Пропащая

– Не обращай внимания. Дня три – и привыкнешь, – дружелюбно говорят с койки напротив. Эта девушка тоже худенькая, но высокая.

Я смотрю на восточные черты лица и думаю, что, встретив её на улице, ни за что бы не признала в ней подругу по несчастью.

Она меж тем продолжает вещать:

– Я сама здесь всего две недели. Ты ведь по алкоголю заехала?

– Да.

– Меня Дина зовут. А ты вроде Анна?

Я киваю.

– Ладно, ещё будет время поговорить. Пошли, пора есть.

И я послушно иду за всеми. Выходим на улицу и направляемся к какому-то зданию – видимо, столовая.

Дина идёт рядом.

Какие-то парни пробегают рядом с лейками. От компании отделяется длинное тело с рыжими волосами и направляется к нам.

– Новенькая? – И, не дожидаясь ответа, продолжает: – Видел вчера. С прибытием. Не боись, здесь все свои, всегда поддержим.

– Пошёл ты, Глеб, – перебивает его Дина. – Не лезь. Видишь, человек ещё в шоке от происходящего. – Потом поворачивается ко мне и продолжает: – Мы первые едим, потом – парни. Мы можем с ними разговаривать, на группах вместе сидим, но романы заводить нельзя, имей в виду. Выпрут сразу.

Я киваю. И в этот момент вижу, как из только что припарковавшейся машины выходит вчерашний врач. Он идёт в нашу сторону и с кем-то говорит по телефону. Он не видит меня. Зато я теперь хорошо разглядела его. Он красивый. Такие правильные и мужественные черты лица. А эти чёрные, как ночь, волосы. И весь его вид не говорит, а просто кричит о том, что он хозяин жизни.

Дина, проследившая за моим взглядом, снова вмешивается в мои раздумья:

– Это Роман Евгеньевич, главный врач. Но губу не раскатывай. Он в нашу сторону даже не смотрит. Мы для него – больные, повёрнутые на голову. Он даже на беседы нас не вызывает, хотя, говорят, тоже психиатр. Значит, должен.

Я пропускаю рассуждения девчонки мимо ушей, но вдруг всё становится не так безразлично…

Я смотрю на слегка подёрнутое перьями облаков небо. Щурюсь от солнца. И понимаю, что безумно хочу есть…

Милый дневник, сейчас вернутся из комнаты отдыха мои соседки. Поэтому пока я вынуждена попрощаться с тобой. Но это ненадолго…

* * *

Я хорошо помню свой первый психотерапевтический сеанс. Ко мне пришла женщина. Она была ухоженной блондинкой, чуть старше сорока лет, с довольно приятными чертами лица. Она долго смущалась, пытаясь донести до меня свой запрос, но, когда я в знак поддержки слегка коснулся её руки – мы сидели в креслах напротив друг друга, – её прорвало. Она словно ждала этого прикосновения всю жизнь.

Бурный поток слов обрушился на меня с такой силой, что я перестал понимать, о чём она говорит.

Когда она ушла, мне пришлось взяться за ручку. На листке бумаги я по памяти воспроизводил её слова до тех пор, пока моё сознание не прояснилось. Потом я ещё долго сидел и, держа в руке листок, думал о правильности выбранного мною пути.

Он оказался не таким, каким я представлял его вначале.

Почему я вспомнил об этом сейчас…

Просто моя первая беседа с Анной оказалась не совсем такой, какой я бы хотел её видеть. Я не притрагивался к ней, и она не истерила, но всё равно – этот сеанс в какой-то степени тоже оказался для меня «первым»…

Всю следующую неделю я практически не появлялся в клинике. Моё время отнимал семинар-тренинг, на который меня неожиданно пригласили.

Пару раз я вскользь поинтересовался у постовой медсестры о самочувствии новенькой. И, удовлетворившись ответом: «Адаптируется…», – благополучно забыл о ней.

Все мои мысли теперь занимала Наташа. Наш роман развивался стремительно, она потихоньку переезжала ко мне, во всяком случае, я так думал, регулярно обнаруживая в своей квартире разные женские штучки. Меня радовал подобный поворот событий, я уже всерьёз подумывал, что пора завязывать с холостяцкой жизнью, и размышлял о том, как романтичней сделать предложение.

Анна сама попросилась ко мне на приём, передав своё пожелание через Лизавету.

Я был крайне удивлён её просьбой, так как раньше никто не проявлял подобного рвения. Я посвятил всю первую половину дня составлению смет на текущий ремонт, поэтому после обеда сам был рад просто побеседовать.

– Лиза, пусть Тегельская зайдёт. – Я положил трубку и стал листать историю болезни новенькой.

Из записей психолога я понял, что она пока не «раскрывалась». Все характеристики сводились к стандартным отпискам вроде: «коммуникабельная, без признаков агрессии, заниженная самооценка…». В анамнезе тоже особенных отметок не наблюдалось. Пока я силился составить для себя примерный образ пациентки, в дверь тихо постучали.

– Войдите!

Я поднял глаза от бумаг и не смог скрыть удивления. Ничего общего с тем затравленным существом и нынешней Анной не наблюдалось. Она быстро шла на поправку. Лицо округлилось, а на щеках появился румянец, огромные ясные глаза больше не были отёкшими. Собранные на затылке в тугой хвост волосы отливали каштаном.

Анна плавно проследовала к стулу и вопросительно посмотрела на меня.

Я понял, что она ждёт приглашения сесть и жестом указал на кресло. В этот раз она не показалась мне худой. Скорее наоборот, в джинсах и футболке я смог без труда разглядеть её вполне округлые формы. Она часто дышала – явный признак волнения, и я не стал напускать на себя серьёзный вид.

– Хорошо выглядите. Уже освоились у нас? Условия здесь хорошие. Я бы сказал – лайт-режим [1]. Уверен, что процесс адаптации не станет болезненным.

– Вы правы, Роман Евгеньевич. Я не ожидала подобного. Особенно мне нравится заниматься с лошадьми. Правда, я ещё не так уверенно всё делаю. Дядя Ваня помогает.

– Научитесь. Итак, вы приехали по собственному желанию? Уверены, что нужна наша помощь?

Я пытался распознать, насколько серьёзны её намерения относительно лечения.

– Нужна. Иначе меня бы здесь не было.

– Всякое бывает. Кого-то по суду отправляют, кого-то опека принуждает.

– Меня – мама…

– Принудила?

– Нет, просто она решила мне помочь.

– А до этого не хотела?

– Хотела. Но мы больше ругались, чем делали что-то конкретное.

– Обычное дело. Ты останешься на год? – Обычно я редко переходил с пациентами на «ты», но в этом случае даже не заметил. – Или…

– Я бы хотела выдержать год. Но пока не знаю.