Силки на лунных кроликов

Всякий раз, когда ты будешь чувствовать себя плохо, включай музыку и танцуй.

Он купил для нее недорогой ноутбук. Но никакого Интернета. Здесь было много музыки, под которую она могла танцевать. Особенно ей нравились песни Мадонны. И когда девочка танцевала, гнев тонкой струйкой выливался из нее, словно таявший лед.

Но для профессора это было всего лишь затишье перед бурей. Словно демон внутри девочки выжидал своего часа.

Зима закончилась. Поля медленно почернели, с юга донеслись крики возвратившихся птиц. Ручьи медленно стекали по бороздам, давая надежду всему живому. И родителям, бесследно потерявшим своих детей. Может быть, обнажится земля, и покажет бледное изможденное лицо. Или маленькую детскую руку. На лавках снова собирались старухи и судачили о делах прошедших лет, о слухах.

Матери приглядывали за своими детьми, загоняли их домой, а те, почувствовав скорое наступление лета, противились, капризничали. Не понимали, как страшны бывают монстры.

Профессор сменил постер на стене погреба. Теперь ее украшали цветущие сады. Фото, наверное, было сделано где-то в Японии. И пусть. Ей всё равно не узнать…

И вскоре профессор понял, почему девочка вела себя так тихо и робко. Однажды утром, когда он принес завтрак и уселся поудобнее, чтобы побеседовать с Алисой, та украдкой поглядывала в сторону открытого входа.

Отхлебнув немного чая, она скривилась:

– Ты забыл положить сахар в чай.

– Я клал.

– Нет, он несладкий.

Профессор потянулся к кружке, чтобы убедиться в том, что девочка не ошибается. Та отстранилась, как будто боялась, что папа отнимет кружку.

– Могу поклясться, что клал!

– Говорю – несладкий!

– Хорошо.

Профессор, держась за поясницу, встал со стула, на котором сидел здесь обычно, и поднялся по лестнице. Крышка за ним закрылась, но замок не звякнул.

Тогда Алиса выждала немного и поднялась по ступенькам. Некоторое время она не могла решиться и приподнять крышку. Руки тряслись, глаза пульсировали от страха.

Наконец, она подняла обе руки и сделала усилие, чтобы приподнять крышку. Она была деревянной, и девочка смогла толкнуть ее достаточно, чтобы образовалась широкая щель. Было сумрачно, Алиса пролезла в щель и увидела, что слева бьет яркий свет. Свет не был таким, к какому она привыкла. Это был дневной свет, исходивший из въезда в гараж. Машина же теперь стояла на подъездной дорожке. Каждый раз навещая Алису, профессор отгонял машину, а затем снова ставил ее над входом в погреб.

Девочке казалось, что она маленький крот, решившийся наконец вылезти из своего укрытия. Внешний мир не был похож ни на что. Она вылезла теперь полностью, и крышка громко захлопнулась за ней. И с этим звуком пришла паника.

Девочка смотрела на крышку, и теперь ей казалось, что пути назад нет. Вокруг нее все еще были стены, но не те стены, к которым она привыкла. И всё же дети смело идут на глубину. Чтобы научиться плавать или захлебнуться.

Она сделала несколько робких шагов в сторону яркого утреннего света. Снаружи было намного холоднее, чем в норе. Еще один шаг, и еще. Тайное темное желание поддаться губительной воле солнечных лучей возрастало. Так человек, оказавшийся на краю пропасти, неминуемо задумается: а каково это, улететь вниз, раскинув руки?

Оставалось сделать всего пару шагов, чтобы подставить свое лицо солнечным лучам, но путь преградил высокий силуэт. Это был папа. Он стоял, ошеломленный, с сахарницей в руках.

– Ты что это здесь?..

Сперва он даже не поверил своим глазам, подумал, что всё это ему только снится. Сахарница вывалилась из рук и разлетелась на мелкие керамические осколки, сахар разлетелся по бетонным плитам. Профессор схватил девочку на руки, та издала слабый стон, но не от боли, а от страха.

Он, крепко сжимая ее, как будто и сам поверил в сказку о болезни, быстро понес обратно в погреб. И снова этот жуткий спертый воздух, этот запах древности. Снова ступеньки вели вниз, снова неестественный желтый свет.

Мужчина швырнул с силой девочку на матрас, а затем взялся за голову, вырывая последние поседевшие волосы.

– О чем ты только думала?

Его взгляд упал на кружку с чаем. Он поднес ее к губам и отхлебнул. Так и есть: сахара было достаточно. Она провела его, обманула. Не сдержав своей ярости, он швырнул желтую кружку с нелепой рожицей в стену. А ведь это была ее любимая кружка. Чай темным пятном растекся по стене. Алиса заплакала. Не от обиды и жалости к себе. От ужаса. Так собака чувствует плохое настроение своего хозяина и жмется к стене, прикладывая уши к голове.

И чем больше он кричал и рвал на себе волосы, тем громче она плакала. Тогда папа собрал все ее любимые книги, игрушки, краски и сказал:

– Посиди здесь в одиночестве и подумай над тем, что ты сделала.

И она сидела. Он снова оставил ее на три дня, но на этот раз без книг и развлечений. И все три дня она просто смотрела на картинку с цветущим садом. И она была там.

Вот ее душа отделилась от тела, подошла к стене, протянула руку и вошла в картинку. Теперь весеннее солнце согревало ее руки, нежные лепестки касались ее лица, теплый ветер гулял в ее волосах. Алиса-душа на секунду обернулась и посмотрела на своё тело, которое всё еще сидело на матрасе в позе лотоса. Алиса-душа улыбнулась и сделала зовущий жест рукой. Но Алиса-тело отрицательно покачала головой из стороны в сторону.

Она не могла двинуться с места, не могла пошевелиться. Каждое движение отдавалось нестерпимой болью. Боль эта жила в голове.

И тогда Алиса-душа снова повернулась спиной. Вот только всё было, как в замедленном действии, как в кино. Она пошла гулять по саду. И на ней почему-то было маленькое желтое платье. И солнце не испепелило ее.

И все три дня Алиса так и смотрела это «кино». Иногда она засыпала, проваливалась в глубокий сон, и там снова видела кроликов. Много маленьких белых кроликов. Алиса пыталась поймать хотя бы одного, но все они разбегались, как только девочка к ним приближалась. И белые кролики прятались за высокими деревьями, ускользали в норы. И норы эти были такими узкими, что невозможно было в них пролезть. А лепестки с деревьев осыпались. Пока деревья не становились голыми, как остовы.

Вернувшись в нору, папа застал девочку спящей. Он, снова мучаясь угрызениями совести, расставил все книги на стеллажи, вернул игрушки и ноутбук. Потрогал ее лоб. Не горячий. Но разбудить ее оказалось непросто. Она была словно в коме. Словно в коме, она поела и попила. И в наказание самому себе папа пообещал ей, что раз в месяц ночью будет выводить ее из норы.

Так и было. Свое обещание он сдержал, хоть и опасался, что может быть пойманным. Глаза и уши были повсюду. Но, как ни странно, хандра Алисы прекратилась. Она словно нашла новый смысл жизни. А потом ей исполнилось восемь лет. То есть папа убеждал, что ей всего лишь три.

Но, гляди-ка, какая умная ты в свои три года! Не то, что другие дети!

Глава 18.

Ведьма

1.

Еще одна туманная ночь опустилась на тихий поселок. Где-то слышался шелест крыльев ночных птиц, шум ветра в голых ветках, приближение зимы.

Алиса спала прерывисто, тревожно, иногда просыпалась в холодном поту, куталась в одеяло. Постель была неудобной. Полнолуние заглядывало в окно своим огромным бледным лицом и освещало комнату. В темноте появился силуэт. В сумраке он казался огромным исполинским монстром, отбрасывавшим тень на стену.

Это папа пришел за тобой… Только папа теперь не белый кролик. Он кролик-оборотень.

Алиса пошевелилась, но не открыла глаза.

Правильно, не открывай глаза. Хорошие девочки должны ночью крепко спать.

Здесь, в комнате, кто-то был. Алиса почувствовала чужой запах. Чужое дыхание становилось всё громче и громче. Но никаких шагов. Всё ближе и ближе…

Не открывай глаза. Не заглядывай под кровать…

Но Алиса открыла. Она лежала на левом боку и первое, что увидела, – это яркий свет из окна. Задыхаясь от ужаса, она медленно повернулась на спину. Дышать становилось всё тяжелее. Хотелось закричать. Так кричит новорожденный, чтобы наполнить легкие воздухом. Но у нее ничего не выходило. Ни звука.

Кто-то стоял у ее кровати. Оборотни из снов стали реальностью. Она никогда не боялась темноты, но теперь по всему выходило, что именно в темноте и прячутся страхи. Алиса повернула голову вправо.