Ползла по небу черепаха

– Зачем?

Наташа обрадовалась, имея возможность рассказать о своих бедах, не обращая внимания на то, что сочувствия так и не было.

– Все из-за болезни Кристины. В нашем городишке нет детского специалиста, поэтому ей приходится лечиться во взрослой больнице. В сентябре она пошла в первый класс, к ней повышенное внимание социальных служб из-за того, что она сирота. И вот им не нравится, что Кристину лечит психиатр, они считают, что она бы обошлась детским психологом. Понимаешь, им кажется, что мы слишком кардинально изменили жизнь Кристины. И это не пойдет ей на пользу. Врач больницы считает так же. Хотя он и занимается ее лечением три месяца! Три месяца, представляешь? Хоть бы за три месяца одно слово сказал, что девочку нельзя там держать! Так нет, молчит. Из этого мы сделали вывод, что лечение нужно, оно необходимо, потому что вдруг Кристина больна шизофренией. Как будто мы виноваты в том, что произошло!

– Так положите ее к детскому психологу, в чем проблема?

Наташа замерла, обдумывая ответ подруги. В зеленых глазах мелькнула тень, видно, ей не понравились эти слова.

– У нас нет такого специалиста, в этом и проблема.

– Привози ее сюда, тут есть. Тем более у тебя дядя. Есть где остановиться.

Наташа натянуто улыбнулась, чувствуя обиду за то, что Людмила не пригласила ее к себе. Вот бы как раньше! Пожить вместе, делить все пополам – и проблемы, и еду. Как было бы здорово! Она же хотела перебраться сюда, устроиться на работу. Хотелось рассказать обо всем прямо, но Наташа не решалась, опасаясь негативной реакции. План не срабатывал, уклонялся в сторону, приобретая немыслимые образы и решения.

– А если у нее действительно шизофрения?

– Ты, кажется, говорила про депрессию.

– Да, но…

– Сделай так, как советует врач. Ему виднее.

– Так мы с мамой и не против.

– Тогда к чему разговор о возможном удочерении?

– Просто мама подумала, что если Кристина серьезно больна, то ей будет лучше жить со специалистом, понимаешь? Он сможет наблюдать ее, лечить, если надо. А мы –простые люди. Как бы не было хуже. Пойми, мы стараемся только ради Кристины!

– Ее врач-психиатр что ли собрался удочерять?

– Нет… не совсем так.

– Сделайте, как вам говорят. Не нужно ничего изобретать.

Наташа смутилась, запутавшись в своих словах. Пора прекращать сложный разговор. Она быстро взглянула на Людмилу, но у той уже пропало любопытство из глаз. Наташа приободрилась и заговорила снова.

– Да, ты права. Надо как-то думать. Но что я тебя мучаю своими проблемами! Расскажи мне о себе! Как Влад? Что же случилось?

Судорога боли передернула лицо Людмилы. Ей хотелось остаться одной. Она не могла говорить о том, что Влад здесь больше не живет. Он ушел навсегда. А Наташа думает, что они продолжают ругаться и орать друг на друга? Надо ли объяснять ей? Было время, что они никогда не повышали друг на друга голос.

– Надо продолжать жить, Люда!

– Зачем ты говоришь мне все это? – не выдержала она.

– Но ведь кто-то же должен. Помирись с Владиком, он ведь такой хороший.

– Я не стану ни с кем мириться.

– Почему?

– Я не верю, что ты не понимаешь, что происходит.

Людмила тяжело поднялась из-за стола, потому что не было сил выносить этот ярко накрашенный взгляд Сулаковой, и отошла к окну. Подумала, что испытает огромное облегчение, когда гостья уберется прочь.

– Люда, ты очень расстроена, я понимаю! – не отставала Сулакова. – Все навалилось, это тяжело! Но надо постараться взять себя в руки. Ты же не только потеряла, но и приобрела!

– Да? И чего я приобрела? – глаза истерично блеснули. – Одиночество?

– Нет-нет! Ты приобрела семью! Меня, маму, Кристину и Витю! Мы – твоя семья! Мы никогда не оставим тебя.

Людмила вздрогнула. Ее лицо потемнело от реакционного гнева. Еще минуту назад она была тихой, почти безвольной и тут преобразилась. Слова о семье не понравились ей, она не хотела воспринимать их.

– Я ничего не приобрела со смертью своего сына, – хрипло проговорила она, обжигая Наташу ненавидящим взглядом. – Ты понимаешь, от этого можно сойти с ума. Я все потеряла. Это разрушило меня, и не волнует, что случится со мной и со всем миром дальше.

– Люда…

– Ты послушай, пожалуйста!

– Я хочу тебе помочь, Люда!

В глазах Наташи мелькнули испуг, непонимание. Она не узнавала Людмилу. Какой она оставила ее со времен последней встречи? Слабую, безвольную, изо всех сил пытающуюся выжить, осознать происходящее. Тогда она не могла обойтись без Наташи. А теперь будто ненавидит ее.

– Я не прошу тебя о помощи. Ты не вернешь мне сына. А его убийца никогда не будет наказан.

– Убийца?!

Испуг в глазах Наташи сменился ужасом, потрясением. Она с силой вонзила тонкие ногти в ладони, чтобы не закричать. Лицо приобрело багровый цвет, глаза заслезились. Во всей фигуре Людмилы, в тяжелых движениях чувствовались угроза, нетерпение.

– Моего сына вытолкнули из окна.

– Это был несчастный случай! Послушай, я была там и…

– Да, ты была там! Вы все там были, а я ушла в магазин. И ты должна знать, кто именно убил моего сына.

– Люда, его никто не убивал.

– Врешь! Почему Арсений выпал из окна? Выпал из окна! Господи… Как он там оказался? Кто это чертово окно раскрыл, ведь когда я уходила, то оно было точно закрыто. Кто убрал на стол с подоконника горшок с орхидеей?

– Я не знаю, но…

– Там еще стояла банка из-под варенья, я собиралась ее помыть по возвращении. Банку тоже переставили на стол.

– Арсений полез за своей игрушкой, Люда! На подоконнике лежала машинка и…

– Кто положил машинку на подоконник? Арсений никогда не играл в кухне, черт побери! Я это знаю твердо! И ты это знаешь! Так кто положил машинку на подоконник и раскрыл окно?

Очередной сухой, как ветка, вопрос повис в воздухе. Людмила взяла со стола чашку с остывшим чаем и сделала большой громкий глоток. Наступила минута глубокого душевного сокрушения, страшной муки. Мысли ее хаотично передвигались и обрывались, тут же появлялись новые, беспокойнее предыдущих.