Силки на лунных кроликов

Яркие горящие глаза уставились на нее, и девочка представила, как вскакивает с постели и вжимается в самый дальний угол, прячется. Но это было только воображение. На деле же она не могла пошевелиться. Всё ее тело сковал паралич. Вот только это не был сон. У кровати действительно стоял монстр. И это была женщина. Та самая, что живет с ней под одной крышей.

Она, женщина, просто стояла у кровати и молча смотрела на девочку. Ее волосы рассыпались по плечам, на ней была длинная белая ночная рубашка. Женщина походила на призрак. Она не двигалась, словно завороженная. Можно было подумать, что она ходит во сне. Но нет. Рука ее резко дернулась. А вместе с ней дернулась и Алиса.

Женщина внезапно громко зашипела на девочку, подобно кошке, охраняющей свою территорию. Ее горящие глаза приблизились к Алисе. Изо рта неприятно пахло.

– Знаешь, что они сделают с твоим папочкой, когда найдут его? – женщина пропускала каждое слово сквозь зубы. – Подвесят его вверх ногами и выпустят кишки, как свинье!

Вот тут крик вырвался из груди Алисы. Она и не догадывалась, что обладает таким запасом воздуха в легких, таким сильным голосом. Ей казалось, что стекла в окнах задребезжали, зазвенели, дом покачнулся. На самом же деле, крик этот был мышиным писком.

Алиса вскочила и с силой оттолкнула от себя женщину, но та ловко вцепилась в руки девочки. Вцепилась ногтями. Алиса вспомнила сказки о страшных ведьмах и мачехах. Эти когти… Оставили красные следы на руках девочки. Из них тут же начала сочиться сукровица.

– Ты не моя мама, ты ведьма! Ведьма! – кричала Алиса.

– Думаешь, майор тебе поможет? Знаешь, что он сделает с твоим папочкой?

Девочка кричала и вырывалась, звала на помощь. Но кто здесь мог ей помочь?

Окна созданы лишь для того, чтобы видеть, но не слышать. Чужие тайны прячутся за плотными шторами и белыми занавесками. И даже лунный свет не сможет рассказать о чужой жизни.

Они вдвоем кружились по комнате, как будто любовники в страстном танго. Девочка вырывалась, но цепкие пальцы ночной гостьи никак не хотели отпускать. И тогда Алиса, почувствовав ярость и боль, изо всей силы ударила женщину по ноге. Та взвизгнула и отшатнулась. Алиса наконец-то была свободна. И следы, оставленные ногтями, сразу даже не болели. Внутри дома, внизу, что-то снова с грохотом упало. Женщина, бывшая только что ведьмой, внезапно пришла в себя и снова превратилась в мать. Ее глаза прояснились, она стремительно выбежала из комнаты, оставив за собой мерзкий горький привкус страха в этой комнате.

Девочка заметалась от стены к стене, как раненый зверь. Она не могла выпрыгнуть в окно, она не могла выбежать из комнаты. Могла только плакать и бить кулаками в стену. Больно не было. По крайней мере сразу. Остановила ее только кровь на стене. Увидев несколько мелких капель, девочка сползла на пол и осталась там до утра.

2.

Сон пришел только под утро. Тогда Катерина вошла в комнату.

– Собирайся, тебе в клинику.

Она сказала это так, словно ночью ничего и не произошло. И Алиса начала даже сомневаться в том, что память ее не подводит. Быть может, это просто был яркий сон. Тогда почему так сильно болят руки? А на внутренней стороне красуются длинные параллельные кровоподтеки, словно страшный большой зверь царапал ее. А костяшки пальцев вздулись и покраснели. На стене остались пятна коричневого цвета.

Нет, это был не сон.

Алиса хотела запротестовать, сказать, что никуда не поедет. Но ни единого звука не сорвалось с ее губ. Рано или поздно, она всё равно сбежит отсюда, найдет какой-нибудь автобус. В мире много разных автобусов, и все они ездят в разные стороны. И неважно, в какой стороне оказаться, главное, чтобы подальше отсюда. Найдет тот самый дом с ключом под камнем. И спрячется там от всего мира.

Кто-то сказал: ключ под камнем будет ждать тебя всегда…

Голова раскалывалась из-за отсутствия крепкого сна. Алиса умылась, немного причесалась, посмотрела на себя в зеркало. Впервые она осознала, что ей не нравится собственное отражение. Понятия красоты ей были еще недоступны, но она могла сравнить саму себя настоящую с собой прежней. Черные круги под глазами, высыпавшие прыщики на лбу. Всего этого еще месяц назад не было.

Наверное, так влияет на нее дневной свет. Но если это та самая болезнь, то действует она слишком медленно. Пусть бы лучше солнце испепелило ее дотла.

Мать привезла ее в клинику, но сама не пошла, сказала, что нужно отлучиться по делам. Снова кричащие люди, они размахивали своими руками. А один даже плюнул Алисе в лицо, когда та проходила мимо.

Люди в белой униформе смотрели на нее всегда по-разному: кто-то улыбался и был любезен, а кто-то смотрел с явным отвращением, будто бы здесь воняло. Здесь и правда стоял очень тяжелый запах. Не такой, как в норе. Этот запах был резким. Запах таблеток и мучений.

Алису по обыкновению завели в палату и усадили на стул. Иной раз она так и сидела весь сеанс терапии. Молча. Никто к ней не подходил, никто не работал. Люди сновали туда-сюда. Но она не могла уйти, она должна была отсидеть всё время. Потом приезжала Катерина и ставила подпись на бумажке.

Но так было даже лучше. Так Алиса чувствовала себя спокойнее. Никаких вопросов, повторяющихся снова и снова, никаких нравоучений. Ей хотелось читать, заниматься математикой или…

Девочка услышала музыку. Она доносилась откуда-то из глубины здания, проникая в коридоры, тихо пробираясь в палаты, щекотала кожу Алисы. По рукам поползли мурашки. Алиса поднялась и на цыпочках – как будто здесь кто-то мог услышать ее шаги – прокралась к коридору. Приоткрыв дверь она, как воришка, огляделась по сторонам. Никого не было. Тогда она последовала за звуком.

Это было фортепьяно. Старое, черное, на нем красовалась надпись «Беларусь». За пианино сидел мужчина с тонкими смуглыми пальцами. Клавиши были пожелтевшими, но звук издавали громкий, четкий. Девочка сама не заметила, как близко приблизилась к незнакомцу. Она, не осознавая своих действий, как завороженная, прикоснулась к клавишам – и тут же звук оборвался. Незнакомец удивленно посмотрел на нее. В выражении его худого смуглого лица с запавшими глазами не было страха. На вид ему было столько же, сколько и папе. Вот только он был значительно выше и тощее.

– О, а я тебя знаю, – сказал мужчина, улыбнувшись. Зубы его ярко контрастировали с остальной внешностью. Они были удивительно белыми и ровными. Улыбка была обаятельной. – Ты та девочка из газет. О тебе тут все говорят.

– Правда? – спросила Алиса, даже не зная, зачем. Ведь ответа на этот вопрос она не ждала. В этом мире люди часто задавали такие вопросы. И в сущности ей было всё равно на газеты или новости.

Мужчина утвердительно кивнул. Он не сводил с нее своих серых пронзительных глаз, а девочка не сводила взгляд с клавиш. Она снова огляделась по сторонам. Странная палата. Просторная, на полу покрытие в виде елочки. Она скрипела под ногами.

Девочка нажала на клавишу, и та издала басовитое «До».

– Умеешь играть? – спросил мужчина.

Алиса быстро закивала головой.

Умею! Умею! Умею!

Он, мужчина-пианист, пригласил ее присесть рядом с ним. Девочка присела, занесла кисти рук над клавишами и замерла. Весь мир, казалось, замер, остановился, впал в кому. Она опустила пальцы, и по клинике разнеслось «Письмо к Элизе». Тонкое, плавное исполнение. Музыка заняло всё пространство, проникала сквозь ее пальцы, ходило по крови. Лоб девочки вдруг разгладился, лицо стало светлее. Потому что она улыбалась. Закрыв глаза, она безошибочно угадывала нужные клавиши. Удивительной природой памяти обладает человеческое тело!

Внезапно боль пронзила ее руки. Кто-то с силой закрыл крышку пианино, намеренно прищемив ей руки. Она взвизгнула и убрала их. Женщина в белом халате с измученным серым лицом смотрела на Алису из-под стекол очков в роговой оправе. Это она сделала ей больно. Женщина перевела взгляд на тощего мужчину-пианиста.

– Вы разве не должны сейчас быть в палате, Георгий Петрович?

Георгий Петрович улыбнулся своей самой снисходительной улыбкой.

– Да вот я шел…

– Так идите. Не задерживайтесь. А то пианино вам не видать еще на месяц.

Улыбка сползла с его лица. Он слегка придвинулся к Алисе и вздохнул. Затем быстро встал и ушел. Теперь Алиса осталась наедине с этой женщиной. Еще одной из многочисленных. Девочка больше не запоминала их лица, голоса и имена. Это без надобности.

– Так ты у нас тоже музыкант? – насмешливо спросила женщина. Алиса не ответила. Она продолжала растирать руки. – Не волнуйся, здесь у нас много таких. И музыканты, и художники, и поэты, – женщина сделала паузу. – А Георгий Петрович – человек и вовсе особенный. Его главный талант – маленькие девочки… Понимаешь?

Нет, Алиса не понимала.

– Вставай, пошли, – приказала женщина и небрежно взяла девочку под руку. Царапины отозвались болью.

Психиатр осмотрела Алису в палате. Увидев кровоподтеки и вздувшиеся костяшки, она нахмурилась, но ничего не сказала. Что-то записала в журнал. И снова те же вопросы, снова те же советы…

Что я должна ответить им, чтобы они отстали от меня? Что?..

– Твоя мама сказала, что ты продолжаешь называть человека, который держал тебя в плену, «папой».

В плену… Папой…

Словно они задавали вопросы про какое-то кино. Кино, которого Алиса никогда в жизни не смотрела.

– Да, у меня есть папа, – ответила она. – Нет, я никогда не была в плену.