Она начала неуверенно и тихо.
Её голос срывался, она то и дело поправляла волосы, вытирала вспотевшие руки о джинсы. Глаза блуждали по комнате, словно она искала возможность подглядеть какой-то невидимый текст и считать с него нужные фразы.
Я же замер, вслушиваясь.
– Папа, привет… Я должна сказать тебе… Верней, хочу сказать… Я очень скучаю по тебе… И злюсь на тебя за то, что ты ушёл. Но… – здесь она запнулась и уставилась в пол. Минуту она молчала, потом на одном выдохе выпалила. – Но с другой стороны, я рада, что ты ушёл. Ты был таким, каким был, но я не могла до тебя достучаться. Почему ты всегда был в своей раковине? Как рак отшельник, ты жил с нами и без нас. Сколько слов ты не сказал мне? Я читала их между строк в твоих редких письмах, но так и не услышала их. Мне так жаль этих долгих дней, растраченных впустую на злость, обиды и даже ненависть. Видишь, как всё вышло…
По мере того, как она погружалась в себя, её взгляд становился мутным от слёз, она перестала обращать на меня внимание и говорила всё подряд так, что иногда я вообще не мог понять смысл сказанного.
Она то обвиняла отца в непонимании, то клялась ему в любви, то проклинала. Её чувства были настолько контрастными и так быстро менялись, что в какой-то момент мне стало страшно: а не перестарался ли я?
Но сеанс я не останавливал.
Анна же уже не говорила, а кричала.
Боль мощной энергией выходила из неё, ударялась об меня с такой силой, что моё тело передёргивало! Её боль плескалась вокруг и рассеивалась по разным углам кабинета.
Она входила в самую сильную стадию катарсиса.
А я просто смотрел…
В этот день я впервые соприкоснулся с тем, к чему не был готов. Я увидел другую сторону объективности – мир субъективного, мир внутренний, неосознанный процесс переживаний.
Красивый и в то же время устрашающий в своей животной первозданности.
Когда Анна обессилено упала на пол, всё ещё пытаясь стучать багровым разбухшим кулачком, я вызвал медсестру и отправил пациентку на постельный режим.
За ними захлопнулась дверь, и только тогда я посмотрел на свои руки.
Они дрожали…
Дневник Анны
Сумбур в голове, хотя с того злополучного сеанса очищения прошло уже полторы недели…
Когда долго находишься наедине с собой – приходиться думать. И я гоняла разные мысли!
Куда меня занесло?
После сеанса у Рома Евгеньевича я пришла в себя только вечером. Хотя, как пришла? Скорей, стала более или менее понимать, что происходит вокруг.
Меня положили на постельный режим и вкололи успокоительное. Оно почти не подействовало.
Выворачивать душу наизнанку, оказывается, очень больно!
До того дня всё, что касалось отца, было у меня где-то глубоко припрятано. И вот прорвалось!
И как теперь с этим жить?
Я хотела только сделать вид, что включилась в процесс – ну, чтобы сделать врачу приятное – а вместо этого… Сошла у ума!
Наш разговор зашёл об отце. Эта тема всегда вызывала у меня смущение…
Отец – большой и сильный…
И он был недосягаем…
На сколько бы сантиметров я не подрастала в год – всё равно не дотянулась бы до него.
Роман Е. попросил меня поговорить с ним. Я заикалась, мучилась, подбирая слова, но начала…
То, что было потом, я вообще плохо помню. Помню, что с каждым новым предложением я всё больше отрывалась от реальности. И в какой-то момент меня не стало…
Осталась только обида, гнев, злость, ярость, любовь и вина. Все эти чувства слились в одну безумную воронку и, смешавшись меж собой, управляли мной.
Я кричала. Наверное, громко… Даже стыдно теперь…
А, может, ну её, эту психореабилитацию!
Слишком глубоко мы полезли.
На группах мне постоянно пытаются доказать, что я смотрю не в том направлении.
Думаю не так!
Вот недавно один из врачей, проводящих у нас группу, стал резко высказываться о нас.
Всё началось, когда одна девушка заявила, что собирается сваливать. И даже пожелала всем нам «успехов» в нелёгком труде в борьбе с зависимостью.
Что тут началось: врача – она, кстати, женщина – прорвало.
Она говорила, что мы – слабаки, что мы – «никто и звать нас никак». «Вы пришли сюда якобы за помощью! – кричала она. – А сами корчите из себя умных и всезнающих. Чёрта-с два вы знаете! Всё, что вы знаете – это где достать наркотик, и в каком месте сейчас наливают!». Она говорила ещё что-то про то, что они тратят на нас своё время, а мы ничего не хотим делать для своего же выздоровления. Потом она, конечно, извинилась – призналась, что погорячилась. Но тишина, повисшая в зале, свидетельствовала лишь об одном – задела!
Психотерапия – удивительная вещь, вроде говоришь ты, а на выходе получается, что совсем и нет. Это установки, предубеждения и страхи диктуют тебе тактику поведения.
Всё это очень странно…
Я столько лет жила с ними, а теперь надо меняться.
А хочу ли я этого?
На каждой группе нам твердят: «Примите свою зависимость!».
А что от этого измениться? Она пройдёт?
Или жить станет легче?
Что произойдёт, если я скажу вслух, что ЗАВИСИМА от алкоголя?