Пропащая

Я снова кивнул, вдыхая наэлектризовавшийся воздух кабинета, а оставшись один, тут же позвонил в ординаторскую, чтобы уточнить: кто из психиатров собирается вести её. Получив ответ, я распорядился:

– Открепите. Теперь заниматься Тегельской буду я.

Дневник Анны

Здравствуй, дневник.

Я наконец-то придумала, где ты будешь проводить время, пока меня не будет рядом. Специально для тебя я сделала аккуратный надрез с нижней стороны матраса, и теперь ты будешь храниться там. Главное, успевать вовремя тебя прятать. Любопытных много…

Кстати, об этом.

Меня уже замучили вопросами о моей зависимости, все хотят знать, что и как было.

Тему употребления реабилитанты смакуют с удовольствием. Это у них называется «покатать тягу». Каждый вечер все разбиваются на небольшие группки, и понеслось… Наркоманы очень любят вспоминать приходы.

Тишина…

Жгут…

Баян [1]…

И всё – ты уже в другой реальности…

Очень плохо, если в этот момент кто-то потревожит. Они говорят, что кайф тогда будет обломан полностью.

А ещё они рассказывают про какую-то «шизу». Я так поняла, что это – вроде нашего абстинентного синдрома, только у них это сопровождается ещё маний преследования: им кажется, что за ними следят.

Наркоманы немного отличаются от нас.

Гордятся, что ли своей зависимостью?

Алкаши для них – слабаки.

А ну-ка попробуйте пустить один шприц на пять-шесть человек, да и ещё и не зная наверняка, есть ли среди вас «вичевые» [1].

Героизм!

Я не ёрничаю, дневник, просто это всё так преподносится.

В общем, они обсуждают темы, вспоминают прошлые марафоны и смеются. Они почему-то все весёлые. Или это только здесь?

Наша же компания «алконавтов» – нервная. Настроение у всех скачет, давление артериальное мучает, и постоянно хочется, чтобы рядом был стаканчик с кофе. Можно пить, конечно, и воду, но кофе в приоритете. Врачи называют это странным словом «компульсив» [1].

А ещё – еда. Все постоянно голодные. И могут есть и за себя, и за того брата.

Примерно через месяц-два пребывания здесь девчонки-алкоголички поправляются как минимум на 10 килограмм. Мне рассказывали, что одна – даже на тридцать!

Я пока держусь в одной поре, но кто знает, как меня понесёт на волнах реабилитации.

Первые дни я замыкалась, мне казалось, что я не такая, как они. Да и сейчас ещё кажется, только теперь я чувствую сомнения.

Общаюсь разве что с Диной, но она какая-то непостоянная! Бывает, вспоминает дом, детей и говорит, что её место в могиле.

– Ты не представляешь, что я творила! – ноет она. – Я засыпала, когда полугодовалый сын лазил по подоконнику, а окно открыто было. Ужас! Как представлю, что он мог выпасть! Муж у меня – урод: знал, что мне пить нельзя, а сам таскал домой алкоголь. Сидит пивко попивает вечером. А я рядом сижу. Гондон. Он потом смотается на работу, а я – в магазин.

Она про многое ещё рассказывает из прошлой запойной жизни. Но иногда я ловлю себя на мысли, что не слушаю её. Мне неинтересно.

Почему? Не знаю…

Наговорившись, Дина убегает на свидание. Здесь они запрещены строжайше. Но она с этим парнем – кажется, его зовут Саша или Вова? – тырится по кустам, а потом полночи рассказывает мне какой он хороший и, что, возможно, они вместе выйдут из Центра раньше срока. Во всяком случае, он её зовёт. Иногда она вскакивает с кровати, чтобы посмотреть на мою реакцию. И я сонно поддакиваю ей, но почему-то мне её немного жаль.

Хотя…

Не её жалеть надо – себя.

Меня по-прежнему часто посещает безразличие, как будто в душу добавили анестетик. Я даже не могу заплакать, когда психологи пытаются узнать о моём прошлом.

Я аккуратно веду официальный дневник, но я не знаю, что туда писать. Несколько предложений – и всё. В основном о том, как прошёл день: «Были на огороде… Пололи грядки… Заели комары…». А ещё: «Я была на беседе с Олесей, и мы разговаривали о моём детстве, и после я об этом думала…». Или вот ещё: «С девчонками всё складывается хорошо. Все приветливые, и я нашла с ними общий язык. Хорошо, что у нас здесь режим. Я привыкаю быть ответственной…».

Я бы, конечно, могла написать что-нибудь ещё, но мне неохота.

Я как-то видела украдкой, как читают наши дневники. Психолог собрала их утром, присела тут же в коридоре, открыла каждый, расписалась и положила на место.

Дорогой дневник, зато здесь я могу писать всё, даже если это на первый взгляд и не важно.

Реабилитационный центр, или, лучше будет сказать, реабилитация – изматывает. Все от меня чего хотят…

Даже Роман Е., – к которому я напросилась на беседу после Дининых слов скорей из принципа, чем от большого желания – сразу полез в мои чувства. Хотя, признаться честно, отвечать на вопросы ему мне нравится больше, чем всем остальным. Он хотя бы не напоминает мне каждые пять минут, что я – зависимая! Наверное, растрогавшись от такой деликатности, я сказала ему несколько больше, чем планировала изначально.

Может быть, ему не безразлична моя жизнь?

Как думаешь, дневник?

Можно я доверю тебе тайну?

На меня смотрит один парень – Глеб. Я писала о нём раньше. Он был первый из парней, кто заговорил со мной. Он интересный. Смешной, но интересный. У него всегда грустные глаза, даже если он улыбается. Он лезет ко мне с разговорами, но смотрит.

Иногда на группах я ловлю на себе его полный какого-то скрытого смысла взгляд, и мне хочется спросить: «Что ты хочешь?». Но я сдерживаюсь и отвожу глаза.

В моей памяти ещё живы картины из прошлого, когда…

Хотя нет, дневник, я ещё не готова. И не знаю, буду ли готова вернуться туда в воспоминаниях…

Народ за дверями расшумелся, буду заканчивать.

Пока.

До встречи.