Рабы бессмертия

– Так там…

– Знаю, знаю, железо, шлакоблоки, доска. Все это убирается. Иди к Ковалю, он тебе поможет, там до вечера управишься. Вопросы?

– Нет вопросов, – неуверенно сказал ученый, с трудом представляя, как он с Ковалем управится с горами завалов в ангаре. Но если Гипс сказал, значит, наверное, понимает, о чем идет речь.

– Ну тогда давай, Док, действуй, а мне тут подумать надо. Ходоки наши пропали в километре от Рыжего, мужики думают, что Долг бесится, проверяют.

Гипс снова сел за стол с картой и взял разметочный кронциркуль в руку, отмеряя расстояния от известных ему точек, соображая, где могут пройти и лучше всего перехватить долговцев, сорвавших злость за провал на Пепелище на ушедших за артефактами сталкерах. Трофим вышел из кабинета, негромко прикрыв дверь. Он только сейчас заметил двух бойцов в экзоскелетах, дежуривших в обоих концах коридора, замерших каменными изваяниями и холодно поблескивающих окулярами. Минут через пять Трофим был у Коваля. Тот сидел позади уже собранного экзоскелета Грома, которого могут переименовать в Нюхача, и позвякивал инструментом, протягивая соединения.

– Коваль, привет, я к тебе, – поздоровался Трофим, перешагивая через растянутые по полу провода.

– Здорово, Док, – крутя трещоткой винт, поприветствовал сталкер, не вынимая не зажженной сигареты изо рта. – Что у тебя?

Вся квадратная мастерская Коваля была тускло освещена вдоль стен, слабо освещались верстаки и стеллажи с железом и инструментом, зато несколько мощных ламп било в центр, где трудился в настоящее время мастер. Такая, видимо, была его прихоть, и, как известно, хозяин – барин.

– Мне Гипс сказал, что ты поможешь мне там в правой части место под лабораторию расчистить.

– Помогу? – изумился Коваль. – Нет, Док. У меня на это времени нет.

– Так как же я сам? – расстроился Трофим. – Оно же тяжелое.

– Тяжелого на базе нет, пока живой эк-зо-ске-лет! – по слогам, с усилием закручивая последний винт, сказал мастер. – Фу-х, чуть не сорвал, но момент надо соблюдать! Мы сейчас одну штуку сделаем, Док, – прикуривая, сказал он. – Тут у меня есть одна старенькая модель. Первый экзоскелет Свободы. Брони на ней, как против ядерного взрыва, но и минусов полно, сейчас такие не нужны. Ты полезешь в нее, а я ее на тебе откалибрую. Как раз спокойные погрузочно-разгрузочные работы на этом старичке и возможны.

– Да я не умею в нем, я, конечно, не против, но…

– Ерунда. Это старенькая модель, простенькая, но надежная. Поршни в гидроцилиндрах у него в диаметре большие, не то, что в последних моделях, там поршеньки во… – он с презрением показал кончик указательного пальца. – Правда, за счет этого скорость выше, но нам скорость не главное. Можно, конечно, и этого старичка бегать научить, но тогда поток раза в два увеличить надо, это еще один насос ставить, это веса и размера добавит, и батарейки опять куда втыкать… Короче, Док, скидывай куртей и полезай в скорлупку. – Коваль встал и подошел к чему-то, завешенному синим покрывалом. Одной рукой он сдернул его, подняв пыль, и обнажил песочно-серый экзоскелет. Неказистый и широкий, по сравнению с современными конструкциями экзоскелетов, которые казались верхом изящества боевой машины. – Скорлупа здесь по старинке сделана, где надо и где не надо, перекрывает, тяжесть только лишняя. Я тебе все покажу, пока подключенным походишь, – сказал он и, отсоединив кабель от экзоскелета Грома, пошел к старой модели, где, нащупав разъем, с видимым усилием вставил штекер, и, вынув сигарету изо рта, удовлетворенно выпустил клуб дыма в замигавший экран прибора в его руках.

Трофим скинул куртку. Покрашенный в песочно-серое экзоскелет, состоящий из двух половин, передней и задней, скрипнул засовами и разошелся, обнажив потертые внутренности из серого искусственного материала. Кое-где подкладка была вспорота и зашита, в некоторых местах торчали черные пятаки датчиков. Трофим несмело пролез внутрь, просовывая руки и ноги в соответствующие места. Перед его лицом появилось мутноватое стекло маски, под которой находились лампочки, кратковременно проецирующие соответственные обозначения на внутреннюю часть стекла. Вид через стекло был непривычен и неудобен, Трофим перестал видеть, что делается внизу, вверху и по бокам.

– Надо было тебе в заднюю половину вставать. А ладно, – дымя сигаретой, сказал Коваль, – мы и так можем, – и нажал на кнопку.

Ученый не успел ответить, весь обратившись в ощущения. Задняя половина плавно подтянулась к передней и с едва заметным звуком сомкнулась с передней, отсекая наружные звуки. Тот час включилась подача воздуха, своим шипением заглушающая постукивание затягивающихся автоматически засовов. Перед глазами, чуть ниже привычного, возник Коваль с коробкой в руке. Дисплей коробки светился зеленым.

– Слышишь меня? – спросил он.

Голос его звучал звонко во внутренних динамиках шлема.

– Да, – ответил Трофим, слыша, как его голос поменял тональность.

– Так, – выбрасывая окурок в сторону, протянул Коваль, – это снимаем, это тебе не нужно, – он протянул руку и, подергав снаружи за что-то, снял маску. – Так давай присядь и руками в стороны, – скомандовал он.

Трофим попробовал присесть, но получилось не очень, экзоскелет застыл на полпути. Руки развести полностью в стороны тоже не получилось.

– Щас подправим, – Коваль исчез из виду и вскоре появился с большим гаечным ключом. – Ручки и ножки у тебя коротки, Док, коленки и локотки не контачат там, где должны. Сейчас я подкручу, это быстро.

Он несколько минут подкручивал ноги, Трофим почувствовал, что плотнее стал прилегать к подкладке нижней части тела, то же было и с руками, в какой-то момент его пальцы коснулись конца пальцев экзоскелета.

– Хорош, – крикнул он невидимому Ковалю, орудующему у него за спиной.

Тот тут же остановился.

– Так теперь давай присядь.

Трофим присел и встал с легким гудением приводов. Развел руками в стороны, помахал ими вперед и назад. Мастер все это время следил за цифрами и схемами развесовок на экране. Затем он заставил Трофима сжать кулаки, затем, сведя руки вперед, сдавить их с максимальной силой, наклоняться вперед, еще раз приседать, шагать на месте. Все это время ученый слышал, как включались перепускные клапаны на максимальном усилии, пока Коваль фиксировал и калибровал одному ему известные соленоиды, амперажи, концевики. Наконец все было готово, мастер снова появился впереди, протер маску изнутри концом своей рубашки и, испугав Трофима, резким тычком защелкнул ее на лице. На внутренней стороне стекла спроецировалось несколько синих значков и погасло. Коваль указал на открывающуюся крышку на предплечье, под которой оказался ряд кнопок с рисунками.

– Фонарь включается здесь, распаковка здесь, воздух вот, потеря масла, низкие батареи, перегрев, короткое замыкание, кратковременное увеличение мощности, продувка, охранная свой-чужой. В крайнем случае аварийная распаковка подбородком в шлеме, держишь десять секунд красную кнопку. Запомнил? Нет? Ну и ладно, пошли, – скомандовал он.

Трофим развернулся и двинулся вперед, ощущение было такое, как будто он шел по пояс в воде, но все-таки движения получалось делать чуть быстрее. Коваль шел за ним, держа подсоединенный кабелем короб в руках. Пара остановилась возле кучи мусора.

– Выноси на улицу, бери по малой пока, – сказал Коваль.

Трофим взял первую доску. Было удивительно смотреть, как мощная сегментированная лапа хватается за предмет и вне зависимости от его веса изымается из кучи. Единственно, что если он брался за что-то тяжелое, то экзоскелет накренялся, тогда Трофим переносил одну ногу чуть сильнее вперед, присаживался ниже, и дело спорилось. Он сам не заметил, как отсоединился и исчез Коваль. Увлекшись работой, он пару раз включал продувку для охлаждения своего тела, которое находилось в плохо проветриваемой скорлупе. Воздух подавался через фильтры и выдувался через несколько открывавшихся одновременно отверстий на броне. Он сначала жалел, что Коваль не сказал ему, как снимать маску, но, получив куском арматуры по бронированному стеклу, порадовался, что не знает, как снимать маску. Через пару часов появились Худой и Рваный, таща на буксире из листового железа домашнюю «воронку» и совковые лопаты. К углам железного прямоугольника были приварены металлические клетки, в которых перекатывались черные, негодующие синими искрами артефакты.

– Контрольные испытания! – торжественно объявил Худой.

Оба стали лопатами забрасывать воронку мусором, остававшимся на месте расчищаемого Трофимом пространства. Ржавчина, куски металла, земля, пыль, щепа и тряпки. Воронка гудела и сминала все в небольшие цветные шары, в зависимости от того, что ей кидали. Трофим остановился отдохнуть и посмотреть на испытания парней.

– Она вроде металл, землю и все такое не принимает, – неуверенно сказал он, поняв, что именно его смущает.

– Пусть только попробует не принять, – погрозил ей кулаком Худой, – я ей так не приму, что сама себя примет, – кидая в нее обломки кирпичей, заявил он.

Кирпичи разбивались в пыль и тут же собирались в плотное, скругляющееся на глазах тело, артефакты в клетках тянулись нитями электричества к воронке, словно подпитывая ее. Воронка раз за разом выкатывала из себя шары, размером чуть больше бильярдных. Куски железа, пробиваемые нитями электричества от угловых артефактов, разогревались в красное и дымящимися шарами сразу по нескольку штук скатывались с наклоненного листа в кучу. Наконец испытания были победно завершены тем, что оба сталкера, и Худой, и Рваный, устали махать лопатами. Трофим попросил оставить утилизатор здесь, чтобы он сам мог кидать туда мусор. Пареньки кивнули и ушли, через минут десять вернулись, таща вдвоем сумасшедший агрегат, собранный из толстого лома, к которому был приварен через уголки широкий и толстый лист броневой листовой стали толщиной чуть ли не в полтора сантиметра. Это была специальная лопата для Трофима.

К позднему вечеру вся правая часть ангара была очищена от складировавшихся там материалов, вынесенных наружу и рассортированных. Мусор скормлен воронке, возле которой скопилась целая куча тяжелых пестрых шаров. Трофим победно оглядел в свете мощного налобного фонаря, который больше был прожектором, и вспомогательных прожекторов, утопленных в плечах экзоскелета, расчищенное место. Он вспомнил, что опять толком ничего не ел. Нажав кнопку распаковки, Трофим выскользнул из скорлупы, подхватил куртку, любезно оставленную ему Ковалем на крюке ангарных дверей, и, пошатываясь от усталости, с дрожью в ногах двинулся к бару, где плотно поел горячего и выпил сладчайший чай. Начав уже клевать носом, он спохватился и, поблагодарив бармена за вкусную еду, отправился к себе в комнату, где, едва раздевшись, завалился и захрапел глубоким сном честно трудившегося человека.

Глава 5. Под кронами

Высокие ели, сосны, дубы и клены внимали своими вершинами благосклонному небу и крикам ворон, в большинстве своем избегающих Рыжего леса, но сейчас вопреки обыкновению облюбовавших несколько черных деревьев, без листьев. Черное племя летунов, десятками орущих чему-то внизу и друг на друга, вдруг разом замолкло, едва на черной поляне внизу появилось движение. Два человека тащили за руки третьего волоком по земле. Его голова безвольно поникла, а серо-зеленый комбинезон с нашивкой оскалившего пасть волка на плече наполовину расстегнут. Ноги в ботинках, сначала цепляющие и волокущие перед собой небольшую кучку желтых и бурых листьев, теперь горнули черную и бурую массу крошащейся старостью и тленом лесной подстилки. Дотащив тело до середины черной поляны, они бросили его рядом с еще одним и, не оборачиваясь, пошли обратно. Несколько птиц, каркнув дурными голосами, поворачивались то одним, то другим глазом, стараясь лучше разглядеть лежащих на поляне. Вот один самый решительный летун, громко каркнув, спикировал на голову стоящего внизу экзоскелета с замершим внутри человеком. Ворон, опасливо посмотрев по сторонам и коротко махнув крыльями, спикировал уже на поляну, практически не выделяясь на ней цветом. Сделав несколько осторожных шагов к лежащему вниз лицом человеку, он пристально осмотрел его и подошел к голове, в волосах которой проглядывались седины. Осторожно вытянув голову, он легонько прихватил его за ухо и тут же, коротко хлопнув крыльями, отскочил в сторону, ожидая реакции двуногого. Тело не реагировало. Осмелев, ворон подошел еще раз и на этот раз сильнее долбанул в ухо, боязливо присев и чуть расправив крылья для прыжка в сторону. По-прежнему никакой реакции. Еще несколько ворон спикировало сверху, на последнем взмахе крыла тревожа измельченную чернь мертвой листвы, устилающей поляну. Первый ворон громко и уверенно каркнул и принялся за работу, острым клювом ударяя лежащего в ухо и отчаянно дергая. Эти пожиратели падали всегда знали, где и когда можно поживиться, они находили и безошибочно определяли трупы даже в тумане, прекрасно отделяли раненого мутанта от мертвого и притаившегося, сколько бы часов неподвижно он ни просидел, но тут они просчитались. Глухо застонав, тело перевернулось, показав лицо, на котором ржавыми отметинами проступали новые, незнакомые ранее воронам пятна. Заорав, падальщики забили крыльями и взлетели, стремительно набирая высоту, чтобы больше никогда не возвращаться на это место.

Человек в экзоскелете зашевелился, приходя в себя. Еще через минуту экзоскелет, зашуршав и защелкав приводами, раскрылся на две половины, оставив стоящего и покачивающегося от слабости Овода. Овод, казалось, все это время был с открытыми глазами, но только сейчас он смог видеть и понимать. После того как медицинский блок выпустил в него все антивирусные препараты и сообщил об этом, он понял, что оказался заражен. Но сейчас его это не волновало. Тело практически не чувствовало боли, но тупая, настырная незнакомая ранее жажда заставляла его трястись. Он увидел два человеческих тела на земле, показавшихся ему чем-то близким и знакомым, но задерживаться он не мог, он даже не попытался искать ПДА или оружие, поскольку жажда, подавляющая разум и волю, требовала большего. Овод сделал несколько шагов, получившихся довольно уверенными, инстинктивно он пошел от черной поляны, окруженной черными деревьями, не оттого, что она ему не нравилась, а оттого, что то ощущение, которое проросло в нем и именуемое жаждой, требовало другого. Поляна закончилась через десяток метров, и он вышел на желтую подстилку, из которой росли и тонкие деревца, и мощные гиганты, закрывающие собой все небо над ним. Отовсюду неслось ощущение прохлады и того самого, чего не хватало ему сейчас и так настойчиво требовало удовлетворения. Не понимая, что он делает, он прислонился к ближайшему дереву, небольшому клену, толщиной с человеческую ногу. Обнял его, закрывая глаза от блаженства, чувствуя, как проходящая через дерево прохлада, уходящая в землю и вместе с деревом поднимающаяся вверх, струится к нему, проникая через кожу внутрь, успокаивая настырное и мучающее ощущение. Вдруг поток прохлады остановился. Овод недоуменно открыл глаза. Вместо крепкого молодого клена он обнимал рассохшуюся черную древесину, с мертвой корой и появляющимися на глазах трещинами. Отступив на шаг, он увидел еще одно дерево, стоявшее рядом, с проходящей по нему прохладой. Прижался. Снова облегчение, снова поток нежной прохлады начал остужать его, но тут же прервался, оставив Овода в смятении. Он открыл глаза, снова черное дерево перед ним, от кончиков корней до самых верхних листов, он был уверен, что только что оно было живое. Все еще чувствуя жажду, но также и некоторое облегчение, он подошел к огромному исполинскому дубу, пышущему здоровьем, мощью и той самой успокаивающей и несущей ему радость энергией. Дерево было настолько огромным, что, даже разведя обе руки в стороны, он не смог обнять и половину его толстого ствола. Приникнув к грубой, шершавой темной коре, он закрыл глаза, чувствуя, как приятно восстанавливаются и заряжаются клетки его тела. Совершенно новое, но ставшее вдруг естественным ощущение. Почти минуту он нежился в успокаивающем его потоке, чувствуя, как постепенно мельчает и пустеет река вливавшейся в него жизни. Овод открыл глаза. Словно под черным снегопадом стоял он, осыпаемый черными, хрупкими листьями мертвого дуба, с едва слышимым перестукиванием черные мертвые желуди, больше никогда не родящие ни ростка, сыпались вниз, ударяясь о ветки дерева. Но жажда, наконец, ушла, оставив равнодушие. Овод поднял глаза, напротив него стоял Ржавый. Что-то поменялось в этот момент. Ржавый больше не казался ужасным, чудовищным существом, он не казался ни чужим, ни далеким, он казался своим. Уже не хотелось узнать, кто он и откуда, это было не нужно, главное, что ему можно было доверять так же, как и себе, и если Овод все еще считал себя человеком, пусть даже не задумываясь об этом, то Ржавый был его старшим братом, исполненным мудрости и силы. Мимо прошли еще двое… братьев с пятнами на лице, отметинами братства, волоча за руки бойца с нашивкой волка на плече, таща его к черной поляне, откуда вышел следующий брат, безумно сотрясаясь от жажды, он прижался к крепкой сосне. Дерево в его объятьях через секунды затрещало ссыхающимися веточками, зашелестело отлетающей вниз хвоей, почернело и умерло. Брат сделал несколько шагов к другому дереву и жадно припал к нему, зажмурив глаза и вдыхая жизнь Рыжего леса.

***

Где-то возле бункера Янтарь, в неприметной лощине с прямоугольным металлическим люком, открывающимся внутрь, проявилось оживление. Люк открылся, ссыпав внутрь с десяток мелких листьев, недавно брошенных деревьями или принесенными ветром. Из люка вышло несколько зомби, вполне подвижных и осторожных. Их заштопанные серым веществом раны практически не отличались от бледного цвета кожи. Глаза с размытыми крупными зрачками в проникающем сквозь редковатую листву небольших деревьев рассеянном свете не казались мертвыми и неподвижными. Двое из пяти мертвецов, осторожно, низко пригибаясь, заняли позицию для осмотра окружающей их территории. Еще три мертвеца, все одетые в легкую одежду, которая у сталкеров должна была прикрываться броней или плотной курткой, замерли у люка, ожидая знака от наблюдающих за внешним полем зомби. На всех были нашиты оранжевые квадраты, говорящие всякому сталкеру и долговцу о том, что объект находится под наблюдением ученых из Янтаря, обезоружен, отмечен, стрелять в него запрещено и не имеет смысла. Дождавшись сигнала от наблюдающих, троица, в динамике движения ничем не отличающаяся от динамики живого человека, выбралась наружу, где вдруг, как по команде, превратилась в неуклюжие и медлительные объекты, двинулась по выбранным направлениям. Наблюдающие остались на позициях. Спустя два часа вернулся первый из вышедших, ведя за собой сломанных, изорванных посмертными ранами, которые не в силах был заштопать вирус, мертвецов. Страшная, стонущая и спотыкающаяся группа, с остатками амуниции, кое-как вооруженная неухоженным, а потому ненадежным оружием, встала возле лощины. Ведущий их объект с отметками на одежде отыскал глазами наблюдателя, тот кивнул, показывая, что можно двигаться. Группа, повинуясь, один за одним, стараясь, насколько это возможно, попадать по специально разложенным в листве деревяшкам, чтобы не оставлять следов на листве, прошла вглубь лощины, тихо и беззвучно спустилась внутрь распахнувшегося люка. Железные ставни за ними тихо затворились.

***

Научный комплекс Янтарь. Лаборатория номер шесть. Шесть столов, за которыми тихо сидели сотрудники в белых халатах. Негромко гудели вентиляторы мощных ноутбуков, да заведующий лабораторией Лисов Алексей Иванович задумчиво помешивал ложкой в чашке с чаем, в котором давно растворился весь сахар. Лукас Константинович и Валентин Петрович хмуро просматривали что-то на своих мониторах. Дверь распахнулась, и вошел еще один сотрудник, Берик Капезович, в брюках и свитере, единственный оставшийся полевой сотрудник, все вопросительно посмотрели на него.

– Берик, родимый, ну когда ты нам образцы принесешь? – умоляюще обратился Лукас.

Берик обреченно выдохнул и сел на свое рабочее место. Было видно, что он устал, по крайней мере, от подобных вопросов.

– Нету объектов в округе, разбежались кто куда. Ребята из Долга тоже говорят, что их сейчас меньше стало, – ответил он, накидывая на себя в сидячем положении халат. – А те, что остались, никак не выше первой категории. У нас образцов от них полный холодильник.

Алексей Иванович перестал мешать чай ложкой. Действительно, в последнее время количество появляющихся и засекаемых в пределах научного комплекса меченых зомби стало меньше. Ученые предположили, что маячки, которыми метили многих под кожную складку на животе, выдохлись, разрядились, и теперь мертвецы ходят, не отсвечивая для радаров, установленных специально по их душу на крыше бункера.

– Завтра прилетят новые сотрудники, добровольцы на полевые работы, два человека, – сказал Лисов, оставляя в покое ложку и беря ручку.