Ползла по небу черепаха

– Интересно, почему?

– Ты боишься.

– Да кто ты такой, чтобы говорить так со мной? – она еще больше задрожала. Откуда он узнал? Ему мама сказала? Но и она не может знать о страхах Наташи!

– Послушай…

– У нас много трудностей с Кристиной, это я не могу не признать, но ты не тот человек, который решит все проблемы! Поверь, я знаю, что такое дети! Кристина выросла у меня на глазах. Я была ей матерью и отцом! Своим упрямством ты только напугаешь ее!

– Не напугаю.

– Не понимаю твоей упертости.

Наташа не могла воссоздать обстоятельства, которые заставили Владимира пойти на серьезный шаг. Она боялась, что скажут люди. Хотя где-то далеко билось странное желание позволить ему. Как было бы прекрасно отдать тягостные проблемы кому-то, а самой уехать и начать новую жизнь! Туда, где ее никто не знает, в большой город, к новым людям!

– Наташ, я знаю, что тебе тяжело одной справляться с детьми, – не уступал Владимир, в упор глядя на нее своими большими глазами. – Ты крутишься как белка в колесе. От родителей мало помощи. Ты стараешься, но тебе трудно.

– А тебе будет легко? – усмехнулась она, чувствуя ком в горле.

– Мы с мамой справимся. Я все обдумал.

– Даже твоя мама одобряет? – перед Наташиным взором предстала маленькая полная женщина, мама Бондарева, всегда веселая, с красивым голосом оперной певицы.

– Конечно.

– Но почему Кристина? Возьмите любого другого ребенка, у которого нет родителей!

– Я же сказал, она нуждается в помощи. Ни ты, ни Татьяна Анатольевна не сможете помочь ей.

– Почему не сможем?

– Потому что вы сейчас не помогаете ей! Она может погибнуть. Ей всего восемь лет, а она прошла уже все круги ада. Ты думаешь, это здорово лечиться в отделении, где содержатся настоящие сумасшедшие? Доктор три месяца пытается добиться от вас правильного решения. Вы не хотите ничего менять. Не хотите менять именно в своей жизни, боясь остаться один на один со страдающим ребенком.

Слова прозвучали жестоко, и Наташа вскочила со скамейки. Бондарев не удерживал ее, но продолжал говорить.

– Вы не понимаете ее проблем! Вы отказываетесь показать девочку детскому психологу. Она у вас с февраля находится на психотропных препаратах. Этим вы признаете свое бессилие, я не стану говорить о равнодушии.

– О равнодушии? Да это возмутительно! Ты совсем с ума сошел? Мы пытается помочь Кристине!

– Вы пытаетесь убить ее.

– Какие высокие слова! Убить! Мы хотим помочь ей! Помочь, понимаешь? Если твое мнение не совпадает с нашим, то это не значит, что ты прав, Володя! Врачи не станут лечить просто так. Они поставили диагноз! Реакционная депрессия! Это серьезное заболевание, между прочим!

– Но девочке нужен психолог!

– При депрессии нужен психиатр, Володя! Повторюсь, это серьезное заболевание. Нам врач объяснял.

– Да врач первый забил тревогу! Он не может лечить ребенка, у него другой профиль! С февраля девочку лечат от «депрессии», как ты говоришь, а сейчас начало июня! Ее надо забирать из больницы. Срочно забирать, а то придется заниматься долгой реабилитацией. Лекарства приносят Кристине вред, пойми! Врач несколько раз звонил Татьяне Анатольевне, с тобой говорил. Но вы будто не слышите! Я также разговаривал с Кристининой учительницей в школе, она ей дает характеристику запуганного ребенка, который плохо учится, потому что не способен воспринимать материал из-за собственных страхов.

– Это ложь и преувеличение! Каких еще страхов? Учительница – не психолог.

– Так надо обратиться к психологу, чтобы помощь не превратилась во вред!

– Не понимаю, о каком вреде ты говоришь.

– Лекарства наносят организму девочки вред.

– Это не доказано! Лекарства приносят ей пользу, раз их назначили!

– Не будь страусом, который прячет голову в песок!

– Я сказала, что это ложь!

– Вот видишь, Наташа, ты даже говорить об этом не можешь. Закрываешься, отрицаешь. Отмахиваешься от помощи, которую предлагают.

Она хотела закричать на него, затопать ногами. Это неправда! Никакой помощи не было никогда! Но сглотнула и попыталась успокоиться. Что толку разговаривать с этим чокнутым?

– Я пошла, мне некогда тут с тобой.

– Поговори с Татьяной Анатольевной, пожалуйста.

– Уже говорила.

– Позвольте помочь Кристине. Мы с мамой станем для нее настоящей семьей.

Его слова звучали оскорбительно для Наташи. А разве она – не семья детям? Разве не она сидела с ними во время болезни? Разве не она устраивала их в детский садик, школу? Разве не она обустраивала им комнату в своей квартире? Разве не она тратила на них свои деньги, покупала вещи и игрушки? Было невыносимо обидно, что ее вклад никто не ценит, наоборот, считают никудышной и слабой.

– Этого не бывать.

– Наташа!

– Не надо больше говорить со мной об этом.

Она развернулась и быстро пошла прочь, боясь, что он окликнет ее, начнет преследовать. Но Бондарев остался сидеть на скамейке, задумчиво глядя вслед молодой женщине.

Наташа ворвалась домой как вихрь и застала маму за разворачиванием какого-то большого свертка.

– Вот, смотри! Достала прекрасное платье баклажанного цвета, который тебе очень идет.

Наташа замерла, нервозность улетучилась вмиг. Она улыбнулась, наслаждаясь моментом, следя за тем, как тонкие руки Татьяны Анатольевны управляются с бумагой и пакетом. Забота всегда приятна, с ней не хочется бороться. Прекрасная, добрая, нежная мама! Когда платье было наконец извлечено, Наташа рассмеялась и покачала головой. Действительно, цвет баклажана и пуговицы такие же, красивые и перламутровые. А мама аккуратно приложила платье к дочери и развернула ее к зеркалу.

– Ну как?

– Прекрасно! Я давно себе ничего не покупала.

– А я заметила! И теперь, когда Владик приедет, не стыдно будет показаться ему!

Улыбка на губах Наташи застыла. Так вот, значит, для кого старается мама.