Ползла по небу черепаха

Истошно заверещал звонок под нажимом нетерпеливого пальца. От неожиданности Людмила подскочила на кровати и грохнулась на пол. Цепочка образов, плодившихся и множившихся в голове, как инфекционные бактерии, разорвалась, оставляя после себя болезненную пустоту. Звонки не прекращались. Женщина с трудом поднялась, удивляясь, каким тяжелым стало ее тело, накинула на плечи старый застиранный халат неопределенного цвета и пошла открывать дверь. Мертвый взгляд столкнулся со своим отражением в зеркале. Бледное опухшее лицо с красными глазами, тонкая бесцветная полоса твердо сжатых губ, а спутанные волосы точно напоминали логово паука. Еще один звонок, и она, отвернувшись от зеркала, распахнула дверь.

На пороге, в уверенной позе, стояла Наташа Сулакова. Людмила напряглась и пожалела, что не посмотрела в глазок. Она оглядела гостью, еще раз убедившись в том, что Сулакова – очень красивая женщина. Именно сейчас эта природная красота слепила глаза. Другая жизнь, словно другая планета или подснежники среди зимы. Будто свежий морской бриз ударил Людмиле в лицо. Она попятилась, потому что не хотела этого. Внутренний разлад провоцировал боль и хаос. А образ Наташи был слишком идеальным и неподходящим.

И все же в облике Сулаковой появилось что-то новое, незнакомое. Они не виделись несколько месяцев. И в это время что-то, безусловно, изменилось. Молодая женщина похудела, в лице появилась мраморная белизна, скулы заострились, а в глазах мерцал нездоровый блеск. Но это мало влияло на безупречную внешность.

– Привет!

Людмила молчала. Ей хотелось захлопнуть дверь и навсегда перевернуть страницу.

– Почему так долго не открываешь?

Наташа вошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. Людмила продолжала молчать, не зная, как объяснить то, что сейчас ей совсем не до гостей. Из бесконечных боли и хауса родилась тяжелая невыносимая неприязнь к подруге. Осознав ее, Людмила застыдилась. Она всегда была добрым человеком. Новые черные разрушающие чувства не приносили ничего, кроме разочарования и еще большей боли.

– Ты еще спишь? – Наташа покосилась на неубранную кровать, стоя на пороге комнаты.

– Проснулась только что, – выдавила из себя Людмила и жестом пригласила гостью войти.

– Тебе не нужно на работу?

– Нет.

– Клиенты закончились? Теперь никто не лечит зубы? Кажется, ты работала в больнице.

– И закончились, и не лечат. Ко мне никто не записывается.

– Почему?

– Потому что я в отпуске.

– Понятно, а где Владик?

Людмила удивленно посмотрела на Сулакову, пытаясь вспомнить: а не приснилась ли ей вчерашняя встреча в кафе? А иначе отчего она задает этот вопрос?

– Его здесь нет.

– А, да, ты говорила, что вы расстались, – в голосе Наташи послышалась печаль, но Людмила не поверила и покачала головой. В ней начинала расти ярость.

– Говорила. А ты, кажется, забыла совсем?

– Нет, не забыла. Просто надеялась, что все наладилось. Ведь могло все наладиться?

– За одну ночь?

– Почему бы нет? Ночью как раз все и налаживается.

– Нет, не могло.

Голос дрогнул, Людмила отвернулась, испугавшись, что разрыдается. Намеки были невыносимы. Она жалела, что впустила Сулакову в квартиру.

– Иди прими душ и переоденься. А я пока заварю свеженького чайку. Потом мы поговорим.

Ласковый голос и открытая улыбка раздражали. Людмила готова была возмутиться, но долго думала, что ответить, оттого потеряла момент. Поэтому ушла в ванную комнату, кусая губы от досады. Суицидальные бактерии в мозге бурно протестовали против вторжения незваной гостьи. Но Людмила еще в силе утихомирить их. Заставила себя умыться холодной водой, почистила зубы, попробовала причесать волосы, но, испытав сильную боль, оставила эту затею. Каждое дело давалось ей с трудом. Мозг притупился, мысли кружились лишь около пережитого горя. Но визит гостьи спровоцировал и другие воспоминания. Людмила, затаив дыхание, позволила им распространиться по своему телу. Но они были скромны, сдержанны, проникнуты грустью и совсем не глубоки. Женщина вспомнила, что очень любила, когда Наташа приезжала в гости. Они много разговаривали, делились секретами, играли с детьми, вязали детские вещи, делали друг другу разные прически из кос. Трудно представить, что это когда-то было. Ей казалось, что они с Наташей родственны по духу, близки характерами. Когда-то это чувство единения было приятно и возвышенно. Но не сейчас.

Это случилось уже после похорон Арсения. Влад тогда решительно заявил, что не собирается терпеть эту женщину в своем доме, как и всю их поганую семью. Людмила не пыталась возразить, потому что было не до этого. Не удивилась, потому что они с мужем много раз говорили об этом. Он не переносил Наташу Сулакову, ее мать и племянников. Но до того момента молчал, не проявлял явного недружелюбия или агрессивности. Смерть сына все расставила по своим местам. И Наташа пропала на несколько месяцев. Будто слышала, как Влад бесился и орал, что с него хватит! Было непонятно, отчего она вновь появилась и настойчиво хочет разговора. Прошлого не вернуть. Все исчезло.

Людмила вздохнула. Надела на себя все черное, волосы собрала в пучок, напоминающий логово паука, и задумчиво потерла подбородок. Лучше, чем есть, не станешь. Изменить в себе ничего нельзя. Воля сломана, и неважно, что стало с внешностью. Ей тридцать семь лет, она старуха, которая отвратительно выглядит. Лицо Людмилы пожелтело, на лбу выступили прыщи, как у подростка. Это все из-за шапки, которую она надевает, выходя на улицу. Но по-иному нельзя, волосы в плохом состоянии. Она слышала, как Наташа что-то делала на кухне, и тянула время, чтобы подольше не выходить. Ей не хотелось быть доброжелательной, что-то говорить и делать вид, что все хорошо. Но понимала: отмолчаться не получится. Мечтала исчезнуть, раствориться в воздухе. Потом вышла, тяжело дыша. Сглотнула, пытаясь унять бешенное сердцебиение. В последнее время это часто случалось. Малейшее волнение вызывало всплеск адреналина в крови. Грудь сдавливало, дышалось тяжело, будто она пробежала десять километров.

Людмила остановилась на пороге кухни, прислонившись к косяку двери, ноги не держали. Заметила, что Наташа уже заварила чай, помыла грязную посуду, оставшуюся со вчерашнего дня, и смахнула крошки со стола. Это тоже было неприятно. Порывы Наташи не преобразили безнадежную ситуацию. Людмила нервничала все больше, представляя подругу властной, деспотичной, во что бы то ни стало добивающейся своего, уверенной и осознающей свои заслуги. Хотелось поскорее покончить с этим и разойтись на этот раз окончательно.

– Почему у тебя все чашки с отбитыми ручками? – спросила Наташа.

Людмила не ответила. Она смотрела в окно и щурилась на небо, которое казалось слишком ярким, несмотря на серые тучи и мелкий дождик.

– Я понимаю, что тебе не до этого, – продолжала говорить гостья, постукивая аккуратными ноготками по краю столешницы. – Но ведь в доме нет ни одной приличной чашки. Как же теперь чай горячий пить?

– Дождись, пока остынет. Или перелей в другую чашку, попей из блюдца, я в детстве так пила. Способов много на самом деле.

Наташа нахмурилась, видно ее не устроил такой ответ.

– Люд, давай сходим в магазин и купим тебе красивую посуду!

Мутный взгляд Людмилы скользнул куда-то по волосам Наташи, будто царапая до боли.

– Зачем она мне?

– Как зачем? Ведь это приятно окружать себя хорошими вещами. Пить чай из красивой посуды. И необязательно заходить в дорогие магазины! Можно приобрести хорошие вещи и посуду недорого! Я и в Нижнем знаю места, где можно купить все нужное.

– Не сомневаюсь.

– Так как? Прогуляемся?

– У меня жизнь развалилась на куски, а ты говоришь про какие-то чашки.

Повисла неловкая пауза. Людмила пожалела о том, что не сдержалась и подала надежду на откровенный разговор, понимая, что Сулакова обязательно зацепится за это. Она слишком хорошо чувствовала, что так и будет. Но разговор был опасным. И Людмилу охватило чувство страха, она понимала, что если сейчас не найдет повод, чтобы не пить чай, то отношения станут невыносимыми. Их нельзя продолжать, потому что смерть Арсения все изменила. Нельзя было вчера разговаривать с Сулаковой, а сегодня пускать в квартиру. Надо было бежать! Бежать со всех ног!

И она оказалась права, потому что Наташа вдруг выпрямилась, нацепив на лицо скорбную маску безграничной печали, и заговорила совсем тихо, с придыханием, делая раздражающие паузы и обжигая Людмилу трогательным сочувствующим взглядом:

– Люда… Мы все любили Арсения, и он навсегда останется в наших сердцах…, но прошло уже восемь месяцев, это почти год. Так не может больше продолжаться… Ты должна подумать о своей семье, о своих друзьях, о своей жизни… Ты должна помириться с мужем. Я знаю, что вы отдалились друг от друга, а это неправильно! В том, что вы делаете – настоящая трагедия, которая может плохо закончиться. Я имею в виду, не дай бог, дойдет до развода! Я твоя лучшая подруга, мне больно от того, что происходит и никак не наладится… У всех сейчас трудный период, я – не исключение.

Людмила не пошевелилась и не изменилась в лице. Слова Наташи больно резали ее, но только потому, что она не верила им. И она не была лучшей подругой!

– Я тоже страдала и страдаю! Мы только-только стали строить свою маленькую жизнь, дети полюбили друг друга, а тут такое горе. Кристина провела в больнице три месяца, и я не знаю, чего мне ждать. Мама боится, что у девочки развилась шизофрения. Непроходящий кошмар!

Если Наташа и ожидала от Людмилы жалости, то ее постигло разочарование. Надломленные слова производили обратный эффект.

– Люда, я не могла спокойно спать, не узнав, как ты! Как Влад! Ты, наверно, подумала, что я забыла тебя, но это не так. Да, я не звонила, но это только потому, что слишком много проблем навалилось. У мамы больше нет сил. Добрая, милая мама, которая столько делает! Мы подумываем отдать Кристину на удочерение.

В мертвых глазах что-то шевельнулось. Любопытство?