If you get me. Книга вторая. Если ты достанешься мне

Во время обеда старая женщина, продолжала смотреть на Людмилу, сидя спиной к окну, прислонясь к подушкам на мягком диване, сливающимся с пастельным цветом её кафтана. С расшитыми «вручную» с узорами, присутствующими в этом традиционном стиле женской одежды – марокканских кафтанов. По всему видно, что свекровь, оделась нарядно для торжественной встречи с русской невесткой, кафтан образовывали две части: платья, первый слой «Tahtia», из тонкой, но не богато украшенной ткани, и более сложный второй слоя или верхнее платье, которое было застёгнуто спереди с использованием традиционных застежек под названием sfifa. Верхний слой его украшала богатая вышивка, с бисером. Продолжая традиции, хежжа держала марку наследницы старинного и знатного рода аристократического семейства Рабата, несмотря на физическое недомогание, теперь она не справлялась самостоятельно с собственным обслуживанием, однако по ведению хозяйства в доме, но впрочем, ведение хозяйства в доме всегда совершалось с участием слуг.

Когда подали фруктовый десерт, дочь сообщила, что ей с матерью требуется отлучиться, оставив членов семейства, они покинули дом, направляясь в ближайший банк, обменять доллары на дирхамы.

Пройдя вперёд по улице Канакри и свернув у проезжей части за угол ресторана Дар Нажи, они вошли небольшое отделение CIH банка в доме номер 12, что разместилось в ближайшем квартале на авеню Эл Магриб. Судя по диалогу, между Люджейн и служащим банка, мать догадалась, что Люджейн, как и до предыдущего приезда Людмилы в Марокко, в настоящее время, в супружестве вела замкнутый образ жизни. Такой, каким он был у дочери в девятнадцать, во время проживания Люджейн с её мачехой, женой экс супруга Людмилы, когда она не выходила без сопровождения членов семьи на улицу и сама не совершала покупок. «Сколько усилий, я приложила в те годы, когда дочери исполнилось девятнадцать, мы ходили и учились общению в социуме, налаживали контакты, после которых Люджейн, закончила спец. образование, секретаря – референта и вскоре успешно стала работать в туристической фирме, до вступления в брак. Что же теперь – шаг назад в прошлое, приём медикаментов и успокоительных пилюль? Для чего, чтобы глушить естественные потребности личности, такое происходит, когда человека замыкают в ограниченном пространстве дома, теперь квартиры супруга? Понятно почему Энрико мечтает о втором ребёнке, не для того ли, чтобы ограничивать мирок Люджейн, лишь его собственным присутствием, замкнутым пространством из четырёх стен? А как же интересы общечеловеческие и межличностное общение в кругу жизни?»

После размена валюты; долларов на дирхамы. Людмила с дочерью подобно двум птичкам весело «щебеча» и взявшись за руки, возвращались обратно в дом свёкра. По отражению света солнца в глазах и ямочках щек, в трогательной улыбке Люджейн, стало зримо; что дочь упивается глотком весенней свежести воздуха, пространства улиц, вне стен квартиры дома на улице де Саблес и без круглосуточного надзора супруга. Согретые теплотой дни к концу мая, представлялись безоблачными, тем временем дистанция между ними и домом, всё сокращалась.

Вскоре они вошли в новый дом свёкра и присоединились ко всем остальным, сидящим в салоне гостиной на восточных диванах. В ожидании пока прислуга готовит стол к чаепитию, Людмила рассматривала интерьер: Ниже окон гостиной по периметру стен тянулись диваны, а выше них, вдоль стен, находились картины с видами городского пейзажа, кисти местных художников, а на почётном месте, выше плоского телемонитора висела большая фотография Мекки: В композиции, центральное место отводилось знаменитому чёрному камню, парящему над землёй, вкруг чёрного камня – паломники.

Между тем, прислуга приносила напитки – кофе и зелёный чай с мятой, различного вида печенье, среди которого было подано и миндальное, такое в прошлом пекла и свекровь. Вскоре послышался телефонный звонок, в то время, Люджейн предлагала Людмиле примерить некоторые из национальных кафтанов – платьев для предстоящего вечера в стиле «девичник». В ходе телефонной беседы по обрывкам фраз, Людмиле стало понятным, что звонила Латифа, сестра её экс супруга из Касабланки.

Вероятно, Латифа старалась держать руку на пульте, контролировать жизнь Люджейн. А недавно звонившая родственница не пожелала представиться ей, накануне, Латифа звонила в квартиру Люджейн, тем временем, дочь, находилась ванной, завершая утренний туалет, не имея возможности подойти. Но, несмотря на Людмилину просьбу Латифе не представилась ей, но всё же представиться ей пришлось, иначе о звонке не сообщится племяннице», между тем, мать еще не могла осознать, как далеко Латифа углубилась в чужую личную жизнь, в дела семейства Люджей.

После визита в новый дом бывшего свёкра, Абдель Кадера, Людмила с Люджейн и маленьким Дези, проводили вечер в салонах дома семьи Мехди, брата экс супруга Людмилы, на вечеринке невесты, Малики. Этим событием Людмила поделилась с сестрой:

[13:25, 6.5.2019]Людмила: «Это я нахожусь на девичнике, на вечеринке невесты Малики, её стразу узнаешь на видео, она темнокожая в красном берберском наряде, как я писала, она вскоре отправится к мужу во Францию. Знаешь, на фотографии, что показала Малика, он белокожий, так вот, дорогая сестра, опишу по порядку: Вчера мы ходили на вечер были у родственников в доме брата Набиля – Мехди. Вечеринка по случаю отъезда Малики, девушки, которая, как я сообщала: Прежде Малика работала прислугой в доме дедушки Люжейн, в скором времени она покидает Марокко, уедет к мужу французу.

Вечеринка, которая проходила в доме Мехди, понравилась, на вечеринку невесты были приглашены многочисленные родственницы семьи Абдель Кадера. Там, можно было насладиться приятным разнообразием напитков и выпечки, ассортимент которых через время менялся, всё это как принято на марокканских приёмах, подавалось «в обнос» на блестящих подносах, нанятыми официантками. Весь вечер в ритме арабских мелодий, под аккомпанемент музыки, у монитора, на небольшом пространстве у восточных диванов, танцевали гости невесты. Торжество проходило без мужчин, в связи с отсутствием головных уборов у женщин, или фуляров у всех присутствующих, помимо обслуги в платках и местной художницы, которая на руки гостей наносила росписи хною в виде узоров, начиная рисунок с запястий кистей рук, заканчивая эту роспись у кончиков пальцев.

Несомненно, на вечере самое пикантное зрелище произвела смена платьев невесты, появляясь через интервал времени в гостиной в традиционных свадебных платьях – всего их было четыре, как и четыре района в Марокко. Пятым же было заключающее этот показ – маленькое французское платье – мини, я думаю, и ты в свою очередь насладишься этим зрелищем, которое отправлю следом на видео.

В один из перерывов между показами традиционных нарядов невесты, мы с Люджейн осматривали комнаты в доме, поднявшись по лестнице на третий этаж, оказавшись на плоской террасе. Откуда разворачивалась панорама на городские кварталы и Минарет мечети Али Бен Юсуфа в кольце жилых построек, с террасы просматривались окружавшие виллу дома в стиле арабской архитектуры и Минарет мечети, что в мусульманском мире почитается как покровитель твердыни. Открывшийся вид на бесценный памятник архитектуры Минарет мечети Али Бен Юсуфа построенный в 11-ом веке Альмохадами завораживал. И только ради того; чтобы увидеть его стоило приехать на виллу к Мехди, в его дом с изюминкой проекта, ряд соседних вилл не загораживали обзора на башню мечети, в минувших столетиях погребённую Альморавидами до руин, но спустя века возведённую заново.

Вскоре мы спустились обратно в гостевые салоны, где в целом обстановка вечера была дружелюбной: Тем временем, мы светски пообщались с женой экс супруга Хадижей, однако подруга Хадижи, супруга Мехди, брата Набиля, в отличии самой Хадижи, хозяйка этого дома Зинаб, ко мне была не приветлива. Хочу пояснить, почему торжество невесты происходило в доме супругов Мехди и Зинаб, по договорённости с Маликой она, предоставила свои гостевые салоны по случаю торжества невесты. А прежде Зинаб относилась ко мне совершенно иначе, вспоминается её дружелюбие при нашей встрече, в мой прошлый визит в Марокко, когда Люджейн только исполнилось девятнадцать.

Забавно было наблюдать за моим бывшим супругом, который появился к концу вечеринки, в то время, я находилась в одном из салонов на диване между сестрой Набиля и его матерью, рядом со мной присела и наша дочь, а в другом «лагере», в салоне его супруга – Хадижа.

Зрительно салоны разделены по периметру комнаты невысокой стеной, вдоль которой ряды диванов, а ближе к проходу напротив одного из диванов «гэ образной конфигурации» – овальный столик, вкруг него на диване сидели подруги; Хадижи и Зинаб, жены братьев, Набиля и Мехди, рядом с ними две гостьи.

Сидя на диване близ хежжи, его матери, я смотрела, как метался Набиль, вначале от одного салона к другому, интересно, что его появление с сыном, не смутило присутствующих женщин в гостиной, они так и продолжали сидеть с непокрытыми головами: Казалось, что гостьи позабывали о своих лёгких фулярах, но это и не удивительно, если вспомнить, что прибывший на вечеринку Набиль, был, как и прежде в своём амплуа, и на вечере не преминул отличиться:

С минуту посидев, возле меня, остановил на мне пристальный взгляд, и как только мог он, не удержавшись «блеснуть остроумием»:

– Люсиль, – произнес он, не отрывая от моих голубых глаз буровящих бусинок, – мы, конечно, уже постарели.

– Не мы, а ты! – тут же, парировала ему.

– Да, правильно, это я постарел, как видишь и поседел,– заискивая, улыбнулся.

«Кавалетто», – тут же вспомнив, как его называли в студенчестве, такое прозвище он получил, после поездки в Россию через Италию. «Кузнечик", – между тем, он бросал на меня свои вожделенные взгляды, между тем, глядя в черноту его глаз, – я подумала: Пожалуй, только и всё, что осталось от его внешнего облика; прежнего «красавчика», словно зелёный кузнечик, стал саранчой, поменяв свою зелень на выцветший цвет опавшей листвы, округлившись до шарика».

Но, всё же он встал и поскакал к кругу, где мечется, покраснев от конфуза, его арабская жёнушка, Хадижа, а рядом с ней на диване оставались, кто-то из родственниц, наблюдавшие за веселящим сюжетом.

Тем временем, я предложила свекрови, выпить что – ни будь, из тонизирующего, поставленного на подносе. Свекровь мне указала в сторону стаканчика с чаем, который я неспешно к губам её поднесла, давая возможность хежже, утомлённой долгим сидением, хоть утолить жажды. Как ни как, оставленную без внимания близкими, включая внучку – Люджейн и набожную, сердобольную дочь – Латифу. Так старательно, изображающую из себя образцово верующую, своим показательным поведением. И действительно, минут двадцать назад, я узнаю, что предстоящую ночь маме – хежже придётся коротать узких диванах салона, неудобных для сна, эти диваны проседают со временем, создавая небольшие наклоны от стен: «Что и говорить о предстоящем в ночи неудобстве», подумалось мне, глядя, как старая полоумная женщина, поминутно в попытке лечь, ворочалась из стороны в сторону, затем как неваляшка садилась.

Гости со временем разъезжались, салоны постепенно пустели, измотанные дети, раскрасневшись к позднему часу то, носились по лестницам дома то, выбегали из него на лужайку.

Тем временем, я не могла взять в толк, «почему этой старой женщине не предложат переспать в одной из спален в верхних комнатах дома? Неужели в этом имеется необходимость, чтобы больной женщине мучиться на диванах салона и отчего, сердобольной дочери хежжи, Латифе, в машине не отвезти мать домой, где за хежжей заботливо смотрит сиделка?

А, вот гляжу и её сын,…, вот, он, уже и подскочил к нам, держа за руку отпрыска, чем-то схожего с ним, но сложением фигуры, шире в бёдрах отца, что явно перенято сыном от матери.

– А это мой сын – Реда, – произнёс он со знакомым мягким французским прононсом, Р…, Реда.

И озвучивая свою великую гордость за сына, решил выложить всё и сразу о нём: – Реда учится на отделении информационной технологии и совсем скоро, Реда переедет в Бельгию и будет там жить.

Я уточнила: – Как, он будет там жить, временно, на квартире? – в то же время, рассматривая: «Теперь, оба синхронно, как «два кузнечика переносят тяжесть с левых лапок на правые», мнутся на тонюсеньких ножках, контрастирующих с упитанным «Кус Кусами» брюшком, перенося корпус из стороны в сторону, радушно, вместе с тем, улыбаясь, в попытке произвести впечатление».

– Реда, – обратился Набиль к сыну, протягивая ему телефон, – я хочу, чтобы ты снял меня вместе с Люджейн, Люсиль и внуком на память! – притянув к себе Дези, что на бегу, спускался по лестнице, догоняя внучку Латифы.

«Боже мой, идиллия – святое семейство в сборе, – пронеслось у меня в голове, – да но, думаю, Хадиже, не очень приятно, наблюдать за встречей с возлюбленной». Однако Набиль не унимался, использую шанс; стоя вплотную ко мне; своей любимой Люсиль, он попросил сына отснять несколько кадров, а затем ещё пару снимков, мотивируя тем, что ракурс тела оказался не удачно развёрнут. А между тем присоединился и Мехди, его брат. Вскоре мы все мирно беседовали, как бывало и в прежние годы, в доме мы-Зубиды, матери свёкра на Оранжевом переулке, в те времена Мехди не был женат. Внешне он отличался от старшего брата, Набиля, был выше ростом его, с русым оттенком волос и характером младший Мехди покладист. Мне вспоминались наши уроки французского, которые он преподал до посещения французского центра, что проходили в верхнем этаже дома в небольшой комнатке у террасы с видом на небольшую среднюю школу, в которой со временем училась Люджейн. Мехди всегда относился ко мне и Люджейн с доброжелательностью и терпимостью, отличаясь толерантностью взглядов».

Вернусь немного назад к церемонии вечера: Мужчинам, даже членам родственных семей женщин возбранялось смотреть, на непокрытые головы женщин, вероятно, поэтому во время показов платьев невесты Мехди пребывал в своей комнате, расположенной двумя этажами выше салонов гостиной. Куда мы с Люджейн поднимались больше часа назад, осматривая комнаты в доме, а там, заглянули случайно, наткнувшись на небольшую спортивно – музыкальную комнату – студию, судя по боксерской груше, подвешенной в ней и его любимому инструменту – ляуду, который и был у Мехди в руках, где мы и обнаружили хозяина дома. Должно быть, Мехди не отлучался из дома и всё это время, был вынужден прятаться в студии.

Теперь в отличие от прежде господствующего в Марокко демократического ислама, наступили времена возврата к традиционному укладу жизни, скорее перемены во внешнем облике, чем в людском поведении, которые экспонировались гостями на этой показательной вечеринке. Не более пятнадцати лет назад, все эти женщины, которые устроили демонстрацию, приверженцев веры, пряча волосы под платки, раньше предпочитали не покрывать голов, укладывая волны волос, в красивых причёсках щеголяя по улицам в одежде европейского стиля. Конечно, национальные платья не возбранялись и прежде носить но, в основном в них облачались по случаю семейных торжеств.

И немного о взглядах на обстановку на вечере,…, между тем, когда я посмотрела на Мехди, который, как мне показалось: Старательно игнорировал недовольные взгляды супруги, сидя в расслабленной позе: нога, за ногу едва облокотившись о мягкую спинку набитого шерстью дивана, как ни в чём не бывало, улыбался гостям, не обращая внимания, на супругу, метавшую искры, разговаривал с матерью, хежжей.

Тем временем я попыталась рассмотреть линию тонких черт лица Зинаб: На круглом лице, едва выделялись глазки, заплывшие жиром и, несмотря на старание выразить чёрными стрелками вокруг глаз контур, яркость подводки бровей и ресниц, черт лица не спасала. Да, подумалось мне: Вряд ли, Зинаб, что в переводе имени – красавица так соответствует хозяйке этого дома, в её настоящем лице с нависающей пухлостью щёк, линии в одутловатой физиономии смазывались. Конечно, в мой прошлый приезд, супругу Мехди и можно было ассоциировать с именем Зинаб, не смотря на излишества веса, но в представшей её нынешней неуклюжести, логичней подходило имя горы.

«А, что мешает подойти ближе к свекрови, высокий статус, директора банка, в настоящем возглавляющей один из престижных банков в столице или быть может, треснуть на Зинаб стянувшее платье?» Зинаб же, с не довольной гримасой, не трогалась с места, сидя как статуя через ряд спинок диванов, разделяющих супругов в гостиной, – на этом пока, дорогая сестра, на сегодня, пожалуй, что всё о хозяевах и гостях на вечеринке невесты».

Тем вечером, ближе к полночи, большинство из присутствующих покидали гостиную. Некоторые из приглашённых женщин – самостоятельно, а за оставшимися родственницами в это позднее время, приезжали мужья, их родственники, увозя по домам. Но, именно в этот момент, все они – женщины и мужчины, лицезрели друг друга, такими как есть, с непокрытым платком головами. «Как расценивать эту экспозицию хиджаба, скорее как существующий фарс, как модную тенденцию в стиле последователей монаршей политики?» Людмиле было странно наблюдать подобную нарочитую набожность, которая проявлялась повсюду с приходом к правлению потомка монарха Хассана второго, Мухаммеда шестого. В отличие от традиций, бытующих в недавнем прошлом страны, времен периода правления предшествующего монарха, очевидцем, которого и была Людмила, проживавшая в восьмидесятых годах в центре столицы Марокко, на авеню Хассана второго. Тогда, когда государство придерживалось линии демократического ислама, и в те времена, пятнадцати летней давности, в головные уборы в виде фуляров или всевозможных покровов, многие женщины; столичного клана семейства Беннани не заворачивались. Не говоря о ношении национальных одежд, кафтанов, джеллаб, такую одежду носили люди в летах, остальные не достигшие зрелого возраста и в том числе, солидные граждане, кафтанами, одинарными платьями или двойными такшитами – прикрывали себя исключительно на торжествах.

Людмиле припомнилась и чернокожая прислуга прабабушки Люджейн – Зубиды, Фатима и то, как все нежно её называли: Деда, повседневный наряд, которой состоял из "джелабы" и платка покрывающего волосы и кружевной паранджи, прикрывающей большую часть лица, Деда одевалась в эту одежду всегда, когда в дом приходили посторонние или же по случаю выхода за его стены. Деда, хотя настоящее имя её – Фатима, эта женщиной из Сахары, из берберских слоев, облачалась в традиционное одеяние, в соответствии с религиозными убеждениями. Между тем, как остальные члены религиозного многочисленного рода Беннани в те, восьмидесятые годы обходились без этой атрибутики: Не говоря о платках, закрывающих волосы, нося по большей части деловые костюмы, платья были длиной немногим ниже колен и рукав, как правило, доходил до середины локтя…, и никто не прикрывал щиколоток и рук по запястье».

– Посмотрите, какие дети родятся у Малики, – голос Набиля вывел её из размышлений о показной демонстрации приспешников веры и напускном исполненье традиций, – видите, вот этого маленького чёрного, – тыкнул он на экран телефона, – вот такие будут, маленькие дети у Малики и все чёрные.

Теперь после этой глупости, Людмила поняла, что «Кузнечик не изменился и годы спустя изумлял своими экстраординарными выходками, он умудрился и сейчас рассмешить». Сестра Набиля смеялась, обнажив своё лицо, под «маской» напускной озабоченности или искусной роли старшей женщины в доме, мамы, бабушки у которой всё под контролем. Мгновенно отбросив заботы и помолодев лет на двадцать, обернувшись весёлой проказницей, такой знакомой Людмиле, именно такой и была Латифа при первом знакомстве в Марокко: Когда, по прилёту в аэропорт Касабланка, Людмила с годовалой малышкой Люджейн и прогостила в доме Латифы первых три дня.

– Почему же только чёрные, если муж Малики белокожий?

– Хмак , – отозвалась Латифа.

«Вот, это больше соответствует естественному поведению членов семьи Беннани, – подумала Людмила, – когда всё называется своим именем. Набиль был обозван сестрой – дураком, хотя, он не скрывается, открыто выражая расистские взгляды. И, тем не менее, не смотря на его убеждения, неуместные на вечеринке чернокожей невесты, откровение лучше, чем двуличие. Как парти – плент явившихся приверженцев вере, того что лет пятнадцать назад не наблюдалось. Да и дочь у Набиля не поборница строгости, не фанатка в ношении зачехлённой одежды. В отличие от моей, выросшей под опекою бабки – мамы хежжи и подрастающей в семье мачехи; в пору третьего супружества отца. Сара, сестра Люджейн по отцу, одевается вполне современно, дочь служащей банка, студентка; контактная, образованная и дружелюбная, по всему видно, что родители Сары, Набиль и Хадижа стараются изо всех сил, обеспечить дочери блестящее будущее». С мыслями о современных реалиях перейдя к не весёлой действительности, что касалось собственной дочери, Людмила направились к выходу, взяв за руку Дези, ведь только с приездом экс супруга – Набиля, наконец – то «нарисовался» зятёк, Энрико. «Неужели они не понимают, что ребёнку, пора давно спать, такое перевозбуждение не принесёт пользы нервной системе ребёнка! Как вдруг у Людмилы появились догадки: «Понятно, Набиль сговорился с дочерью, любящей папу. Не по его ли, просьбе устроена проволочка с отъездом, так вот, оно значит, как? А я, как второй час пытаю Люджейн: Почему Энрико так надолго задерживается, а нельзя ли, ему позвонить?» И будто бы, в подтверждение слов «Кузнечик» вновь подскочил к ней, отбившись от вопросов супруги Хадижи и «цепляющих» женщин салона, что находились напротив, в «другом салоне», за овальным столом, где супруга Мехди, хозяйка дома, пренебрегая этикетом, ни с того ни с сего, выказывала холодность; не проводив до порога гостю, уходившую в эту минуту, говоря о Людмиле, но зато «Ковалетто», компенсировал это с избытком, подхватив своего сына за руку, понёсся, словно юнец на первом свидании, догнав её у самого выхода, галантным жестом распахнув дверь, произнес:

– Люсиль, я провожу тебя до машины.

Между тем, как Людмила сидела в авто, в ожидании дочери, приоткрыв окна в салоне, глядя на то, как резвился бывший супруг, который то, открывал двери салона машины то, садился в него, а то, включал фары, освещая чёрную марокканскую ночь в отблеске глянца машины, затем выходил. Пятидесятилетний мужчина, а вёл себя, подобно подросткам, в пытке продемонстрировать девочкам, дорогие игрушки.

Поначалу Людмила старалась сдержаться, чтобы глядя на то, как крутится «великовозрастный мальчик» у новенького авто, не прыснуть от смеха, но, не смотря на все усилия, не смогла хранить хладнокровие, к приходу Люджейн сидя, рядом с маленьким внуком, они громко смеялись: «Его поведение, вполне объяснимо; ведь прошлый приезд, дальний родственник Мохаммед, на встречи с Людмилой подъезжал к дому на перекрёсток улицы Хасана второго, оставляя перед входными дверями его лазурное "вип авто". Тем временем « приударив» за мной на глазах у семейства, тогда уже мы с Набилем в браке не состояли. Когда в прошлый визит со стороны богатого родственника по линии свёкра, выражалось желание сделать мне предложение о замужестве. Всплывали события предшествующего визита в Марокко: В последнюю неделю Мохаммед, что ни день приезжал в дом моих свёкров, приглашал меня то, в рестораны то, на прогулки по городу то, для визита в его новый дом, в самом престижном районе Рабата. Тогда меня удивляло, что в столице, престижным считают район не у моря, а ближе к лесу.

Конечно, Сиди – Мохаммед, не догадывался, как и члены семьи Набиля, как и он сам, что надежды Сиди напрасны, теми днями, когда он познакомил меня с супругой, её родителями и родственниками жены, – вспоминались встречи с Сиди тех лет:

«В один из тех дней, желая насладиться красотой океана, он остановил машину у берега, после …, тщетных поисков найти один из ресторанов, в котором прежде бывала Людмила, которым не пришлось не увенчалось успехом, и тогда, не найдя того затерянного уголка, они зашли в другой ресторан.

Прошлое не возвращалось, как и те дни, пережитые ею когда-то, казались, ей далеким исчезнувшим миражом: Песчаный берег, отражая лучи яркого солнца, казалось, был в позолоте, а немногим выше по склону легким ветерком поднималась прибрежная пыль. В те минуты прогулок, они воспоминали годы студенчества, перекидываясь словами, смотря на залив. Ей нравилось общаться с Сиди на русском, и он восхищаясь Людмилой, терял голову.

– Знаешь, а ты изменилась.