Сашка, ни слова не говоря, вдруг притиснул её к себе и начал целовать! Так грубо и отчаянно, что неясно было: выражает ли он ей страстное чувство или же, напротив, желает намеренно причинить боль? Вдруг осознал, что творит, похолодел и отстранился.
К его изумлению, Анастасия не испугалась и не отвесила пощёчину наглецу, а взяла и… поцеловала его сама. Только осторожно и ласково.
Он оторопел:
– Что Вы… делаете?
– А Вы? – переспросила она.
– Не знаю, – признался Сашка и потёр ладонью лоб, – Простите меня.
– Александр Иванович, на Вас лица нет. Идёмте в дом. Я напою Вас чаем.
– Нет-нет…, – он отошёл на шаг назад, – Мне лучше уйти.
– Куда же Вы пойдёте в таком состоянии?
– Простите, ради бога, Анастасия Генриховна. И забудьте всё, что тут произошло!
…Эх, лучше бы она отхлестала его по лицу! Всё было бы легче. Он бросился бежать прочь.
Анастасия посмотрела ему вслед и прошептала:
– Зачем же забыть? Может, я, напротив, хочу запомнить наш первый поцелуй. Хотя, кажется, он предназначался не мне…
покои великого князя Александра Павловича
Александр вернулся к вечеру. Войдя в апартаменты, он с удивлением обнаружил Надежду Алексеевну, мирно спящую на диване. Цесаревич присел рядом, с удовольствием рассматривая её лицо.
Надя во сне повернула голову и прижалась щекой к подушке. На шее стала видна родинка в виде трехлистика. Ах, что за прелесть эта родинка! Так и хочется её поцеловать. Но Надя, почувствовав его дыхание, проснулась:
– Ваше высочество, простите… Я задремала.
– Надеюсь, хорошо поспали? – благосклонно улыбнулся он.
– Что сказал император? – осведомилась она.
– Вам более не о чем тревожиться. Дмитрий Платонович сегодняшним приказом императора будет освобожден из-под ареста и возвращен на государственную службу.
Надя всплеснула руками от счастья:
– Александр Павлович! Вы – герой! Вы – мой спаситель! Спасибо Вам. Я более никогда не буду сомневаться в Вашей преданной дружбе.
– Ну, перестаньте, – манерно заметил он.
И подумал: «Глупенькая! Ты ещё не знаешь, что возвращение на службу твоего супруга вовсе не означает его возвращения в Петербург. И ты ещё не раз придёшь ко мне просить о снисхождении к его и к своей судьбе…» – и усмехнулся, – «Чёрт возьми, а Константин прав; нужно непременно мстить женщинам за оскорбление! В этом определенно что-то есть. Я никогда бы не получил такого удовлетворения, если бы просто с ней переспал…»
Вечер того же дня
Покои императора Павла
Вечером, подписывая бумаги, Павел натолкнулся на приказ об освобождении князя Хотеновского из крепости в Вильно и направлении его в Мекленбург. Император уверенно поставил под приказом царственный вензель и задумался.
В размышлении он развернул карту Европы и пошарил по ней пальцем.
Герцогство Мекленбург-Шверинское – небольшой пятачок-плацдарм на берегу Балтийского моря. С трёх сторон окружено землями Прусского королевства, а с севера граничит со Швецией, которой принадлежит его часть Померании.
Мекленбург – древнее герцогство-княжество, имевшее, кстати сказать, славянские корни. И, в силу своего местоположения, оно всегда являлось предметом междоусобных войн. Россия уже однажды участвовала в судьбе Мекленбурга при Петре-I. Когда тот захотел разместить там войска перед войной со Швецией, то заключил династическо-политический брак, выдав замуж за герцога Мекленбургского племянницу Екатерину Ивановну.
Павел, глядя на карту, задумчиво почесал подбородок. В Мекленбурге нынче правит Великий герцог Фридрих Франц- I с супругой Луизой Саксен-Готской. Герцогу сорок два года. И в его семье имеются два сына подходящего возраста: старший Фридрих-Людвиг (потенциальный наследник) и младший – Карл.
Павел вызвал секретаря и приказал:
– Максима Алопеуса ко мне!
Максима Алопеуса при дворе за глаза звали «пруссаком» оттого, что он долгое время жил в качестве посла при различных герцогствах Пруссии и был, как никто другой, осведомлен о семейных укладах и личных особенностях всех герцогов этого королевства.
Павел вручил Алопеусу приказ об освобождении Хотеновского и сказал:
– Друг мой, Вы едете немедленно в Вильно. Согласно данному приказу освобождаете из-под ареста находящегося там князя Хотеновского и вместе с ним следуете в Мекленбург. Хотеновский остаётся там выполнять свои поручения, которые для него составлены вот в этом документе, – он протянул Алопеусу следующий конверт, – А Ваша задача будет особенной…
Да, к сожалению, войны имеют особенность сопровождаться заключением браков, в которых одни державы в желании заручиться союзнической поддержкой других, беззастенчиво торгуют дочерьми и сыновьями своих монархов. Таких примеров найдётся немало в истории любого государства.
Павел, вступая в войну с Наполеоном, уже сосватал старшую дочь Сашеньку брату австрийского императора, наивно полагая, что Австрия будет ему обязана. И в отношении Мекленбурга решил пойти по накатанной схеме, а именно, выдать замуж вторую дочь Елену за сына Великого герцога Мекленбургского и тем самым заручиться его поддержкой, а впоследствии иметь право полного распоряжения на территории Мекленбурга.
Именно эта «особенная» миссия была им поручена Алопеусу, который уже на утро выехал из Петербурга в направлении Вильно.
1798 год ноябрь
город Вильно
Дмитрий Платонович обрадовался освобождению, но тут же огорчился, что должен немедленно отбыть в Мекленбург, даже не побывав дома. Он попросил Алопеуса:
– Позвольте, я только отпишу письмо в Петербург супруге; она там, должно быть, с ума сходит. И можем ехать.
Когда они отъехали из Вильно в карете, Алопеус заметил:
– Как трогательно наблюдать Ваши нежные отношения с женой, Дмитрий Платонович. Я-то сам, знаете, никогда не был женат, и, признаться, не собираюсь.
– Напрасно, – улыбнулся Хотеновский, – Я ведь, тоже долгое время не женился и считал всех мужей несчастными рогоносцами или подкаблучниками. Но вдруг влюбился, как мальчишка! Жизнь вокруг изменилась. Стал видеть и чувствовать всё по-другому; как-то более радостно и многоцветно. Должен сказать, любовь приятным образом преображает человека. И с Надеждой Алексеевной я искренне счастлив.
Алопеус скептически улыбнулся краешком рта. Дмитрий Платонович, однако, заметил его усмешку и насторожился:
– Что? Что Вы хотели сказать?
– Я? – изобразил удивление Алопеус, – Нет. Ничего.
– Но я же видел!