Боги как боги

Лимобоевка снова закудахтала. Похоже, это был её стандартный ответ на любую обескураживающую ситуацию.

– Но… как? Почему, с чего вы взяли? У нас уже есть подвижки, число наших сторонников увеличивается! Нас спонсируют!

– Это неважно. Важна преобладающая тенденция.

Богиня-компаньонка смотрела на него водянистыми глазами.

– Ну напрягите свой умишко, – призвал старичок. – Проведите экстраполяцию. Каким вы видите наше будущее?

Лимобоевку пробрала дрожь, хотя в голове так и не проявился чёткий образ грядущего. Светило солнце, искрились радуги в фонтане, по мостовой прогуливались жизнерадостные, беззаботные боги.

– И что же будет? – прошептала блёклая дама, судорожно стиснув в сумочку.

– Да ничего особенного. – Дедуля пожал плечами и заговорил неожиданно гулко, торжественно и зловеще: – Всё, что имеет начало, должно иметь и конец. Запас энергии нашего мира ограничен и дробится с появлением каждого нового бога. Вот был когда-то Первобог. От нечего делать отделил Порядок Первозданный от Хаоса Изначального, и стал наш мир. Потом образовались боги и богини воды, земли, воздуха и огня. После Первобога – самые сильные. За ними и другие стали возникать из ничего. Расплодилось богов, как тараканов. У каждого следующего поколения силёнок всё меньше: у нынешней молодёжи только и хватает, что на здоровье и бессмертие. Скоро и этого не будет. Вглядитесь, вот сколько у нас богинь любви? Покровительниц искусств? Креаторов? А все эти боги-секретари, боги-грузчики, боги-риэлторы и боги-пикаперы? А все эти лишние боги? Вот лично у вас – какая функция?

Бог-коллекционер посмотрел на лимобоевку. Та скукожилась. Её собеседник больше не напоминал благодушного, безобидного гнома. Волосы в ушах нестерпимо сияли, на лысине плясали опасные блики, и казалось, что из ушей и из макушки его бьёт беспощадное всепожирающее пламя.

– Боги ходят со смартфонами и берут имена? Так это нормально. Они стремятся к конечной метаморфозе. Энергия мира на исходе, и дробить её дальше почти невозможно. Скоро боги начнут болеть и умирать. Скоро они станут людьми… Массовая миграция в «Лучший из миров»? Это тоже нормально. В итоге наш мир сольётся с ЛиМом. Бороться здесь бесполезно. Всё равно что Хаос Изначальный ложкой вычёрпывать.

– «ЛиМ» надо уничтожить! – сдавленно пискнула несчастная компаньонка, раздавленная жутким знанием.

– Пфф! – снова фыркнул могучий и лучезарный в облике сухонького старичка. – Это бесполезно. Одна из его копий тут же обретёт бытие. Притом без всякого участия со стороны Совета по мироустройству, Союза креаторов или иной бессмысленной организации. ЛиМ уже есть. Всё уже свершилось.

Он помолчал и уже обычным, скрипучим голосом добавил:

– Так что не ждите. Не вступлю я в вашу компашку. Идите и листовки свои заберите.

Богиня-компаньонка подхватилась и практически сбежала от пророка страшных перемен.

А пророк на минуту смежил веки, задышал медленно и глубоко, уравновесился с реальностью. Открыл глаза и посмотрел вокруг, вбирая всё и не видя ничего.

Светило солнце. Искрились радуги в фонтане. По мостовой прогуливались жизнерадостные, беззаботные боги. Мир двигался к финалу, и это было нормально.

Интересы стаи

Вот ещё один занятный мирок. Почему-то нынешним креаторам мало просто людей, им надо обязательно придумать ужасы ещё ужаснее. Мало кто из художников понимает, что творят они всё тех же людей, просто придумав им новые, жутковатые личины. А творя людей, не понимают, что раз за разом творят себя самих.

***

Шаркуна вышла из юрты, волоча за собой тяжёлый мешок.

– Гули-гули-гули! – заорала она на всю топкую пустошь.

Пугливые, тощие, синеватые гули не замедлили явиться. Ещё бы, ведь в болотную грязищу с жирным чавканьем шмякались лакомые куски. Куски шаманкиного врага.

– Мясо жрите, а кости мне.

Худющие, осклизлые трупоеды жадно накинулись на еду. Шаркуна старалась зашвырнуть попахивающие шматы подальше. К живым людям твари подходить боялись.

Не прошло и минуты, как явился чумазый, радостный Углукаш с огнём в глазах.

– Лукаша, – заревела мать, – не гоняй гулек, а то они убегут, и у нас тут неделю будет мертвечиной смердеть!

Естественно, любимое чадо не послушалось. С гиканьем, свистом и бешеным охотничьим азартом мальчишка ринулся к упырям, увязая в чмокающей жиже.

Эта стая уже давно за Шаркуной таскалась. К норову Лукашика они уже привыкли и даже придумали своими протухшими мозгами хитрость: самый тщедушный гуль отвлекает пострела, а остальные быстренько хватают куски под мышку и отбегают на безопасное расстояние.

– Эй, доходяги! Чтобы кости сами мне принесли! Я не буду их по всему болоту собирать!

Послышался жалобный скулёж, вроде шакальего. Мол, «постараемся, но не обещаем». Даже эта недалёкая нечисть знала, что шаманка в любом случае соберёт начисто обглоданные косточки – до единой. Ведь именно ради них затрачивалось столько усилий. Все эти кочёвки, всё актёрское мастерство, все хитрости Шаркуны были нацелены на добычу именно этого ценного снадобья – костей врага. Она перетирала их в чудодейственный порошок, из которого составлялись мощные зелья и эликсиры, гордость и главный источник дохода чародейки. Порошок этот расходовался с пугающей быстротой, поэтому и приходилось не реже двух раз в год искать новую глухую деревушку, примечать там какого-нибудь легковерного и вспыльчивого дурачка, умело и тонко настраивать против себя, чтобы в сердце его зародилась истинная ненависть к ведьме. Потом незаметно, не вызывая подозрений, выманить злопыхателя и аккуратненько, вежливенько бритвой по горлу – чик! Все улики скрыть, все следы замести, обставить исчезновение так, чтобы никто не подкопался. Разделать тушу и избавиться от мяса. Понятно, при этом никто не отменял обязанностей шаманки, доброй соседки и матери, в конце концов.

Лукаша с размаху плюхнулся в грязь ничком. Встал, обтекая от торчащего чубчика и до кончиков разбитых замшевых чуней. Протёр глаза, хохотнул и с боевым кличем снова пустился в погоню.

«Вот расколдую отца, пусть объяснит тебе, что маму надо слушать, балбес ты этакий», – бурчала Шаркуна. Бурчала, конечно, не всерьёз. В качестве вьючного животного её супруг был куда покладистее и полезнее, чем в природном, двуногом виде.

«Сама осла выбрала, сама и виновата», – бормотала шаманка, почёсывая непарнокопытного спутника между ушей.

– Полюбуйся на сына. Если и дальше так пойдёт, скоро будете оба у меня травку жевать. В чисто воспитательных целях.

Покачала головой и скрылась в юрте.

Ночью, когда Углукаш уже видел третий сон, самый мелкий гуль притащил охапку беленьких, блестящих костей. Пузо его выпирало: стая позаботилась хорошенько накормить главного отвлекателя мальчишки. Интересы стаи – это благополучие каждого из её членов. И каждый из них, в свою очередь, работает на благо стаи.

Тявкнув нечто учтивое, гуль растворился во тьме. Шаркуна заколола волосы и с тихой песней принялась готовить порошок. Осёл-муженёк просунул морду в щель полога: любил послушать ведьмино пение.

– Заходи, а то ещё комаров напустишь прорву. Ложись у входа, не топчи.

Супруг вошёл, скромненько улёгся на половике.

Работала Шаркуна споро и усердно. То песню заведёт, то заговорит вполголоса, будто бы сама с собой. Но не совсем с собой, конечно.

– Мальчик-то растёт. Десять лет скоро. А мы всё кочуем, кочуем без остановки. Понятно, что иначе нельзя: убьют. Но Лукаше нужен дом – настоящий дом, а не юрта среди пустоши. Ему нужны друзья. Ему нужно учиться. Кое-чему могу и я научить, но уже сейчас я вижу, что шаманом он не будет. Так что нужно искать наставника.

Переложила пестик в другую руку, отёрла пот со лба. Посмотрела на осла. Тот кивал – то ли соглашался, то ли задрёмывал в тепле.

– И потом, десять лет. Через два года я ему буду не указ. Ему нужна мужская рука. А ты его отец, каким бы мужем ты ни был. И я прекрасно сознаю, какой опасности подвергаю его с каждой новой кочёвкой. Такая опасность для меня обычное дело, но родного сына я не хочу больше ставить под удар.

Осёл смотрел умными карими глазами. Огонь очага отражался во влажных зрачках.

– Поэтому я тебя, пожалуй, расколдую. Поселитесь в городе, отдашь его в ученье. И сам воспитывать тоже будешь, как подобает. А я буду уезжать на заработки. И в нашем новом доме никто не будет знать, чем я промышляю.

Она оценивающе посмотрела на супруга, смахивая костяную пыль с ладоней.

– Глупо требовать от тебя клятв и обещаний. Если ты ещё не пришёл ни к каким выводам, то тебя ничто не переделает. Но в конце концов, ты мой муж. И никто не скажет, что я хуже синюшного гуля и не забочусь о благе членов своей стаи.

Женщина отёрла руки о подол, взяла с полки глиняный горшочек с треугольными узорами. Всыпала туда пахучих трав, влила воды и закваски, прочитала над снадобьем скрипучее и харкающее заклинание и щедро окропила осла полученным зельем.

Уже через четверть часа с подстилки, пошатываясь, поднялся вполне себе двуногий муж. Подсел к Шаркуне, взял из её рук пестик. Тоже завёл песню. Шаманка подтягивала чистым, красивым голосом, прижавшись к родной широкой спине. «Всё-таки я женщина, и не могу всё делать сама». Кости врага превратились в пыль вдвое быстрее. А потом было время для примирения, молчаливого, нежного, страстного.