Силки на лунных кроликов

Он мыл ее, не снимая повязки с глаз. Просто набирал горячую ванную, затем мылил волосы, кожу. Тело маленькой девочки не смущало его и не вызывало никаких потаенных желаний. Она была беззащитным ребенком, которого он спас. Всё остальное не имело значения.

Этот мир погряз в пошлости и разврате. Никто никогда не сможет понять его. Никто не сможет принять его безусловную любовь к этой девочке. Он свято верил в чистоту своих чувств.

Нет, она не была его рабыней или пленницей. Профессор просто спасал ребенка от ужасов мира, от плохих людей. Он и сам искренне поверил в историю, рожденную воспаленным сознанием, солнцем ослепившим его тем самым утром.

Ты видел девочку на дороге. И солнце здесь не при чем. Ты надавил на педаль газа. Ты хотел этого. Скажи, ведь ты хотел этого.

Слушая этот предательский голос в своей голове, профессор, как и его маленькая пленница, закрывал руками уши. А если голос не уходил, начинал мычать, лежа в одинокой холодной постели. Простыни становились мокрыми, когда он вертелся на них, пытаясь уснуть.

Он всё сделал правильно. Вот только выводить девочку было риском, на который профессор пошел так безрассудно. Соседи прятались за высокими непроницаемыми заборами, слушали музыку собственных мыслей, упивались своей отрешенностью. Но даже у заборов есть уши, а у мыслей есть сквозные дыры.

Папа, ты любишь меня?..

Один этот вопрос перечеркивал все страхи, заставлял сердце биться, причинял боль и удовольствие. Он не мог отказать ей в ночных прогулках, он не мог отказать ей в теплой ванне. Пусть они останутся вдвоем под прицелом целого мира. Они будут стоять на шатком мосту, протянувшемся через бурную рокочущую реку. И со всех сторон надвигаться будут хищники, люди, скалящие пасти, оборотни. Но он не отдаст свою девочку, как сделал это однажды с той, другой.

Эту не отдаст. Сожмет ее крепко в объятьях и сиганет с этого моста. Холодная вода зальет их глаза, вонзит острый кинжал в сердца, а потом останется одна только любовь.

Любовь…

2.

Темнота всегда окружала ее. И теперь в темном углу что-то издавало жалобные пищащие звуки. Это был котенок, которого подарил папа на четвертый день рождения. Крошечный зверек был похож на маленького плюшевого серого медведя.

Алиса была так шокирована, что спряталась за стеллаж с книгами. Она плакала и топтала бетонный пол ногами, не веря своему счастью. Котенок же, сжимаясь от страха, нюхал воздух и жалобно пищал. Профессор не на шутку взволновался. Реакция девочки оказалось совсем не той, на которую он рассчитывал.

– Папа, папа, папа! – плакала Алиса. Она всё терла и терла свои глаза, будто туда попал сладкий сон, от которого она никак не могла избавиться.

Видеть живого настоящего котенка здесь, в норе – настоящая фантастика. Она видела животных на картинках в книгах, в фильмах. А еще видела их в своих снах. По большей части кроликов.

– Тебе не понравился подарок? – в ужасе спросил папа.

– Понравился! Понравился! – заскулила девочка, но не перестала плакать.

– Так подойди к нему. Погладь.

Он отчаянно хотел, чтобы Алиса снова обрела желание находиться в погребе. Чтобы она забыла о внешнем мире, звездах, забыла о ванной. Он снова хотел всецело обладать ею. Хотел стать ее Богом. Нора – единственный смысл ее существования. Только так он мог прекратить свои ночные страдания, только так мог избавиться от бессонницы. Еще один сложный год прошел.

Профессор чувствовал, как силы покидают его. Эйфория, охватившая его тогда, исчезла, оставив после себя медный привкус крови. Горечь, которую невозможно перебить шоколадными конфетами.

– Смелее, а то котенок замерзнет.

Алиса вытерла слезы и широко открыла глаза. Маленький комочек делал несмелые шаги. Они обе были похожи на испуганных зверьков. Два маленьких потерянных детеныша. Теперь они обрели друг друга. Алиса встала на четвереньки перед котенком, давая ему хорошенько себя рассмотреть. Как удивительно всё-таки человек похож на животное! Не говори ему о том, каким он должен быть, и все животные инстинкты в нем заговорят, начнут властвовать, диктовать свои правила. И это не так уж плохо.

Наконец, девочка осмелела и взяла котенка на руки. Вислоухая головка прижалась к теплому телу Алисы. Девочка засмеялась, но в глазах всё еще стояли слезы. Нет, это не фиалки: холодные, безмолвные, обезличенные. Они ни в какое сравнение не шли с живым настоящим котенком.

– Папа, от нее так пахнет!

Девочка зарылась носом в шерсть кошки и вдыхала аромат. Теперь она запомнит этот запах на всю жизнь, и ничто с ним не сравнится. Запах живого настоящего существа. Животные пахнут не так, как люди. Человек всегда вынужден скрывать свое лицо за маской, а свой настоящий запах в подделках. И всё лишь для того, чтобы убить в себе животное, не в силах смириться со своей природой.

Но что-то в запахе этого зверя было еще. Что-то едва уловимое. Такое чувство нахлынуло на Алису, когда она съела тыквенных семечек, когда она увидела конфету в серебристой обертке.

Когда видела сны о кроликах…

Это чувство, которое можно назвать только на французском языке. А Алиса не знала французского.

Это уже было. Я видела это…

Но она ничего не сказала папе. Ведь ощущение это было сладостное, как первое прикосновение свежего зимнего воздуха. И папа, пребывая в незнании, был счастлив.

– Как ты ее назовешь? – спросил он.

Вопрос этот поверг девочку в очередной шок. Конечно! Как могла забыть? Она должна дать котенку имя. Такое приятное чувство, словно ты рождаешь что-то на свет.

– Может, Крошка? – предположил он.

– Нет! – запротестовала девочка. Она хотела выбрать что-то особенное, необычное, яркое.

Она думала долго, затем отвлеклась, играя с котенком. Привязала фантик к ниточке и бегала по всему погребу, забыв обо всем на свете. Хохотала так, что у профессора зазвенело в ушах.

– Бонни! – внезапно выдала девочка. – Назову ее Бонни. Можно, папа?

Мужчина пожал плечами и одобрительно улыбнулся: Бонни, так Бонни. Он сказал, что ему нужно уехать на работу. Вернется он поздно вечером. Девочка кивнула, но по всему было видно, что ей всё равно.

Опять этот острый кинжал вонзился в сердце.

Разве ты не этого хотел? Разве не об этом мечтал? Чтобы она была поглощена норой.

Но она не слышит тебя, не видит. Ты больше не ее Бог.

От этого жуткого голоса в голове становилось только хуже. Сидя за рулем машины, он ярко представлял, как берет котенка и сворачивает ему шею. Теперь ты только моя. Хватит книг, фильмов и игр. Хватит музыки и танцев. Теперь ты только моя.

Но каждый раз в этой фантазии свернутой оказывалась не шея котенка, а шея Алисы. Девочка подросла, черты ее лица немного вытянулись, волосы и глаза потемнели. Но она всё еще была его любимой малышкой.

И от этих ужасных картинок, у него сводило мышцы. Он вынужден был остановиться у обочины дороги, чтобы отдышаться. Теперь он сидел в темном душном подвале. Это он был заложником случившегося. И теперь не знал, как выбраться оттуда. А может, свернуть на ту дорогу, которая ведет прямо в милицейский участок? Ворваться туда и попросить наказания. Рассказать про девочку в погребе.

Наказать за что? Разве ты совершил что-то дурное?

Нет, конечно. Вот и внутренний голос вернулся в привычное русло рассуждений. Он не преступник. Всю жизнь он делал так, как хотели другие. А последние годы, несмотря на все сложности, он был по-настоящему счастлив. И никто не отнимет у него этого счастье.

Профессор завел мотор своей новой неприметной машины. Мотор недовольно затарахтел, под колесами поднялась пыль.

3.

Папа научил Алису ухаживать за кошкой, мыть ее туалет, чистить шерсть. Девочка охотно принялась за новые обязанности. Вот только к тяжелому запаху грязного погреба теперь еще примешался запах кошачьих лотков. Всякий раз, когда профессор спускался вниз, он морщился, а к горлу подкатывала тошнота.

Девочка тоже чувствовала запах, но ее обоняние быстро ко всему привыкало. Теперь она отказывалась выходить наверх.

– Я боюсь, что со мной что-то случится, и Бонни останется одна.