыть глаза, мог принадлежать только по-настоящему счастливой девушке и только ей. Она налилась силой и даже стала как будто тяжелее, забрав сразу две жизни, и теперь ее грудь вздымалась чуть выше, но талия оставалась такой же тонкой. Хотя, возможно, все было проще: она скинула с плеч груз предыдущей жизни и теперь, буквально распрямившись, стала выглядеть по-другому. Невероятно, но это было самое легкое перерождение, какое видел Лука в своей жизни, а у него было на что посмотреть. Лилит оглядела мрачные стены тупика шахты, в котором они находились.

– Так не годится, – легко сказала она.

– Что не годится? – не понял он.

– Тут слишком мрачно и некрасиво. Я хочу жить высоко, на крыше мира, – сказала она, глядя ему в глаза.

– Но что я могу сделать? – удивился Лука.

– Ты завоюешь это для меня. Мы возьмем все то, что нам надо. Этот город и этот мир, – просто сказала она, взяв его лицо обеими руками и заглядывая в его глаза.

Желтые веточки сосудов ее глаз не могли скрыть истинного взгляда озорной девчонки, жаждавшей получить мир. В руках ее был ключ, а в груди – жажда открыть все двери мира, и, если хоть одна из них не отопрется, она выбьет ее плечом, потому что она знала, что самое ценное, что у нее есть, – ее душа и любовь – находится в самом надежном месте, в сердце этого существа, ее спутника.

– Ты и раньше хотела получить весь мир, – усмехнулся, глядя на нее, Лука.

– Нет, я получила самое ценное, а теперь я поделюсь этим с остальными, и еще я хочу отдать миру то, что ему причитается, – ответила Лилит и прикусила губу. – Это мое время, наше время, господин.

В ее озорном девчушечьем взгляде вдруг вспыхнул огонь жажды, который он видел уже много раз в глазах своих братьев. В нем Лука увидел отсветы сражений, крики умиравших и песни восставших, несшиеся через пустоту людские одеяла жизней, оставившие оболочки хозяев и странный причудливый план неистребимого вируса, желавшего захватить все больший и больший ареал обитания. Но теперь Лука не противился этому. Огонь и пламя? Мрак и холод? Вершина мира? Почему бы и нет!

– Да, мы завоюем это город, и, если ты хочешь, мы покорим весь известный нам мир, – ответил Лука.

Лилит счастливо улыбнулась и прильнула к его груди. Накидка снова предательски сползла, обнажив плечи, спину и ягодицы. Лука вдохнул ее запах, запах обновленной Лилит. Теперь он не спутает его ни с каким другим. Если надо будет, он пойдет за ним, он перевернет и выжжет к чертям весь мир. Что теперь стоит этот мир без нее? Кто он в этом мире без Лилит? Он встал по другу сторону от того, где находился ранее, и теперь он чувствовал, что это не чья-то еще сторона, а только его. Только его и ее, а все, кто не захочет примкнуть к ним, что ж… они всегда могут пригодиться.

***

Море нежно накатывало на берег, солнце светило жарко и ровно, покрывая тело Трофима тонким загаром. Его бледное тело, привыкшее к комбинезону «Сева», не веря в то, что происходит, отзывалось приятным покалыванием и пощипыванием. Супруга Ольга смазала его защитным кремом, чтобы бледное тело на завтра не стало красным. Недалеко резвились дети, оба их ребенка, девочка и мальчик, восьми и шести лет. Они взяли себе самую популярную гостиницу с лучшим пляжем, огороженным от отдыхающих из других отелей декоративной рыбачьей сетью, поэтому людей на пляже было мало, и им никто не мешал. Услужливый турок Мехмед из персонала, чей обязанностью было подносить прохладительные напитки, бежать с зажигалкой или со всем, чем захочет отдыхающий этого отеля, внимательно следил за ним, подозревая, что этому господину может что-то понадобиться. Еще бы, он прекрасно видел, как за этим бледным человеком, его женой и детьми постоянно следят два здоровых амбала, не таких уж и бледных, но их взгляд был очень похож на взгляд тех людей, которые хорошо разбираются в оружии. Стало быть, раз этого человека охраняют настолько бережно и профессионально, то это большой человек, которому нужно обязательно уделять максимум внимания. Но, к разочарованию Мехмеда, бледный человек по имени господин Трофим или Трофим-бей, как его можно было называть в турецком варианте, крайне редко пользовался его услугами. Он даже не курил. Но и тут Мехмед нашел, как услужить ему и его жене. Он сделал так, чтобы его услугами часто пользовались дети господина, старшая дочь Влада и сын Максим. Мехмед замечал, на что дети обращали внимание, например на воздушного змея, летавшего на соседней территории, на крутящиеся декоративные ветряные мельницы в руках других детей, на большие цветные пистолеты, брызгающие водой, и это все незамедлительно оказывалось на столике возле него, либо он находил повод оказаться рядом с детьми с этими предметами в руках. Часто он шутил с ними на неплохом русском, придумывая шутки или мини-игры, когда им нужно было схватить его за нос или надавить на пуговицу, взамен получая нечто из всего многообразия детских развлечений и игрушек. Взамен Мехмед получал что-то большее. Он получал благодарный взгляд жены господина и щедрые чаевые каждый вечер, когда они возвращались в номер.

Трофим неоднократно купался в море, но так же неоднократно полувсерьез, полушутя взвизгивал при виде желтых медуз. Их было немного, но у некробиолога они вызывали особое чувство опасения: они были вроде тех, с кем нельзя договориться. Она все равно легонько жжет, потому что это было в их природе. Трофим приподнял голову, лежа на шезлонге, взглядом отыскивая палочку-выручалочку Мехмеда, и, не задумываясь, облизнул губы. Через пятнадцать секунд Мехмед стоял рядом, стильно одетый, несмотря на погоду, в темный, но продуваемый костюм с белыми нарукавниками, держа высокий стакан из тонкого стекла, наполненный зеленоватой жидкостью. В стакане стояла трубочка, был зонтик, а на краю висела долька какого-то фрукта, нарезанная настолько тонко, что невозможно было понять, чем именно это было изначально.

– Что это? – принимая сидячее положение, спросил Трофим. – И как вы угадали, Мехмед?

– Это коктейль… – турок сказал какое-то сложное название, которое тут же вылетело из памяти Трофима. – Я наблюдал за вами, Трофим-бей, я понял, вы хотите пить, – ответил он на второй вопрос.

– Спасибо, – довольно улыбнулся Трофим и попробовал напиток. – Кисленько.

– Вам не нравится, хотите… – он назвал еще какой-то напиток, который звучал сложнее предыдущего.

– Нет., нормально, вкусно, – сказал Трофим, распробовав наконец солнечное, легкое и освежающее послевкусие. – Хорошо, – подтвердил он. – Спасибо, Мехмед.

Турок расцвел в улыбке. Да, этот коктейль нравился всем, его можно было разбавить с текилой, и тогда ее вообще там невозможно было бы почувствовать, но этот был безалкогольный.

– А Ольга-ханум желает ли напитка? – обратился он к его супруге, лежавшей в темных очках и широкополой шляпе.

– Нет, спасибо, хотя… Как Вы назвали другой коктейль?

Мехмед произнес название.